Собор

Жена смотрела на меня разинув рот.

— Помолимся, чтобы телефонный звонок не оторвал нас от застолья и не испортил нам обед, — сказал я.

Мы навалились на еду. Съели все, что было на столе. Мы ели так, будто завтра конец света. Никто не произнес ни слова. Мы ели. Жрали. Подмели все подчистую. Вот уж ели так ели. Слепой очень быстро разобрался, где что лежит на его тарелке. Я с восхищением наблюдал, как он ловко орудует ножом и вилкой. Он отрезал кусочек мяса, клал его вилкой в рот, потом отправлял туда же картофель с фасолью и, наконец, отламывал и съедал кусочек хлеба с маслом. Все это он запивал большим глотком молока. Когда ему требовалось, он не стеснялся брать еду руками.

Мы подъели все, включая половину клубничного пирога. Некоторое время сидели как оглушенные. На лицах блестели капли пота. Наконец мы встали. Из столовой вышли, не оглядываясь на грязную посуду. Дойдя до гостиной, плюхнулись на свои прежние места. Роберт и жена сели на диван. Я устроился в большом кресле. Пока они говорили о самом важном, что произошло в их жизни за последние десять лет, мы выпили еще два-три раза. Я большей частью слушал. Изредка все же встревал. Чтобы он не подумал, будто я ушел из комнаты, и чтобы ей не показалось, будто я чувствую себя лишним. Они рассказывали друг другу, что интересного за эти десять лет случилось с ними — с ними! Напрасно я ждал, когда моя разлюбезная женушка скажет: «И здесь в мою жизнь вошел мой дорогой супруг» — или что-нибудь в таком роде. Ничего подобного я не дождался. Зато без конца слушал разговоры о Роберте. Роберт умел все понемногу, эдакий слепой мастер на все руки. Но в последнее время он и его жена распределяли социальные пособия, этим, насколько я понял, и зарабатывали себе на жизнь. Слепой был еще и радиолюбителем. Своим громким голосом он рассказывал о радиолюбителях с острова Гуам, с Филиппин, с Аляски и даже с Таити. Он сказал, что в тех краях, надумай он туда поехать, у него нашлось бы немало друзей. Время от времени он поворачивал ко мне свое бледное лицо, совал руку под бороду и задавал какой-нибудь вопрос. Сколько времени я работаю в этой должности? (Три года.) Нравится ли мне работа? (Нет.) Долго ли я собираюсь оставаться тут? (А куда я денусь?) Когда мне показалось, что слепой начинает выдыхаться, я встал и включил телевизор.

Жена зло посмотрела на меня. Чувствовалось, что вот-вот взорвется. Повернувшись к слепому, она сказала:

— Роберт, у тебя есть телевизор?

Слепой сказал:

— У меня их два, дорогая, — цветной и старый черно-белый. Причем если я включаю телевизор, а делаю я это регулярно, то всегда включаю цветной. Правда, смешно?

Я не знал, что ответить. Мне было абсолютно нечего ему сказать. Никакого мнения на этот счет. Поэтому я молча смотрел программу новостей, вслушиваясь в слова диктора.

— У вас цветной телевизор, — сказал слепой. — Не спрашивайте, как я определяю, — сам не знаю.

— Он у нас уже давно, — сказал я.

Слепой отхлебнул виски. Приподнял бороду, понюхал и отпустил. Выпрямился. Нащупал пепельницу на журнальном столике, поднес зажигалку к сигарете. Откинулся на спинку дивана и скрестил ноги.

Жена прикрыла рот рукой и зевнула. Потянулась. Сказала:

— Пойду наверх переоденусь. Роберт, устраивайся поудобнее.

— Мне удобно, — сказал слепой.

— Я хочу, чтобы тебе было удобно у нас, — сказала она.

— Мне действительно удобно, — сказал слепой.

Когда она ушла, мы прослушали прогноз погоды и спортивные новости. Жены так долго не было, что я засомневался, вернется ли она вообще. Наверно, легла спать, подумал я. Оставаться вдвоем со слепым не хотелось. Я спросил, не хочет ли он еще выпить, и он ответил «конечно». Потом я спросил, хочет ли он покурить травки. Я, мол, только что скрутил сигаретку. На самом деле сигарету с гашишем я еще не приготовил, но как раз собирался.

— С вами за компанию покурю, — сказал он.

— Правильно, черт возьми, — сказал я. — Это дело стоящее.

Я налил виски и подсел к слепому на диван. Затем свернул две большие сигареты. Прикурил одну и передал ему. Поднес к самым его пальцам. Он взял ее и затянулся.

— Задерживайте дым как можно дольше, — сказал я. По всему было видно, травку он курит впервые.

Моя жена спустилась к нам в розовом халате и розовых шлепанцах.

— Чем это пахнет? — спросила она.

— Балуемся травкой, — сказал я.

Жена зверем посмотрела на меня. Затем повернулась к слепому и сказала:

— Роберт, а я не знала, что ты куришь травку.

Он сказал:

— Как видишь, закурил. Все когда-нибудь бывает в первый раз. Только я пока ничего не чувствую.

— Эта штука мягкая, — сказал я. — Слабенькая. Мозги не вышибает.

— Согласен, дружище, не вышибает. — Он засмеялся.

Жена села на диван между слепым и мной. Я протянул ей сигарету с травкой. Она взяла ее, затянулась и вернула мне.

— Кто следующий? — сказала она. Потом добавила: — Зря я курю с вами. И так глаза слипаются. Обед меня доконал. Нельзя так много есть.

— Это все из-за клубничного пирога, — сказал слепой. — Это все из-за него. — Он громко засмеялся. Потом покачал головой.

— У нас еще половина осталась, — сказал я.

— Роберт, хочешь еще клубничного пирога? — сказала моя жена.

— Попозже, — сказал он.

Мы уставились в телевизор. Жена снова зевнула. Потом сказала:

— Я тебе постелила, Роберт, так что, когда захочешь, можешь идти спать. День у тебя сегодня был нелегкий. Ты скажи, если устал. — Она тронула его за руку. — Роберт?

Он очнулся и сказал:

— Я прекрасно провел время. Это гораздо лучше магнитофонных записей, верно?

Я сказал: «Ваша очередь» — и сунул сигаретку в его пальцы. Он затянулся, задержал дыхание и выпустил клуб дыма так, словно курил травку с детства.

— Спасибо, дружище, — сказал он. — Пожалуй, мне достаточно. Кажется, начинает разбирать, — сказал он. И протянул сигарету моей жене.

— И мне тоже достаточно, — сказала она. — Хорош. — Она взяла окурок и передала его мне. — Я посижу здесь с закрытыми глазами. Если, конечно, вам не мешаю, ладно? Если мешаю, так и скажите. А если нет, я посижу здесь с закрытыми глазами, пока вы не захотите спать, — сказала она. — Я тебе уже постелила, Роберт. Твоя комната наверху, рядом с нашей. Мы покажем, когда ты захочешь спать. Ладно, если засну, разбудите. — Она закрыла глаза и тут же заснула.

Программа новостей закончилась. Я встал и переключил телевизор на другой канал. Потом снова сел на диван. Жаль, что жена вырубилась. Ее голова лежала на спинке дивана, рот был открыт. Она пошевелилась во сне, и пола халата соскользнула, обнажив аппетитное бедро. Я потянулся, чтобы поправить халат, но в этот момент взглянул на слепого. Какого черта! Я снова откинул полу халата.

— Скажите, когда захотите клубничного пирога.

— Обязательно, — сказал он.

Я сказал:

— Вы не устали? Может, наверх отвести? На боковую, наверно, пора?

— Еще не пора, — сказал он. — Я останусь с вами, дружище. Если, конечно, не возражаете. Пока вам не захочется спать. Мы ведь так с вами и не поговорили. Как-то неловко, мы с ней совершенно забыли о вас. — Он поднял и отпустил бороду. Потом нащупал свои сигареты и зажигалку.

— Ничего страшного, — сказал я. — Рад, что вы решили посидеть со мной.

Похоже, я и впрямь был этому рад. Каждый вечер я курил травку и сидел внизу, пока не начинали слипаться глаза. Мы с женой почти никогда не ложились спать одновременно. Когда же я все-таки ложился и засыпал, то начинались эти жуткие сны. Иногда я просыпался весь в холодном поту, сердце колотилось как сумасшедшее.

По телевизору показывали что-то о средневековой церкви. Тема, конечно, серьезная. Но хотелось чего-то другого. Я попробовал другие каналы, но они уже не работали. Я извинился и снова включил первую программу.

— Все в порядке, дружище, — сказал слепой. — Я не против. Что бы вы ни смотрели. Всегда чему-нибудь учишься. И учебе этой нет конца. Я и сегодня не прочь узнать что-нибудь новенькое. Слух-то у меня нормальный, — сказал он.