Ученик мясника (сборник)

— Нет, я держу их в руках.

— Бен, будьте благоразумны. Впервые мы услышали о них, когда они атаковали кампус университета Лос–Анджелеса с помощью авиационной пушки. Если эти коммандос израсходуют пять миллионов на оружие…

Портерфилд перевел усталый взгляд с портрета на Голдшмидта.

— Вы о них знаете только то, что они из другой галактики и питаются взбитыми сливками. — Он снова пристально впился в портрет. — Мы навсегда закроем это дело, чтобы последнее слово не осталось за оперативниками. Мне нужна одна неделя, чтобы окончательно со всем покончить. Через неделю никаких террористов не будет, а бумаги никогда не увидят свет.

— Это все, что вы хотели мне сказать?

— А зачем вам лишняя головная боль?

— Хорошо, вернемся к этому через неделю.

Голдшмидт грузно поднялся с места и прошагал по широкому ковру к двери. Приостановившись, он указал на портрет:

— Очарователен, правда? Удивительно, что человек с огромными деньгами и властью предпочел такое повесить на стену.

Не ожидая ответа, он вышел, прикрыв за собой дверь. Портерфилд достал лист бумаги и написал: «Я получил большое удовольствие от фотографий, которые Вы показали мне. Хотелось бы увидеть пленку, заснятую в прошлый четверг в Лос–Анджелесе, особенно снимки, где я изображен с моей дочерью. Эту записку Вы никогда не получали».

Запечатав листок в конверт, Портерфилд нажал кнопку внутренней связи:

— Карл, боюсь, сегодня вам придется отправиться с поручением в Майами. Зайдите, я все объясню.

В саду отеля «Билтмор» стояла тишина, нарушаемая лишь ритмичным шорохом волн, наползавших на пляж Баттерфляй. Солнце, казалось, застыло на уровне горизонта, растекаясь по зеркальной поверхности океана как яичный желток, на фоне белесого неба пламенели пурпурные цветы, распустившиеся на экзотических южных деревьях.

— Вот оно, — прошептал Китайчик Гордон. — Ноль минус шестьдесят секунд — старт — пуск! Мы еще успеваем вызвать ракетное управление, если ты не хочешь выходить замуж за такого малообещающего бездельника, как я.

Маргарет поднесла ко рту букет из лютиков и маков как микрофон и проговорила:

— Это Хьюстон. У нас возгорание. Повторяю, у нас произошло возгорание.

Отец Маргарет, высокий бледный немолодой человек с вьющимися седыми висками и лысой макушкой, вышагивал по мягкому травяному ковру по направлению к ним.

— Похоже, настало время совершить официальный акт. Надеюсь, что я не делаю ошибки. Это моя единственная дочь, поэтому не стоит создавать кутерьму.

— Папа, ты вышагиваешь как цыпленок. Сколько шампанского ты выпил?

— Мистер Кеплер и мистер Иммельман заверили меня, что они полностью удовлетворены. Великолепно! Замечательно!

— Я буду любить ее, доктор Крисп!

— Не называйте меня так. Больше тридцати лет я проработал проктологом, и каждый раз вздрагивал, когда больные обращались ко мне «доктор». Я знал, что худшее — впереди. Зовите меня Баярд.

— Хватит, Баярд, — заявила миссис Крисп, появляясь из–за угла бунгало вместе с Иммельманом.

Позади шествовал судья, низенький толстячок в черной мантии. Кеплер поправил судье воротничок и похлопал по спине:

— Вот мы и пришли, молодец. Могу теперь стереть пыль со столового серебра.

— Я справлюсь, — просиял судья. — Я ведь присутствовал на двух тысячах свадьбах — стоит только представить!

— Да, каждая новая побивает предыдущий рекорд.

Судья с улыбкой вступил на газон, чтобы расставить всех по местам. Где–то в эвкалиптовой роще вдоль луга с алыми бугенвилеями запели невидимые птицы.

— Как чудно! — прошептала мужу миссис Крисп. — Какой дивный вид на океан. И эти огни на корабле — красный, голубой, зеленый, как будто парусник. Ну просто волшебство!

— У нее дивное зрение. Видно, раньше она никогда не видела нефтяного оборудования, — шепнул Кеплер Иммельману.

— Вы правы, нам повезло, что мы увидели это зрелище. Видимо, они снялись с якоря и ждут ветра, чтобы выйти в открытое море и уплыть на Гаваи или Таити, — любезно вторил Иммельман миссис Крисп.

— Да уж, снялись с якоря, у них труба в пятнадцать сотен футов. Славный пароходик компании «Стандарт ойл».

— Дорогие мои, — прозвучал в вечернем воздухе мелодичный голос судьи, — сегодня вечером мы собрались здесь, чтобы засвидетельствовать бракосочетание Маргарет Энн Крисп и Лероя Чарльза Гордона. Это неповторимое счастливое событие…

— Я впервые присутствую на гражданской церемонии. Как прекрасно! — пропищала миссис Крисп.

Судья в своей старомодной манере церемонно повторил небольшой группе улыбающихся людей традиционные мудрости о любви и ответственности в браке. Миссис Крисп смотрела на эвкалипты поверх его головы, слегка покачиваясь в такт словам.

Судья спросил Лероя Чарльза Гордона, согласен ли он любить, уважать и лелеять эту женщину всю жизнь, и Лерой Чарльз Гордон ответил, что согласен. Настал черед спросить Маргарет, и она тоже ответила согласием. Когда судья возвысил голос, чтобы объявить их мужем и женой, доктор Крисп обернулся на свою половину и случайно обнаружил слезы на глазах Кеплера, очень странно сочетающиеся с его внешностью профессионального боксера. Доктор Крисп ничуть не удивился. Он привык, что при виде иглы или сигмоидиоскопа в обморок падали люди с самой крутой внешностью. Он взглянул на дочь. В тот момент она была самым прелестным созданием на свете — нежная осиная талия и материнские прекрасные глаза. В своем маленьком голубом платье она казалась невероятно хрупкой. На глаза навернулись слезы умиления, и он поспешно перевел взгляд на океан.

И тут он обнаружил еще какую–то пару, стоявшую под развесистой магнолией. Мужчина был приблизительно его ровесник. Неужели после всего родители Лероя решились приехать в Санта–Барбару? Неожиданно все пришло в движение: люди зашевелились, засмеялись, начали пожимать ему руку. Среди толпы плыл судья в черной мантии, затмевая ею то одного, то другого гостя. В тот момент, когда Иммельман сунул доктору в руку бокал шампанского, пожилая пара потерялась из виду. Но, поднимая бокал, доктор Крисп заметил, что Маргарет тоже обратила на них внимание. Видимо, она их знает, подумалось Криспу. Значит, сейчас будет представлять. Тогда он станет присматривать за Кеплером и Иммельманом. За каждым из них, казалось, следовал собственный бармен с подносом, уставленным бокалами шампанского, как мальчик на площадке для гольфа следует за игроками. Кем бы ни были эти пожилые люди, очевидно, они прибыли на свадьбу издалека. Следует быть с ними полюбезней.

Среди гостей мелькнула девушка Иммельмана, которую тот звал Солнышко, она много помогала с организацией церемонии. Симпатичная девчушка, но уж больно застенчивая. У нее приятная внешность, в духе кинозвезд конца 50–х. Вот она приближается к нему в полосах света, сейчас поможет собрать гостей вместе. Интересно, как пришло в голову родителям назвать дочь Солнышко?

Войдя в сень магнолии, Маргарет тихо позвала:

— Мистер Портерфилд!

Портерфилд приблизился, и она вздрогнула, но он спокойно сообщил:

— Это моя жена Элис.

У Маргарет затряслись руки, но в этот момент женщина вышла из тени, как бы материализовавшись, как только Портерфилд назвал ее по имени. Увидев милое лицо леди средних лет, Маргарет сразу поняла, что та ничего не знает. Это немолодая дама, из тех, что посещают концерты и благотворительные базары. Блестящие седеющие волосы были убраны назад, открывая маленькие изумрудные серьги. Дама обняла Маргарет со словами:

— Дорогая, ваша свадьба просто очаровательна!

Услышав за спиной голоса, Маргарет обернулась:

— Кеплер, я хочу познакомить тебя кое с кем.

Кеплер робко зашагал к ним и, подойдя достаточно близко, мрачно проговорил:

— Вы.

— Это Элис Портерфилд, — светским тоном сообщила Маргарет. — Пожалуйста, представь ей всех.

Поколебавшись минуту, Кеплер взял Элис под руку со словами:

— Конечно, с удовольствием.

— Отлично, — усмехнулся в темноте Портерфилд.