Голоса с улицы

Хедли беспомощно развел руками.

– Но как? Господи, сейчас не время уходить – ребенок вот-вот родится.

– Разве ты ничего не отложил?

– Пару сотен долларов на больничные расходы.

Это действительно было не бог весть что, к тому же Хедли не знал, сколько в точности осталось.

– А ты не можешь попросить у матери?

– Ненавижу писать письма на Восточное побережье. Я хочу справиться сам… напишу ей, только если деньги нужны будут позарез.

Дейв задумался.

– Как твоя сестра? – он порылся в памяти. – Что сталось с Салли? Не видел ее со школы.

– Она вышла замуж. Живет в Беркли. Я абсолютно уверен, что не попрошу у них денег, – Хедли сердился и с каждой минутой все больше выходил из себя. – Ты никогда не знал Салли – ты не видел ее ни разу в жизни.

– Она всегда вертелась где-то рядом, – мягко возразил Дейв. – Господи, я знал твоих мать и сестру – я знаю их с одиннадцатого класса.

– Ладно, – промямлил Хедли, желая закрыть тему. Его тошнило при мысли, что грязный, неряшливый Дейв Гоулд знает его сестру, что Дейв и его сестра вообще живут в одном мире. – Если что, я могу взять из своей страховки, – разумеется, он уже брал оттуда деньги и теперь сомневался, что это было оправдано. – Могу даже занять у Фергессона… Он одалживал мне сотню баксов на свадьбу.

– Гроши, – в отвращении проронил Дейв. – Наверное, вычел их потом из твоей зарплаты?

– А как бы он еще получил их обратно?

Дейв выбил трубку в пепельницу и достал кисет из кармана своих мешковатых брюк.

– Черт возьми, если б мы только могли объединить вас в профсоюз, мелкобуржуазные «белые воротнички». Вас же, поди, миллионы, но вы стараетесь не выделяться… Огромная недифференцированная масса. Я вижу, как в воскресенье вы мчитесь по шоссе на своих проклятых машинах, выезжая за город на пикник. Вижу, как вы выстраиваетесь в очередь у кассы, приводя детишек в кино. Вижу, как ваши жены таскают корзинки в супермаркетах. Но, черт бы вас побрал, вы никогда не ходите на профсоюзные собрания.

Эллен ненадолго выглянула в проем кухонной двери.

– Ужин готов. Стюарт, принеси стулья и поставь карточный стол. Ты знаешь, где лежат скатерть и столовое серебро.

Хедли встряхнулся.

– Конечно, – вяло сказал он. Он отправился за ящиком со столовым серебром, которое его родители подарили им на свадьбу: за всю долгую совместную жизнь супруги Стюарт Хедли и Эллен Эйнсуорт пользовались им от силы раз шесть.

Когда он осторожно переносил грязную посуду со стола на кухню, Эллен преградила ему путь.

– Надеюсь, ты гордишься собой, – злобно сказала она. – Сидел, не ел ничего, а только бычился, как мальчишка.

В гостиной Дейв и Лора о чем-то спорили. Хедли уловил нотку раздражения в их голосах: неужели он и впрямь испортил вечер? К ним нечасто приходили его старые школьные друзья, и он любил встречаться с Дейвом – несмотря ни на что, невзирая на Лору.

– Прости, – буркнул он. – Я сегодня не в настроении.

– Ты вечно не в настроении, – осуждающе прошипела она и отодвинулась в сторону, чтобы он мог поставить тарелки на подставку для сушки. – Если ты не будешь вести себя прилично, – ее слова заглушил звон посуды: Хедли доставал из буфета тарелки для яблочного пирога и мороженого, – я заставлю тебя! Разве ты не видишь, что это несправедливо по отношению ко всем?

Хедли вскипел.

– Это несправедливо по отношению ко мне. Что я должен делать: включать и отключать эмоции, как ты включаешь и выключаешь духовку? Ладно, – он начал соскабливать с противня горячие осклизлые куски мокрого пирога и раскладывать их по блюдцам, – буду смеяться и травить анекдоты – ты этого хочешь?

Она взглянула на него с болью и возмущением, а затем развернулась и побрела к холодильнику за мороженым. Захлопнув холодильник, с размаху грохнула рядом с пирогом квартовый пакет. Когда Хедли оглянулся в поисках большой ложки, Эллен уже вышла из кухни и вернулась в гостиную, где сидели Дейв и Лора.

Оставшись один, Хедли молча зачерпнул из картонного пакета растаявшее мороженое и выплеснул его на пирог. Эллен не хватило ума поставить мороженое в морозилку: холодные липкие ручейки потекли по запястьям, манжетам и рукавам. Хедли схватил две тарелки и с обреченным видом направился в гостиную.

Эллен снова приперла Хедли к стенке, когда он пошел взглянуть на кофе: пришлось выслушать ее короткую, но бурную и отчаянную тираду.

– Мне плевать, как ты себя чувствуешь. Меня тошнит от твоего нытья и хныканья: вечно у тебя какие-то проблемы, – Эллен трясло, когда она ставила грязные десертные тарелки в раковину. – Боже, это мороженое из бакалеи просто ужасное! Не будь мы все время на мели, мы могли бы купить в аптекарском магазине ручную упаковку, – на посуду с шумом обрушилась вода. – А у тебя даже не хватило ума поставить его в морозилку.

– Ох, – вздохнул Хедли, наконец вспомнив: это была его вина. Он принес мороженое домой и по рассеянности положил его на дно холодильника к яблокам и апельсинам. – Знаешь, а ты ведь могла бы сама купить его сегодня днем, когда ходила по магазинам, – сказал он в свою защиту. – Взяла бы из денег на хозяйство.

Эллен следила за тем, как он собирает кофейные чашки.

– Из каких еще денег на хозяйство? Ты же вынес все до последнего цента, и прекрасно об этом знаешь. В тот раз, когда напился, загремел в тюрьму и явился домой только наутро. Когда подрался и сбил с ног того мужика.

– Давай не будем вспоминать об этом.

– Ну конечно, давай не будем. Не будем вспоминать, что ты посеял целых тридцать долларов, а то и больше. Не будем вспоминать, что тебя задержали и посадили в камеру и что ты вернулся домой только на следующее утро. Не будем вспоминать, что я чуть умом не тронулась от переживаний.

Послеобеденный кофе пили в гнетущей тишине.

– Что ж, – наконец сказал Дейв Гоулд, играя с блюдцем, – думаю, нам скоро пора выдвигаться.

Лора заверещала, как попугай:

– Только после мытья посуды! Прежде чем уйти, гости обязаны вымыть посуду.

Эллен безразлично теребила чашку.

– Ничего страшного, – она даже не подняла взгляд. – Не бери в голову.

– Но как же… – Начала Лора.

– Оставлю до завтра. Посмотрю немного телик и лягу спать, – Эллен машинально улыбнулась Лоре. – Но все равно спасибо.

Пока Дейв и Лора неуклюже натягивали на себя пальто, Хедли сверился с наручными часами. Оказалось, что уже позднее, чем он думал: почти одиннадцать. Наверное, все закончилось, но еще оставался шанс поймать удачу за хвост.

– Знаешь, – сказал он Дейву, – я поеду с вами, хорошо? Вы ведь на машине?

Они зашагали по темному, пустынному тротуару, громко стуча каблуками в ночной тишине.

– Думаю, тебе лучше вернуться, – завопила Лора. – Не то доведешь жену до белого каления.

Хедли промолчал. Он терпеливо стоял возле машины, пока Дейв искал в кармане ключи. У Гоулда был старый обшарпанный кадиллак – груда ржавого металлолома с выпирающими углами, похожая на танк времен Первой мировой. Дейв отпер двери, и они со скрипом распахнулись. В салоне воняло пивом, влажной обивкой и горелым маслом. Хедли отодвинул груду старых журналов, подушки и пару шишковатых картофелин, выпавших из хозяйственной сумки. Он уселся на заднем сиденье, у окна, и поставил ноги на пружины, торчавшие из переднего. Через минуту к нему с кряхтеньем подсел Дейв.

– Лора поведет, – пояснил он. – Ночью паршиво вижу, – он закурил трубку, которая трещала и светилась в темноте, точно далекая фабрика. – Устраивайся поудобнее… Придется подождать, пока двигатель разогреется.

Лора орудовала рычагами на водительском сиденье. Двигатель чихнул и затарахтел, а затем перешел на яростный рев, отражавшийся эхом по всей улице. Хедли стал задыхаться от поднявшихся паров: его окружило облако синего газа – едкого, густого и тошнотворного. Кузов дрожал и вибрировал; двигатель осекся, заглох, потом снова завелся и наконец спокойно заработал.