Архангелы и шакалы

Утром пришла хорошая весть. Из Вади-Хальфы вернулся муж женщины, которую мы осматривали в садике, когда Газы проделывал свои гимнастические трюки. Он прибежал, рассыпаясь в благодарностях. Глаза его светились радостью. Хотя мы и мало сведущи в медицине, но оказались правы: это был аппендицит. Когда женщину привезли в Вади, врачи сразу положили ее на операционный стол. Оказалось, что она подоспела чуть ли не в последний момент. Через несколько часов было бы уже поздно. Не удивительно поэтому, что нас распирала гордость. Молодой нубиец видел женщину после операции, она чувствовала себя хорошо, не было никаких болей, а врачи сказали, что через неделю она вернется домой. Мы добились успеха. Дело не только в том, что укрепилась вера в наши способности и слова, – мы достигли большего, убедив людей, что в случае тяжелой болезни спасения следует искать в больнице. Эта истина отнюдь не очевидна для жителей Фараса.

Мне рассказывали, каких высот достигает порой домашняя традиционная медицина здешнего населения; это вам не заклинания или шаманство старух, которые встречаются, разумеется, здесь, так же как они встречаются и в польских деревнях. Иногда это подлинная мудрость. Говорили, что нубийцы не боятся скорпионов. Редко бывает, чтобы отвратительное насекомое ужалило кого-либо из местных жителей, но даже когда это случается, то не влечет за собой никаких тяжелых последствий. Почему? Вот что я узнал. За достоверность не ручаюсь, но рассказывал мне об этом человек, хорошо знающий здешние края.

Итак, когда нубийскому младенцу уже около года, его родители отправляются на поиски скорпиона. Долго искать не приходится. Но это должен быть маленький, молодой скорпион, у которого еще небольшой запас яда. Найдя такого скорпиона, родители кладут его в постель ребенка и следят, чтобы скорпион не сбежал. Они ждут до тех пор, пока скорпион не ужалит дитя. Ребенок хворает после этого день или два, но смерть ему не грозит, так как скорпион был очень молод. Эту же процедуру повторяют, когда ребенку исполняется восемь или девять лет, но и скорпион должен быть тогда несколько старше и более ядовит. В третий раз это проделывают, когда ребенок подрастает и ему уже около 15 лет. Тогда выбирают более крупного, хотя и не совсем еще взрослого скорпиона. Пройдя смолоду через три такие «прививки», нубиец приобретает иммунитет против яда этой пакостной твари. Так мне рассказывали, но не знаю, верно это или нет. Не подлежит, однако, сомнению, что нубийцы не боятся скорпионов, и никогда не приходилось слышать, чтобы кто-либо из них серьезно занемог от их укуса. Другое дело змеи. Они опасны для всех, а в Нубии их очень много.

Итак, день начался с хорошей вести. Позднее, около полудня, в наш лагерь приехали американцы – археологи, работающие в 30 километрах ниже по Нилу, в местности Гебель-Адда, находящейся уже на территории Египта. Всего прибыло 14 американцев во главе с доктором Миллетом из Американского исследовательского центра в Каире. Все молодые, веселые, смеющиеся, но исполненные глубокого уважения к профессору Михаловскому и к работе поляков. Миллет, 28-летний мужчина, худощавый, с военной выправкой, не отходил от профессора ни на шаг, внимательно прислушиваясь к его словам и задавая ему множество вопросов. Американцы встретили искушенного домохозяина и прирожденного дипломата. Поэтому им не сразу показали церковь и фрески. Сперва состоялся ленч, во время которого впервые за много недель был снят запрет на спиртные напитки. Гостям дали изрядно выпить, а так как все они оказались людьми со здоровой печенью и не избегали спиртного, то атмосфера стала вскоре по-настоящему сердечной. Произносились тосты, все очень сдружились, и наш глинобитный домик наполнился гомоном, который был бы больше под стать уютной квартире в Варшаве, где празднуется какое-нибудь семейное торжество, чем глинобитным стенам, привыкшим к атмосфере напряженной работы или тихих вечерних бесед.

Лишь после того, как все поближе познакомились друг с другом, вся компания отправилась на холм. Слегка подвыпившие американцы (среди них, впрочем, были двое немцев, двое швейцарцев, двое англичан и даже одна женщина с Ямайки) вели себя шумливо, их смех раздавался далеко, и привыкшие к тихому образу жизни поляков нубийцы смотрели на них с удивлением. Американцы смеялись, шутили, много фотографировали. Они выглядели, словно беззаботные люди, отправившиеся на воскресный пикник за город, а не как серьезные археологи. Это впечатление усиливалось от того, что среди них находились три девушки, из коих две были очень миловидны. Древняя церковь еще никогда не видела ничего подобного, по крайней мере после раскопок. Гости были молоды и, казалось, совершенно равнодушны к почтенным памятникам старины.

Но так продолжалось лишь до тех пор, пока развеселое шествие во главе с профессором Михаловским не добралось до церкви. Когда мы вошли внутрь и на заокеанских гостей глянули лица богоматери и епископов, шум сразу оборвался, будто его рукой сняло. Веселье сменила сосредоточенность. В полной тишине гости внимательно прислушивались к каждому слову Михаловского, как если бы он сам был одним из фарасских епископов. Они были похожи теперь не на участников пикника, а на слушателей каких-нибудь воскресных курсов... Когда Михаловский кончил свои пояснения и повел гостей осматривать все памятники древности – церковь, монастырь, епископский дворец и гробницы, они разделились на группы и окружили отдельных участников нашей экспедиции: коптологи – Якобельского, египтологи – Марциняка, архитекторы – Остраша. Доктор Миллет не отходил от профессора. Американцы не уставали спрашивать. Когда мы вернулись с холма в лагерь, гости продолжали засыпать поляков десятками вопросов. Они были явно ошеломлены великолепием находок, сделанных поляками. И одновременно всячески старались выразить им свое почтение. Это было приятно, волнующе и наполняло нас гордостью. Стоило только посмотреть на выражение лица Стефана или Антона!

Завершающий удар самоуверенным американцам был нанесен вечером. И нанес его слепой случай. Мы проводили гостей к берегу. Прощание было сердечным и продолжалось долго. Солнце зашло, и, как всегда бывает в этой части света, сразу наступил полный мрак, черная африканская ночь. Наконец американцы сели в свои моторные лодки и оттолкнулись баграми от берега, чтобы не повредить винтов, а затем стали запускать двигатели. Одна попытка, вторая, третья, десятая... Никаких результатов! Двигатели, которые дергали веревками (чтобы запустить двигатель моторной лодки, его дергают веревкой), даже не фыркнули. Обе лодки были уже далеко от берега, и течением их стало уносить на север. Они плыли, таким образом, в нужном направлении, но бездействие двигателей не позволяло управлять рулем. Положение становилось угрожающим: темнота, стремительное течение Нила, беспомощные, не имеющие навигационного опыта археологи. Что делать? Якобельский, Непокульчицкий и Мохаммед помчались бегом домой. Понтон! Только наша надежная шлюпка, похожая на проколотый воздушный шар, – только она могла помочь в этом положении. А тем временем остальные поляки, собравшиеся на берегу, поднимали вверх керосиновые лампы и карманные фонарики, стремясь помочь оказавшимся в руках слепой судьбы гостям, которые дрейфовали в темноте и никак не могли запустить двигатели. Так продолжалось довольно долго. Обе лодки были уже на середине реки. Несмотря на усилия гребцов, их унесло далеко вниз по течению реки. Американцы работали веслами как одержимые, ибо пока лодки не отплыли слишком далеко, они могли еще остаться и заночевать у нас. Но если бы они дали течению унести себя, то очутились бы в темноте, не имея шансов добраться до Гебель-Адда или вернуться в Фарас. И, что хуже всего, нарушили бы тем самым пограничные правила. Отплывая от нас, они должны были зарегистрироваться на пограничном посту, находящемся на противоположном берегу. Если бы они этого не сделали, то поставили бы себя и поляков в весьма затруднительное положение. Суданская пограничная стража согласилась на то, чтобы американцы посетили нас без виз, выражая этим свое доверие к польской экспедиции, но они могли бы не поверить в историю с испорченными двигателями.