Страница 30 из 32
В ту же осень матрос Алексей Лошкин описал морской берег до реки Алазеи и Годыжинскую протоку дельты Индигирки, а штурман Щербинин и геодезист Киндяков описали Среднюю и Восточную ее протоки.
Отчет о плавании и карту берега от Лены до Алазеи повез в Петербург Алексей Лошкин. На обратном пути этот матрос, исполнявший в экспедиции обязанности офицера, психически заболел и больше в работах отряда участия не принимал.
Весной следующего года Д. Лаптев описал реку Хрому, Киндяков – нижнее течение Колымы и оттуда проехал с описью морского берега до Индигирки, Щербинин описал реку Яну.
С 2 по 27 июня 1740 г, вернувшаяся на «Иркутск» команда и 85 местных жителей пробили пешнями во льду (от 5 до 7 футов толщины) канал длиной около 850 метров. Этот канал вел до открывшейся к тому времени полыньи. Как только «Иркутск» был заведен в полынью, поднялся ветер, взломал льды и бот выжало на мель.
Две недели ушло на разгрузку «Иркутска» и снятие его с мели. Люди работали по пояс в ледяной воде.
Только 31 июля отодвинувшиеся льды позволили «Иркутску» двинуться дальше на восток. Следующим утром прошли реку Алазею, а 3 августа увидели остров и подошли к нему вплотную. Это был остров Крестовский, из группы Медвежьих, названный островом Святого Антония. Не высаживаясь на него, Дмитрий Лаптев прошел к устью Колымы. 8 августа Лаптев отправился дальше на восток, но путь у мыса Большого Баранова был прегражден льдами. Лаптев повернул обратно и 23 августа стал на зимовку у Нижне-Колымского острога.
Маршруты отряда Дмитрия Лаптева в 1740 и 1741 годах по Яникову).
Осенью Киндяков был отправлен для описи верховьев Колымы, а Щербинин в Анадырск для заготовки леса на постройку судов.
29 июня Д. Лаптев еще раз вышел в море. «Иркутск» сопровождали две лодки (длиной 25 футов, шириной 9 футов, осадкой 3½ фута каждая), построенные зимой в одном из притоков Колымы. Лодки под командой Щербинина, с 12 казаками на каждой, плыли впереди бота, отыскивая проходы между льдами и измеряя глубины.
25 июля отряд подошел к мысу Большому Баранову и встретил здесь сплоченные льды. У самого мыса удобной стоянки не нашлось, и отряд отошел назад. 4 августа отряд снова подошел к мысу Большой Баранов. Здесь льды зажали «Иркутск», а люди с лодок едва успели спастись.
На созванном Лаптевым совете было решено дальнейших попыток плавания на восток не производить. 10 августа «Иркутск» вернулся в Нижне-Колымск.
27 октября весь отряд Лаптева вышел из Нижне-Колымска и, сначала на собаках, а потом на оленях, 17 ноября добрался до Анадырска.
В 1742 г. на построенных в Анадырске двух больших лодках отряд Дмитрия Лаптева описал реку Анадырь и осенью по зимнему пути вновь перебрался в Нижне-Колымск. Оттуда Лаптев, по приказанию Чирикова, вступившего в командование после смерти Беринга, отправился с донесением в Петербург, куда и приехал в декабре 1743 года.
При оценке работы отряда Д. Лаптева на первый взгляд кажется, что она не закончена – берег от мыса Баранова до мыса Дежнева остался неописанным. Однако Г. В. Яников совершенно справедливо отмечает следующие обстоятельства:
1. Участок побережья от Лены до устья Камчатки, который должен был описать по первоначальному плану Д. Лаптев, почти равен половине всего протяжения берега (считая от Архангельска), который должны были описать все отряды Великой Северной экспедиции.
2. Фактически всеми отрядами Великой Северной экспедиции были описаны берега от Печоры до мыса Большой Баранов. Из этого протяжения одна треть была выполнена отрядом Харитона Лаптева, другая – Дмитрия Лаптева.
3. Протяженность берега от устья Колымы до устья Анадыря около 2500 километров. Весь этот путь Д. Лаптев, не считая ледовых затруднений, должен был пройти, не приставая к берегу, так как Чукотский полуостров в это время был заселен враждебными к русским «немирными» чукчами[115].
В свете этих положений заслуживает особого внимания то, что после двух неудачных попыток пройти морем на восток от мыса Большой Баранов Дмитрий Лаптев решает пройти с описью от устья Колымы до устья Анадыря по суше. Такой вариант окончания экспедиции Лаптев обдумал еще в 1740 г. во время своей первой зимовки на Колыме.
В своем рапорте Адмиралтейств-коллегии от 14 сентября 1741 г. Лаптев писал:
«А для окончания экспедиции, чтобы связать Северного моря опись с прежде учиненною от Камчатки походом господина капитана командора Беринга описью Восточного или Тихова моря, имею следовать с командою с реки Колымы в Анадырский острог».
Эту работу «с мерой по компасу» в виде сухопутной и речной описи Д. Лаптев и выполнил. Одна эта работа свидетельствует об исключительном понимании и знании Лаптевым нужд географии и картографии северо-восточных окраин России. Одно это решение и его выполнение ставит Дмитрия Лаптева в ряд выдающихся географов XVIII столетия. Такое решение могло возникнуть только у человека с весьма широким кругозором, а исполнение его было по плечу только очень энергичному и настойчивому человеку.
Основные итоги Великой Северной экспедиции
Подводя итоги работ отрядов Великой Северной экспедиции, прежде всего следует отметить, что этими отрядами впервые были положены на карты берега Северного Ледовитого океана от Печоры на западе до мыса Большого Баранова на востоке. Попутно была сделана съемка многих рек, впадающих в Северный Ледовитый океан. Кроме того, Д. Лаптевым была описана река Анадырь, и связаны русские съемки Северного Ледовитого и Тихого океанов.
Вся эта грандиозная работа была основана на инструментальных наблюдениях. Определения широт и измерения высот гор производились квадрантами и градштоками, т. е. инструментами просто угломерными, а не секстанами и другими отражательно-угломерными инструментами. Несмотря на несовершенство приборов и трудность такой работы в арктических условиях вообще, определения широт участниками Великой Северной экспедиции поражают своей точностью. Определения долгот менее точны, и это не удивительно. Ведь хронометров в те времена еще не было, способа определения долгот по лунным расстояниям тогда тоже еще не знали. Разность долгот между отдельными пунктами приходилось рассчитывать по счислению, а мы знаем, как неточно, даже сейчас, счисление при плавании во льдах, требующем частых перемен курсов.
При сухопутной описи определение пройденных расстояний было несколько точнее, тем более что некоторые из штурманов измеряли расстояния мерной цепью или линем.
Другой причиной, снижавшей точность съемки береговой черты, являлось то обстоятельство, что производить съемку по суше приходилось ранней весной. А в это время при пологих берегах трудно устанавливать, где кончается берег и начинается море.
Узкие проливы между низменными островами или между островами и материком ускользали из внимания. Летом при морской описи мешали льды и постоянные туманы, а прибрежные мелководья не позволяли подходить близко к берегу. Так, Дмитрию Лаптеву при плавании от Святого Носа до Алазеи из-за мелководья приходилось так далеко уходить в море, что берег терялся из виду.
Кроме описи берегов, отряды Великой Северной экспедиции во время своих походов собрали много ценных материалов: по приливам, течениям морским льдам, метеорологии, геологии, этнографии[116].
В связи с Великой Северной экспедицией любопытно отметить также следующее обстоятельство. В экспедиции Беринга – Чирикова и в экспедиции Шпанберга принимало участие много перешедших на русскую службу иностранцев. В экспедиции Шпанберга, например, судами командовали: Шпанберг, Вальтон и Шельтинг. В Великой же Северной экспедиции, как мы видели, из перешедших на русскую службу иностранцев участвовал, и то недолго, только Ласиниус. Все остальные участники были коренными русскими моряками. Возможно, что это произошло потому, что на Крайнем Севере ожидались наибольшие трудности и наименьшие возможности сыскать славу и получить награды.
115
Г. В. Яников. Великая Северная экспедиция, Географгиз, 1949.
116
К сожалению, оригиналы донесений и карт участников экспедиции были в связи с предлагавшейся новой северной экспедицией перевезены в 1754 г. из Петербурга в Тобольск и здесь сгорели в 1788 г. во время большого пожара. Копии многих этих документов сейчас находятся в ленинградских архивах.