Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 38 из 71

— Киноаппарат, — догадался Мерзляков.

Теперь с ним уже никто не спорил. В класс один за другим вошли Милеша Пестахов (Астахов и Пестов) и еще какой-то незнакомый мужчина в гражданском. После обычного приветствия главный старшина АстахоЕ торжественно объявил:

193

!3 Д. Леонтьев

— Сегодня у нас в гостях старейший мастер документального кино Федор Иванович Овсянников. Он будет вести съемки для специального выпуска киножурнала «Пионерия».

— Прошу любить и жаловать, — улыбаясь, добавил Пестов.

И власть в классе тут же перешла к кинооператору.

— Мне нужен помощник, — заявил он. — Желающие найдутся?

В ту же секунду вверх взметнулось больше десятка рук. Не колеблясь, поднял и я. Наверное, потому, что я сидел за ближайшим к нему столом, Овсянников поднял меня.

— По моей команде будешь крутить вот эту ручку, — коротко пояснил он, а сам стал разъяснять, кому где следует сесть, как нужно вести себя во время съемок.

Крутить ручку киноаппарата пришлось недолго.

— Ну, вот и все, благодарю, — совсем не по-военному закончил свою работу кинооператор. — Мы с вами еще встретимся.

О соблюдении распорядка дня и расписания занятий в тот день не могло быть и речи. Казалось, с этим примирились не только ревностно их соблюдавшие старшины смен, но и начальник учебной части Ольнев.

После съемок в классе строем направились в губу Сосновку. Оттуда, прихватив бочки, бачки, ведра с камбуза и изготовленные нашими руками машинки для сбора ягод, на шлюпках переправились на ближайший соседний остров, где было очень много брусники. Узнав о том, что юнги в свободное от боевой учебы время собирали ягоды для лечащихся в госпитале фронтовиков, Овсянников решил запечатлеть момент сбора ягод на кинопленку.

Много времени это не потребовало. Насобирать три бочки ягод с помощью машинок юнгам особого труда не составило. И опять я выполнял обязанности помощника фронтового кинооператора.

— Тебе не надоело «крутить шарманку»? — с улыбкой спросил меня Гена. — Прокрутишь — в историю не попадешь.

После ужина наша смена заступила в наряд. Мне выпало стоять на центральном посту роты возле рынды, под грибком.

Вышедший из командирской землянки Овсянников, заметив меня, сказал:

— Мой боевой помощник уже на посту? Замечательно! Минуточку подожди меня, никуда не уходи («Как будто я мог куда-то с боевого поста уйти. Ох уж эти гражданские!..»)

Он побежал обратно в землянку, откуда вышел с киноаппаратом в руках в сопровождении Дубового, несшего треногу.

— Он у нас не только отличник, но еще и комсомольский секретарь. Заслуживает, одобряю... — говорил на ходу Овсянникову командир роты.

Завидев кинооператора, на «линейке» стали собираться юнги.

— Часового, часового снимают...





— Откуда снимают?

— Не снимают, а фотографируют...

Овсянников дал команду «Принять бравый вид!», который у меня никак не получался. Как я позировал перед аппаратом, сейчас даже не припомню.

Через четверть века, высылая на память несколько кадров из снятого Овсянниковым фильма, дружок по смене Игорь Лисин мне напишет: «До сих пор с улыбкой вспоминаю, как ты волновался, оказавшись перед киноаппаратом. По-моему, гораздо больше, чем при налетах вражеской авиации...» С присланных кадров киноленты были сделаны (ротокопии, но ни на одной из них я себя по-настоящему не признал. Худой, лопоухий мальчишка со «свечкой» (так мы называли винтовки выпуска прошлого века с которыми стояли на постах) в руке, противогазом через плечо от чрезмерного волнения и неоднократных пересъемок походил на меня весьма отдаленно. Сам же журнал «Пионерия» № 8 за 1943 год, посвященный нам, юнгам первого набора я просмотрел лишь в 1975 году на Всесоюзной встрече юнг на Соловецких островах.

Увидел своих товарищей на уроке радиодела в то время когда я крутил ручку киноаппарата; уверенно идущего в строю сослуживца по роте Нечаева, бывших юных партизан-орденоносцев Лешу Юденкова, Сашу Радькова. Во рю Усова, ведущего передачу сигнальными флажками Толю Денисова. Увидел и еще раз вспомнил те незабываемые дни.

Встреча с Александром Жаровым

«5 июля 1943 года.

Вчера давали концерт. Вместе со всеми смотрел его приехавший начальник политуправления генерал-майор Торик. Я читал стихи. Они — моя слабость. Еще в школе полюбил, на отлично читал. Был поэт Александр Жаров. Беседовал со стенгазетчиками. Захотелось писать и писать, стать журналистом».

Интерес к сотрудничеству с газетой у меня появился еще в Очере, до ухода в Школу юнг, когда в начале 1942 года, преодолев в себе большую робость, отправил в «Пионерскую правду» свою первую корреспонденцию о трудовых делах воспитанников Очерского детского дома в годы Отечественной войны. И как сейчас помню, еще до того, как увидел свою заметку в газете, получил из редакции красочный бланк с добрыми пожеланиями и памяткой юнкора. После рассказа Александра Жарова о значении прессы страсть печататься появилась вновь. Этому, наверное, во многом способствовали простота его речи, задушевность, доброжелательность, умение вести разговор как со взрослыми, не показывая своего превосходства. Па всю жизнь запомнились его слова:

— Пишите вдумчиво, старательно и обязательно только о том, что хорошо знаете, понимаете. Не ленитесь не-понравившиеея места переписывать. Тогда постепенно из вас получатся настоящие журналисты.

Еще запись в дневнике:

«29 июля 1943 года.

Сдавали русский язык и географию. Учил их, конечно, не так, как прием, передачу и радиотехнику, но все-таки пятерка. У большинства ребят — тоже. И это в таких условиях, при такой занятости!»

Благодаря исключительной старательности в течение учебного года, экзамены шли как по маслу. Мои дружки по роте радистов Гена Мерзляков, Боря Батанов, Игорь Лисин, Валя Рожков, Володя Зыслин, Витя Нечаев, Женя Харитонов, Витя Кожихов, Олег Шерстюков по всем предметам получили только отлично.

Почти так же заканчивали учебный год рулевые Женя Ларинин, Вася Бурков, Витя Сакулин, электрики Саша Плюснин, Мир Нигматулин, Иолий Горячев, Саша Ходырев, Володя Лыков, Ваня Семенов, Гена Коновалов, мотористы Саша Ковалев, Сережа Филин, Ваня Неклюдов, Женя Григорьев, Корнелий Еленев, Володя Моисеенко, Володя Дьяков. 92 процента юнг первого (1942 года) набора окончили школу по первому и второму разрядам. Многие получили свидетельства с отличием.

Юнгам второго (1943 года) и третьего (1944 года) наборов строительством заниматься необходимости не было, налеты вражеской авиации им не мешали. Результаты их учебы были еще лучше: из юнг второго набора сдали экзамены по первому и второму разрядам 93 процента, из третьего набора — 96.

На озере

Холодный августовский вечер. Юнги появились вдруг. Сбежав с косогора, быстро сдернули с себя голландки, тельняшки. Звонко шлепая друг друга по загорелым телам, расстегивали ремни, сбрасывали брюки и тут же под крики и хохот прыгали с большого плоского камня, покрытого местами мшистой зеленью, в озеро.

Вот Гена Мерзляков, ради шутки истошно воя, не ныряет, а, широко разбросав в стороны руки и ноги, бросается на воду спиной. Эхо, задевая верхушки деревьев, уже носится где-то в сопках, бьется, звенит, рассыпается на множество отголосков.

На этом краю острова юнги бывают редко. Сегодня они, как и в прошлом году, используя время, отведенное для отдыха, пришли сюда для того, чтобы помочь работникам совхоза в уборке овощей. Пришли не по приказу, а по решению комсомольского собрания. С раннего утра до позднего вечера, не разгибаясь, рвали и грузили на подводы турнепс.

Северное лето коротко. Вот-вот острова покроются снежным покрывалом. Надо спешить. Солнце едва пробивалось сквозь дымку облаков. Было прохладно, и все же работали по пояс раздетыми.

Да и вода была не теплой. Но выходить из нее никому не хотелось. Несмотря на осень, заведенное старшинами правило — плавать и нырять, не выходя из воды двадцать минут, — оставалось в силе.