Юнги с Урала

— Не подведешь, сынок? — по-отцовски спрашивал.

— Никак нет, товарищ контр-адмирал! — отвечал я, а у самого, как говорится, поджилки тряслись. Хотелось обратиться к адмиралу с просьбой о переводе на боевые корабли ‘Дунайской флотилии, но не решался. Слишком много ступенек лежало между вчерашним юнгой и контр-адмиралом. Но однажды все же не сдержался.

— А зачем тебе к нам? Дел, по-моему, и на батарее

хватает — думая, как мне показалось, о чем-то своем, гораздо более важном, рассеянно спросил Горшков.

— У меня там друзья, — стал объяснять я. — Гурьев, Чернышев и Решетняк...

— Радисты? Как же, знаю. Служат в Керченской бригаде. Асы своего дела. Не горюй, встретишься. У всех у к ас одна дорога, на запад, по Дунаю...

Сердце радостно застучало. Я был рад, что мои добрые наставники, привившие мне любовь к морской службе и специальности радиста, живы. Даже узнал, где они — в Керченской бфигаде речных кораблей, катера которой, бывало, заходили в Одесский порт. Вот бы встретиться с друзьями! Но мечте моей, как показало будущее, сбыться было не суждено.

Поздним вечером того же дня все пришло в движение. В один миг взревели корабельные моторы, и катера рядом базировавшегося отряда под командованием Героя Советского Союза капитан-лейтенанта Великого взяли курс в открытое море. Появились подсобные плавсредства. В них молча размещались морские пехотинцы с оружием и боезапасами. Приняв на борт подразделения, катера, шлюпки, полуглиссеры отходили от берега и исчезали в темноте. Часа в три ночи стали доноситься приглушенные большим расстоянием раскаты артиллерийской стрельбы.

Операция по форсированию Днестровского лимана началось. О том, что она была не простой и не легкой, я мог судить по все возрастающему объему поступающих радиограмм. Сообщения следовали одно за другим. И не только в дневное время, но и ночами. Только тут я впервые по-настоящему понял, как непроста работа не знающего покоя, сутками напролет стучащего на ключе и записывающего радиограммы фронтового радиста. Едва откладывал в сторону карандаш или снимал руку с ключа, как усталый мозг строчку за строчкой восстанавливал в памяти где-то услышанные, запомнившиеся строки:

Ночь кончается, темень тает,

И тускнеет мерцанье звезд.

Мы — радисты. А все ли знают,

Как порою наш труд непрост?

Как слипаются веки ночью.

Как усталость сильна на заре,

Как неровные бьются точки,

Обрывается пульс тире?

Снова вызов — и вмиг, невольно,

Тверже руки, ясней голова.

Мчат послушные радиоволны Человеческие голоса...

Голоса в виде точек и тире летели с кораблей Черноморского флота, от морских пехотинцев майора Кота-нова, непосредственного руководителя операции по форсированию Днестровского лимана командующего 46-й армией генерал-лейтенанта Бахтина, его заместителя по морской части контр-адмирала Горшкова. Одни просили поддать огоньку, другие, наоборот, прекратить его, потому что подвергнутый артиллерийской обработке участок вот-вот будет в наших руках.

Как проходила операция, я узнал лишь через несколько дней, когда в качестве агитатора был приглашен на совещание партийно-комсомольского актива. Оказывается. командование флотилией решило использовать испытанное средство — внезапность. Форсирование лимана начали неожиданно, без всякой артиллерийской подготовки, с соблюдением максимальной маскировки.

Враг обнаружил десант, когда до берега оставалось 100—200 метров. Фашисты открыли сильный огонь. Однако десантники сумели высадиться на берег и захватить плацдарм.

Уже шла высадка первых эшелонов десанта, когда в Днестровский лиман через узкое Царьградское гирло с боем прорвались броневые и минометные катера под командованием капитан-лейтенантов Барботько и Великого и тральщики, прикрываемые катерами-дымзавесчика-

225

15 Л Леонтьев

ми. Они тут же приступили к огневой поддержке частей десанта, наступавших с захваченных плацдармов.

Если высадка первого эшелона десанта северо-западнее и юго-восточнее Белгорода-Днестровского, во времена турецкого владычества названного Аккерманом, была осуществлена сравнительно быстро, то бои непосредственно за Аккерман носили ожесточенный характер. Тем не менее к вечеру 22 августа сопротивление врага было сломлено, Аккерман освобожден и над древними стенами Белгород-Днестровской крепости взметнулось красное полотнище. В этой боевой операции отличился и юнга Игорь Пахомов.

24 августа корабли прорыва под прикрытием торпедных катеров и авиации флота вошли в Килийское гирло Дуная и, подавляя сопротивление противника, начали движение вверх по реке. Преодолев огневое противодействие врага, корабли флотилии заняли города Вилково, Килия, Тулча и ряд других населенных пунктов. И опять я, принимая эти радостные сообщения, переживал, что, как и в ходе боев на Черном море, не был в это время на боевых кораблях, а лишь держал с ними связь.

Здесь, в Одессе, я узнал, что в частях и на кораблях Черноморского флота сражается много других юнг, с которыми я учился на Соловках. Одним из них был Саша Пошляков.

Рулевой со «Шквала»

Боевое крещение Саша принял, когда «Шквал» сопровождал транспорт, следовавший из Батуми в Туапсе. Их корабль держал с нашей батареей, стоявшей в Туапсе, связь. А я и не знал, что принимаю сообщения с корабля, на котором идет мой сослуживец. Подводная лодка фашистов выследила конвой, в составе которого шел «Шквал». Белый след торпеды уже приближался к кораблю. Не теряя ни секунды, командир приказал пзые-нить курс. Сторожевик начал выполнять противолодочный зигзаг. Стоя у штурвала, Саша чувствовал, как корабль уходит от опасности. Торпеда через некоторое время дошла до берега, и воздух потряс взрыв. Но опасность не миновала. На обратном пути в нескольких кабельтовых сигнальщики обнаружили перископ. Немецкая лодка, оказывается, от своего намерения потопить сторожевой корабль не отказалась.

Командир, дав полный ход, приказал юнге направить корабль в сторону подлодки. С кормы посыпались глубинные бомбы. Через некоторое время на поверхности моря были обнаружены отдельные предметы и большие пятна солярки. Значит, бомбы легли в цель.

За отличные боевые действия в ходе этой операции Саша был награжден орденом Красной Звезды.

В конвое

Во время дислокации нашей батареи в Туапсе в здешний порт часто заходил быстроходный тральщик «Щит», на котором служил мой однокашник по роте радистов Жора Бриллиантов.

В июне 1944 года «Щит» был поставлен на неделю в Туапсе на предупредительный ремонт. Командир дивизиона свой командный пункт перевел на «морской охотник». Взял туда и Жору.

В один из этих дней поступил приказ выйти в море. Вели два танкера из Туапсе, где они только что заполнились горючим. В походе моряков, как обычно, сопровождал самолет. Поначалу все было спокойно. Но вот Жора принимает с одного из катеров сообщение: акустик обнаружил шум винтов подводной лодки. Полученную радиограмму юнга тут же передает командиру. Заметили вражескую подводную лодку и летчики, начали указывать цель ракетами.

Бриллиантов, выполняя приказ командира дивизиона, передает по конвою распоряжение: «Боевая тревога! Катерам глубинными бомбами уничтожить лодку! Танкерам— противолодочными зигзагами следовать по курсу!»

Катера один за другим идут в атаку. Сбрасываемые ими серии больших и малых глубинных бомб поднимают громадные столбы воды.

Подлодка врага была уничтожена. Командир конвоя через радиста поздравляет всех с успехом. Жора передает по рации: «Отбой боевой тревоги! Боевая готовность номер 1».

За эту операцию Жора Бриллиантов был награжден медалью Ушакова. Другие боевые действия юнги отмечены орденом Отечественной войны I степени и болгарской медалью «Отечественна война 1944—45 гг.».

Страх можно победить

Бывало, доставалось и нам. Однажды стою на посту,. Укрытия никакого. Неожиданно со стороны Румынии из-за подрумяненных утренним солнышком облаков вынырнули немецкие самолеты. Кренясь на крыло, они направились в сторону наших батарей. При подлете от самолетов одна за другой отделились несколько сверкающих на солнце черных точек. Увеличиваясь в размерах, они неслись прямо в сторону батареи.