Страница 118 из 146
Орден Святого Георгия 2-й степени, не говоря уже о высшей, 1-й степени, не решались испрашивать и возлагать на себя всероссийские императоры-самодержцы и члены Императорской фамилии, хотя многие из них имели Георгия 4-й степени за военные заслуги. Если не считать, разумеется, Императрицу Ека-
терину II Великую, при которой была утверждена эта награда, "и Императора Александра II Николаевича, удостоенного Георгия Нксшей степени в честь столетия этой орденской награды Российской державы.
й'у Получил Николай Николаевич и почетное добавление к сво-'ёй фамилии, став на времена вечные Муравьевым-Карским. Такой исторической почести в свое время заслужили славными Победами А.В. Суворов, М.И. Голенищев-Кутузов, П.А. Румянцев, А.Г. Орлов, Г.А. Потемкин, В.М. Долгоруков, И.Ф. Паске-вич, И.И. Дибич...
4 Покорению турецкой твердыни за Кавказским хребтом посвятил прекрасные строки поэт И.С. Никитин, написавший стихотворение «На взятие Карса». А великий русский композитор М.П. Мусоргский сочинил воинский марш «Взятие Карса», ставший популярным в русской армии...
' Успех под Карсом стал толчком для новых полководческих задумок. Теперь уже в военной кампании будущего, 1856 года. Кавказский главнокомандующий начал разработку смелого по замыслу похода через всю Анатолию на Стамбул. Поход мыслился как стратегическая наступательная операция. Муравьев-Карский, 'его ближайшие помощники и единомышленники верили в возможность такого дерзкого, стремительною удара по столице вражеского государства.
- ‘ Существует много мнений о реальности планировавшегося прорыва русской армии через Анатолию к проливам Босфор и Дарданеллы. Всех их просто не перечесть. Но, по крайней мере, воины-кавказцы верили в успех такого военного похода. Они верили "и в полководческий талант генерала от инфантерии Н.Н. Муравьёва-Карского.
Как знать — удайся такое, и многое было бы по-другому в ^финале Восточной (Крымской) войны. Но история, как и обыденная жизнь, не любит сослагательного наклонения. Похода на Царьград в кампании 1856 года не случилось — начались мирные Переговоры.
В целом война закончилась для России безрадостно. Карская Победа просто не могла «перевесить» в умонастроении народа и "Зарубежном общественном мнении до боли обидное для нас поражение под Севастополем. Открыть боевые действия в наступательном духе весной следующего года полководцу Муравьеву-Карскому не удалось. 12 февраля 1856 года начал свою работу
Парижский мирный конгресс, который подвел черту под войной коалиции европейских держав против Российской империи.
Представителям России в Париже — графу А.ф. Орлову и барону Филиппу фон Бруннову, опытным отечественным дипломатам, противостояли делегации Великобритании, Франции, Австрии, Пруссии, Сардинии и Турции. Героическое поведение защитников Севастопольской морской крепости и покорение неприступного Карса требовали от союзников уважительного отношения к Российскому государству.
По поводу состоявшихся во французской столице мирных переговоров подполковник Генерального штаба Аверьянов в своих записках со всей справедливостью замечал:
«Против неудач наших на Дунае и в Крыму одни только трехлетние победы и успехи кавказских войск в Азиатской Турции могли быть поставлены на весы на Парижском конгрессе, на котором так страдала вековая военная слава и народная гордость России... Все завоевания кавказских войск... в несколько десятков раз превосходившие занятое союзниками пространство в окрестностях Севастополя и Кинбурна, были той ценой, которую России пришлось заплатить за возвращение Севастополя».
Если выразиться короче и проще, то за столом парижских переговоров сухопутную крепость Карс обменяли на морскую крепость Севастополь. Такой обмен договаривающиеся стороны нашли равноценным. С той лишь существенной разницей, что обладание главной базой русского Черноморского флота обошлось англичанам и французам во много раз дороже, чем кавказским войскам покорение Карской крепости.
Такое соотношение в истории и не забудешь, и не утаишь...
ОПАЛЬНЫЙ ПОЛКОВОДЕЦ
В том же 1856 году генерал от инфантерии Николай Николаевич Муравьев-Карский, полководец в зените славы, по личному прошению был уволен от должностей царского наместника на Кавказе и главнокомандующего Отдельным Кавказским корпусом.
На его место Император Александр II назначает генерала от инфантерии князя Александра Ивановича Барятинского. Самодержец подписал прошение об отставке с легким сердцем: ни он, ни его отец, Император Николай I, не питали особых симпатий к
Муравьеву, вынужденно терпя генерала на столь ответственном посту царского наместника на дышащем войной Кавказе.
Однако очевидная для многих неблагодарность к истинному герою Крымской войны могла навредить царскому двору. Ибо не только в простом народе, но и в самых широких общественных и военных кругах прекрасно понимали, что Россия, проиграв Восточную войну под Севастополем, выиграла ее на Кавказе под Карсом. Официальному Санкт-Петербургу с таким мнением приходилось считаться.
Отставного героя назначают членом Государственного совета Российской империи. Само по себе такое назначение являлось большой честью, наградой за труды на ратном поприще.
А еще через два года Муравьева-Карского ставят во главе комиссии, учрежденной для расследования злоупотреблений во время Крымской кампании. Ход проведенного расследования лишний раз засвидетельствовал, что Николай Николаевич и здесь проявил себя человеком безупречной честности и порицавшим любое лихоимство со стороны самых высокопоставленных лиц.
Последней военной должностью кавказского полководца Н.Н. Муравьева-Карского наделили в 1861 году. Высочайшим Императорским указом Самогитский гренадерский полк получил нового шефа, именем которого полку можно было только гордиться...
Сослуживцы героя Карса стали для нас теми современниками, которые наиболее правдиво, достоверно составили словесный портрет Николая Николаевича Муравьева-Карского. По ним лучше всего судить о неординарной личности одного из выдающихся полководцев войн России на Кавказе. Приведем только три из многих свидетельств.
Генерал Д.Е. Сакен, бывший при Муравьеве начальником штаба Отдельного Кавказского корпуса, оставил самые теплые, даже несколько восторженные воспоминания о личности главнокомандующего русскими войсками в Кавказском крае. В 1874 году в журнале «Русская старина» он писал:
«Всегда любовался я блистательною неустрашимостью Николая Николаевича Муравьева, невозмутимым спокойствием и стройностью действий состоявших под начальством его войск, которые имели к нему полную доверенность. В минуту самой жестокой бойни — под картечным огнем, в штыковой работе, был он весел и любезен более, нежели в другое время... Приехав в 1855 году
на Кавказ, он собрал там 16 тысяч войск, не потребовав от казны ни денег, ни оружия, ни пороху, довольствуясь тем, что застал. Нравственным влиянием удержал Шамиля, пребывавшего в бездействии в горах во все время войны, когда малейшее предприятие его было бы для нас пагубно...
Имя Николая Муравьева светлыми чертами отмечено в летописях России. Служить на пользу Отечества личным трудом многие десятки лет с такой любовью и самоотвержением едва ли всякий может!»
Лечивший («пользовавший») кавказского главноуправляющего врач И.И. Европеус в том же журнале «Русская старина» засвидетельствовал иное о личности генерала от инфантерии Муравье-ва-Карского:
«Он избегал всякой роскоши, спал обыкновенно в своем кабинете, на соломенном тюфяке, накрываясь шинелью. Вставая довольно рано, он выходил к утреннему чаю в той же шинели внакидку; так принимал и у себя в кабинете не только своих адъютантов, но и штаб-офицеров, являвшихся к нему по службе. Стол его был русский, сытный и несложный, к обеду подавали, да и то не всегда, по бутылочке белого и красного вина, но сам Николай Николаевич почти ничего не пил, был страстный охотник попариться, но умел переносить и жесточайший холод. В самые трескучие морозы он прогуливался в одном сюртуке и не любил изнеженных маменькиных сынков, увидев на ком-нибудь из офицеров шинель с бобровым воротником, делал замечание, что-де шинель — роскошь для солдата, что он сам шинели с бобровыми воротниками не нашивал.