Страница 7 из 9
Костромская меря — самая восточная, дольше всех сохраняла дорусскую идентичность. Способствовала тому удаленность от городских центров, почти что северный климат, препятствовавший притоку населения извне, и наличие этнически близких соседей — марийцев. Меряно-марийская граница проходила по реке Унже. Согласно летописям и другим историческим документам, предки современных марийцев имели на востоке Костромской области несколько собственных княжений и время от времени ходили в военные походы на Галич Мерский. Недаром слова и топонимы, очень похожие на мерянские, встречаются у западной диалектной группы марийцев. К примеру, исконное название одного из главных марийских населенных пунктов Нижегородчины, райцентра Тоншаево — Пижымбал, где снова читается мерянское бал — «деревня».
Иногда в поисках мерян не надо забираться в глушь, так как мерянские поселения располагались и на территории столицы России — Москвы. Однозначно мерянскими топонимами атрибутирован, например, московский район Шаболовка, где есть характерный мерянский топоформант бола или бол, что значит «деревня». Коренные москвичи и по сей день склоняют название главной реки столицы не по славянским канонам, а по прибалто-финским: вместо «река Москва» или на «реке Москве», говорят: «Москва-река» или «на Москва-реке». Финно-угорские наименования географических объектов в отличие от славянских предполагают сначала собственно название, а потом классификацию объекта: река, гора, поле, озеро и т. п. И склоняется в этой паре только классификация объекта, а наименование остается неизменным. Так и получается «на Москва-реке», хоть это и противоречит литературным канонам русского языка. Само слово «Москва» по одной из версий также происходит из мерянского языка. Орест Ткаченко предположил, что древнейшая форма слова «Москва» — Москов — может быть связана с мерянским словом моска — «конопля». Его гипотезу подтвердила одна из писцовых книг XVII в., где Москва-река выше Москворецкой Лужи (современные Лужники) названа Коноплевкой.
Еще одним аргументом в пользу «конопляной» версии является существование Капельского переулка в московском районе Проспекта Мира. Речка Капелька, протекавшая здесь и сто лет назад заключенная в трубу, раньше называлась Конопелькой. Однако самыми известными наследниками мерян выступают в России отнюдь не парфеньевцы, а кацкари. Так называет себя субэтнос русского народа на северо-западе Ярославской области, проживающий по реке Кадка с притоками. В языке современных кацкарей сохранились десятки живых мерянских слов — они опубликованы и введены в научный оборот ученым-краеведом Темняткиным. Он же организовал в одном из кацких сел музей кацкарей, где автор этого материала собственными ушами слышал рассказ про мерянского демона Чугрея, являющегося кацкарям в виде воздушного вихря, весьма похожего на персонажа традиционной демонологии удорских коми — шувгея. Впрочем, есть у кацкого субэтноса и другие не менее уважаемые предки — балты и славяне. В кацкой традиционной культуре смешались все три этнических элемента. Но интересней другое: кацкари, наверное, единственная в России оформившаяся локальная идентичность, осознающая свои мерянские корни. Меряне не растворились в веках, как пишут иногда в популярных книгах по истории, они составили субстрат (подоснову) северной великорусской народности, перешли на русский язык, и их потомки называют себя русскими. Вот почему нет ничего удивительного, что в 2006 г. ДНК-пробы местных жителей оказались финскими, а вовсе не славянскими. Однако власть это почему-то всполошило и даже разозлило. Странно. Более, чем. Крупномасштабное исследование «Русское наследие», проводившееся шесть лет как-то стыдливо завуалировали.
Аналогичный мере процесс произошел с летописными мещерой и муромой. Сейчас все спорят, какая Русь была изначальной: Киевская, Новгородская, а может та, что началась еще в Старой Ладоге с легендарного Рюрика. Да, Русь Рюрика была первой на территории современной России (Полабская Русь, откуда приплыл Рюрик Людбрандссон, была еще раньше). Но если уж на то пошло, изначальной для именно современных россиян является Мерянская Русь, но правильней просто Мерянская страна. Ведь первые столичные города Московского Улуса (позже княжества) Золотой Орды: Сар, Сужбал (будущий Суздаль), Ростов Великий и Владимир — располагались на мерянских землях и зарождались на мерянском этническом субстрате.
Мордвины — русские богатыри
В 1655 г. войска царя Алексея Михайловича захватили почти всю Беларусь (Литву) и 3 июля вторглись в город Минск. После кровопролитных боев город был оставлен беларускими войсками. Московитяне стали пытаться восстановить разрушенный ими же город, но… не хватало сил. А те ратные люди, что находились в самом городе, по словам минского попа Ивана, «все татары да мордва, русского не знают»…
Мордовия ХVII в. в отличие от современной, сократившейся более, чем на половину, доходила до Тулы, о чем и говорят национальные костюмы Тулы — чисто мордовские. Мордвины отличались ростом, силой, отменным здоровьем. На это, конечно же, сразу обратили внимание московские цари, особенно Екатерина Великая, предпочитавшая набирать в гренадеры, гвардию и пехоту рослых голубоглазых парней с косой саженью в плечах.
Вот что писал о мордвинах в 1611 г. французский наемник Жак Маржерет, проведший десять лет в Московии (1600 - 1610 гг.):
«Они не знают, что такое врач, разве только их император и некоторые главные вельможи. Они даже считают нечистым многое из того, что используется в медицине, среди прочего неохотно принимают пилюли; что касается промывательных средств, то они их ненавидят, как и мускус, цибет и тому подобное. Но если простолюдины заболевают, они берут обычно водки на хороший глоток и засыпают туда заряд аркебузного пороха или же головку толченого чеснока, размешивают это, выпивают и тотчас идут в парильню, столь жаркую, что почти невозможно вытерпеть, и остаются там, пока не попотеют час или два, и так поступают при всякой болезни».
Адам Олеарий, немецкий ученый, побывавший в Московии в 1634 г. также отмечал отменное здоровье местного населения (понятно, что финского):
«В Московии вообще народ здоровый и долговечный. Недомогает он редко, и если приходится кому слечь в постель, то среди простого народа лучшими лекарствами, даже в случае лихорадки с жаром, являются водка и чеснок».
Современные российские исследователи финского племени мещера отмечают, что подобное отношение к медицине, конечно же, было и в мещерском крае (современная Московская область), методы лечения тоже были похожими.
При отсутствии какого бы то ни было намека на медиков, полнейшую антисанитарию и множество эпидемий большинство детей мордвы умирало в самом раннем возрасте, но закон естественного отбора приводил к тому, что выживали самые здоровые, которые тоже давали здоровое поколение.
Адам Олеарий:
«Я с удивлением наблюдал, как русские и финские мальчишки лет 8, 9 или 10 в тонких простых холщовых кафтанах, босоногие, точно гуси, с полчаса ходили и стояли на снегу, как будто не замечая нестерпимого мороза»…
Естественно, что за русских Олеарий принимал все тех же финских мальчишек, но православных, либо говоривших на русском языке.
Это же подтверждает еще одно наблюдение Ж. Маржерета, касающееся здоровья мордвин:
«Среди них много людей пожилых, восьмидесяти-, сто- либо стодвадцатилетних. Только в этом возрасте они подвержены болезням».
Известный казанский антрополог Н. М. Малиев (1878 г.) констатировал, что мордва известна своим физическим дородством и отличается от других племен крепостью телосложения:
«Мордовские волости представляют рекрут, принимаемых без браковки, и при смешанном населении мордвины идут взамен русских и в особенности чуваш. Многие из мордовских новобранцев по своему росту и крепости телосложения зачисляются в гвардию. Между мордвою встречаются 100-летние старики, еще полностью бодрые, что в состоянии работать легкую работу. «Еще двое лаптей в день сплетет», — с гордостью говорят о них односельчане»».