Страница 188 из 191
Я вдруг осознал, что ветер, дувший мне в спину, стих, хотя гром продолжал греметь и взрываться, а сверкающие молнии отбрасывать передо мной пляшущие тени.
Я подумал о другом разе, когда я увидел Единорога — при эксгумации тела Отражения Каина, в день, когда я проиграл схватку с Жераром. Я подумал о слышанных мной рассказах… не мог ли он и в самом деле помочь нам Единорог?
Единорог сделал шаг вперед и остановился. Он был таким прелестным существом, что я как-то приободрился от одного его вида. Он, однако, возбуждал своего рода щемящее чувство. Красота его была столь совершенна, что ее следовало принимать в целых дозах.
И я каким-то образом мог чувствовать неестественный разум в этой голове. Я очень сильно хотел прикоснуться к нему, но знал, что не могу.
Он бросил кругом взгляд, глаза его случайно остановились на мне и я отвел взгляд, если бы смог. Это было, очевидно, невозможно, и я ответил на этот взгляд, в котором было понимание, до которого мне было не подняться. Впечатление было такое, словно он все знал обо мне, и в этот же миг постиг все недавно пережитое мной: видя, понимая, возможно, сочувствуя. На мгновение я почувствовал, что увидел там отразившееся от жалости и сильной любви — и, наверное, оттенок юмора. Затем голова его повернулась и взгляд прервался. Я невольно вздохнул. В тот момент мне почудилось, как при вспышке молнии что-то сверкнуло на его шее.
Он приблизился еще на шаг и теперь смотрел на толпу моих родственников, к которым я двигался. Он опустил голову и издал тонкое ржание, топнув по земле правым передним копытом.
Я почувствовал рядом с собой Мерлина. Я подумал о том, что я потеряю, если все это кончится здесь.
Он сделал еще несколько танцующих шагов, вскинул голову и опустил ее. Казалось, ему не по душе мысль приблизиться к такой большой группе людей.
При следующем его шаге я снова увидел сверкание, и опять. Крошечная искорка красного сияла сквозь его шерсть, чуть пониже шеи. Он носил Камень Правосудия. Как он его вновь обрел? Я понятия не имел. И это не имело значения. Если он просто предоставит его, я чувствовал, что могу сломить грозу — или, по крайней мере, защитить нас от этой ее части, пока она минует.
Но одного того взгляда было достаточно. Он больше не обращал на меня внимания. Медленно, осторожно, словно готовый стремглав унестись прочь при малейшем беспокойстве, он подошел к месту, где стояли Джулиан, Рэндом, Блейз, Фиона, Льювилла, Бенедикт и несколько вельмож.
Мне тогда бы следовало сообразить, что происходит, но я не сообразил. Я просто следил за движениями гладкого животного, когда он находил себе дорогу вперед, проходя по периферии группы.
Он снова остановился и опустил голову, затем тряхнул гривой и упал на передние колени. Камень Правосудия свисал с его витого золотистого рога. Кончик его рога почти касался лица того, перед которым он опустился на колени.
Я вдруг увидел перед своим мысленным взором лицо отца в небесах, и его слова вернулись ко мне: «С моим уходом проблема наследования переходит к вам… У меня нет иного выбора, кроме как оставить это на роге Единорога.»
По группе пробежал ропот, и я понял, что эта мысль, должно быть, пришла в голову и другим. Единорог, однако, не шелохнулся при этом беспокойстве, а остался мягкой белой статуей, казалось, даже не дышавшей.
Рэндом протянул руку вперед и снял Камень с его рога. До меня донесся его шепот:
— Благодарю тебя, — сказал он.
Джулиан вынул свой меч из ножен и, опустившись на колени, положил его к ногам Рэндома. Затем Блейз, Бенедикт, Каин, Фиона и Льювилла. Я подошел и присоединился к ним. Так же поступил и мой сын.
Долгое время Рэндом стоял молча.
— Я принимаю вашу присягу, — наконец, сказал он. — А теперь вставайте, все вы.
Когда мы поднялись, Единорог повернулся и стремглав унесся по склону вниз, в несколько мгновений скрылся из виду.
— Я никак не ожидал, что произойдет что-нибудь подобное, — проговорил Рэндом, все еще держа Камень на уровне глаз. — Корвин, ты можешь взять эту штуку и остановить ту грозу?
— Он теперь твой, — ответил я. — И я не знаю, насколько обширно это волнение. Мне приходит в голову, что в своем нынешнем состоянии я не смогу продержаться достаточно долго, чтобы сохранить нас всех в безопасности. Я думаю, что это должно стать твоим первым актом царствования.
— Тогда тебе придется показать, как с ним работать. Я думал, что для осуществления настройки нужен Лабиринт.
— Думаю, что нет. Бранд указывал, что личность, уже настроенная, может настроить другую. Я с тех пор немного поразмыслил над этим и считаю, что знаю, как к этому подойти. Давай отойдем куда-нибудь в сторонку.
— Ладно. Пошли.
В его голосе и осанке уже появилось что-то новое. Неожиданная роль, кажется, немедленно начала совершать свои изменения. Я гадал, каким королем и королевой станут он и Виала. Слишком много. Мой мозг чувствовал себя разъединившимся. Слишком многое случилось слишком недавно. Я не мог вместить все последние события в один кусок мышления. Я просто хотел уползти куда-нибудь и спать круглые сутки. Вместо этого я последовал за ним, к месту, где все еще тлел небольшой костер.
Он разворошил угли и подбросил в него дюжину палок. Затем уселся поближе к нему и кивнул мне. Я подошел к нему и сел рядом.
— Насчет этого королевского дела, — сказал он. — Что мне делать, оно застало меня совершенно неподготовленным.
— Делать? Вероятно, очень хорошую работу.
— Как ты думаешь, было очень много недовольных?
— Если и были, то не проявились. Ты был хорошим выбором, Рэндом. В последнее время столько всего произошло… Отец в самом деле служил нам каменной стеной, может быть, больше, чем было благом для нас. Трон явно не сахар. У тебя впереди немало тяжелых трудов. Я думаю, многие пришли к пониманию этого.
— А ты сам?
— Я хотел его только из-за Эрика. Я то время я не понимал этого, но это правда. Он был выигранной фишкой в игре, в которую мы играли. Целью вендетты, в самом деле. И я убил бы его ради него. Теперь я рад, что он нашел другой способ умереть, у нас с ним было больше сходства, чем различий. Это я тоже понял лишь много позже. Но после его смерти я все время находил причины, чтобы не занимать трона. Наконец, до меня дошло, что он был тем, что я действительно не хотел. Нет. Ты желанен на нем. Правь хорошо, брат. Я уверен, что так будет.
— Если Эмбер еще существует, — сказал он спустя некоторое время. — Ладно. Давай займемся этим делом с Камнем. А то гроза, кажется, подходит неудобно близко.
Я кивнул и взял Камень из его пальцев. Я держал его за цепь, с огнем костра позади него. Свет проходил сквозь него. Его внутренности казались четкими.
— Нагнись поближе и гляди в Камень вместе со мной, — указал я.
Он сделал это. Пока мы оба всматривались в Камень, я велел ему:
— Думай о Лабиринте.
И сам стал думать, стараясь вызвать в памяти его петли и витки, его бледные пылающие линии. Я, казалось, заметил легкий изъян неподалеку от центра Камня. Я рассматривал его, думая о поворотах, изгибах, вуалях… Я вообразил ток, лившийся через меня каждый раз, когда я пробовал пройти этим сложным путем.
Несовершенство в Камне стало более отчетливым. Я наложил на него свою волю, вызывая его во всей своей полноте, четкости, когда это произошло, ко мне пришло знакомое ощущение. Это было то, которое пришло ко мне в тот день, когда я сам настраивался на Камень. Я лишь надеялся, что я был достаточно силен, чтобы еще раз пройти это испытание.
Я протянул руку и схватил Рэндома за плечо.
— Что ты видишь? — спросил я его.
— Что-то вроде Лабиринта, только он кажется трехмерным. Он находится на дне красного моря.
— Тогда идем со мной, — сказал я. — Мы должны войти в него.
Снова то ощущение движения, сперва дрейфа, потом падения со все увеличивающейся скоростью, к никогда полностью не видимым извилинам Лабиринта внутри Камня. Усилием воли я повлек нас вперед, чувствуя рядом с собой присутствие брата, и окружающее нас рубиновое пылание потемнело, становясь чернотой ясного ночного неба. Этот особый Лабиринт рос с каждым глухим ударом сердца. Каким-то образом этот процесс казался легче, чем был ранее — наверное, потому, что я был уже настроен.