Страница 27 из 111
йггейна отступали без паники. Войска всех прочих колонн бежали. Отброшенные к полузамерзшим прудам, они пытались спастись по льду и тонули там целыми полками, ибо Наполеон, державший в руках все нити боя, приказал своей артиллерии бить ядрами в лед281.
Смятение, охватившее союзный олимп, было так велико, что вся свита Александра I рассеялась в разные стороны и присоединилась к нему только ночью и даже наутро. В первые же часы после катастрофы царь скакал несколько верст лишь с врачом, берейтором, конюшим и двумя лейб-гусарами, а когда при нем остался один лейб-гусар, Александр I, по рассказу этого гусара, «слез с лошади, сел под дерево и горько плакал»282.
Архив Военного министерства Франции хранит следующие данные о потерях сторон при Аустерлице: союзники — 15 тыс. убитых и раненых, 20 тыс. пленных (среди них 8 генералов), 180 орудий, 45 знамен; французы — 1290 убитых и 6943 раненых283. В России с этими данными соглашался только Е.В. Тарле284. Все остальные наши историки — и дореволюционные, и советские — подсчеты французов взяли под сомнение и в большинстве своем оперировали цифрами А.И. Михайловского-Данилевского: потери союзников — 27 тыс. человек убитых, раненых и пленных (в том числе 21 тыс. русских), 158 орудий (русских — 133), 30 знамен; потери французов — до 12 тыс. человек. Все 8 пленных генералов (известных поименно) — русские. Среди них был начальник 3-й колонны генерал-лейтенант И.Я. Пржибышевский. Лишь в постсоветское время Ю.Н. Гуляев и В.Т. Соглаев избрали оптимальную методику исчисления потерь при Аустерлице: русских — по русским ведомостям, французских — по французским285.
Некоторые из наших историков (П.А. Жилин, Л. Г. Бескровный, Н.Ф. Шахмагонов) пытаются преуменьшить масштабы аустерлицкого разгрома союзников, цитируя при этом реляцию М.И. Кутузова царю, где сказано, что «российские войска <...> почти до самой полночи стояли (?! — Н. Т.) в виду неприятеля, который не дерзал уже более возобновить своих нападений», и что урон русской армии «не доходит до 12 000», тогда как у французов «простирается до 18 ООО»286. Тот факт, что Александр I после Аустерлица повелел Кутузову «прислать две реляции: одну, в коей по чистой совести и совершенной справедливости были бы изложены действия <...>, а другую — для опубликования», предан гласности еще в 1869 г. М.И. Богдановичем287. Кутузов выполнил это повеление. С тех пор и доныне наши «патриоты» рассуждают об Аустерлице не «по совести и справедливости», а «для опубликования», опираясь на кутузовскую реляцию для текущего момента288.
В действительности же аустерлицкий разгром был для России и Австрии ужасающим. Официальный Петербург воспринял его тем больнее, что за 100 последних лет привык к непрерывным победам русского оружия над любыми врагами и что при Аустерлице впервые после Петра I возглавлял русскую армию сам царь. «Здесь действие Аустерлицкой баталии на общественное мнение подобно волшебству, — писал Ж. де
Местр из Петербурга в Лондон 4 января 1806 г. — Все генералы просят об отставке и кажется, будто поражение в одной битве парализовало целую империю»289.
Впрочем, «битва трех императоров» имела значение, далеко выходившее за рамки интересов Франции, России и Австрии. «Она потрясла современников, а затем вошла в летописи истории не потому, что один император взял верх над двумя другими, — справедливо заключил А.З. Манфред. — Современники видели в Аустерлицкой битве <...> решающий поединок нового и старого миров»290.
2 декабря 1805 г. на поле Аустерлица столкнулись не просто три императора, три армии, три державы, а именно два мира — только что утвердившийся буржуазный и ветшающий старый, еще не готовый к новым преобразованиям.
Аустерлиц обозначил собою конец 3-й коалиции. Император Австрии Франц I уже через день после битвы сам явился к Наполеону с повинной: Австрия вышла из войны. Вслед за тем предстал перед Наполеоном и Х.-А. Гаугвиц, который три недели ехал от Берлина до Вены и теперь, вместо того чтобы вручить ультиматум, запрятанный подальше, поздравил Наполеона с победой. Наполеон ответил усмешкой: «Ваши поздравления предназначались другим. Фортуна переменила их адрес»291. Так Пруссия отпала от 3-й коалиции, не успев вступить в нее.
Тяжело переживала аустерлицкую катастрофу Англия. Премьер-министр У- Питт 23 января 1806 г. умер, как полагали, с горя, сохраняя до смертного часа тот подавленный вид, который его министры называли «взглядом Аустерлица»292. Кстати, тогда же в Австрии умер «от горя и злости»293 Ф. Вейротер, а в России — князь П.П. Долгоруков. Но это все было лишь отголосками главной кончины: умерла 3-я коалиция.
Александр I пережил Аустерлиц не только как поражение своей армии и державы, но и как самое сильное за всю его жизнь, после цареубийства 11 марта 1801 г., яичное потрясение. Все свидетели его аустерлицкого конфуза стали ему неприятны, Кутузов (несимпатичный и ранее) — в особенности. Тем не менее Император вовсе не обижал Михаила Илларионовича своей немилостью. В феврале 1806 г. он пожаловал Кутузову упоминавшийся орден Святого Владимира 1-й степени и назначил его командующим войсками трех дивизий (Д.С. Дохтурова, Д.М. Волконского и П.К. Эссена), которые готовились к новой войне с Францией294. В то же время Кутузов заседал как член Военного совета при Императоре вместе с двумя генерал-фельдмаршалами (М.Ф. Каменским и Н.И. Салтыковым), генералами от инфантерии С.К. Вязмити-новым, Б.П. Ласси и др. с той же целью подготовки к новой войне295. 19 сентября 1806 г. Александр I пожаловал Кутузову 50 тыс. рублей «для оплаты долгов, по службе нажитых»296, а 28 сентября назначил его киевским военным губернатором297.
Советские и постсоветские биографы Кутузова дружно рассматривают это назначение как «опалу»298, в лучшем случае — как «почетную ссылку»299, Опалы здесь не, видно, а если это и ссылка, то уж очень почетная. Пост киевского военного губер- , натора всегда занимали военачальники в самых высоких чинах: например, до Кутузова — генерал от инфантерии (с 1807.-х/ генерал-фельдмаршал) И.В. Гудович и генерал от кавалерии (тоже будущий генерал-фельдмаршал) И.П. Салтыков. По мнению Ю.Н. Гуляева и В.Т. Соглаева, Александр I выразил свою «неприязнь» к Михаилу Илларионовичу тем, что «не за-
— ..........1---;-:-
хотел» поставить его во главе армии для новой войны с Наполеоном: «генерал от инфантерии, равного которому пО военному дарованию, боевому опыту и заслугам в России тогда не было», оставался в стороне от главного командования300. Мнение спорное. Во-первых, «по боевому опыту и заслугам» Кутузов тогда едва ли превосходил генерала от инфантерии Гудовича и явно уступал фельдмаршалу М.Ф. Каменскому, который «имел счастие нести в общем мнении и в мнении самого Суворова высокую честь единственного его соперника»301 (что свидетельствовало, кстати, и о «военном даровании» Каменского). Во-вторых, после Аустерлица Император, естественно, выбирал главнокомандующего на вторую войну против Наполеона с учетом исхода первой войны, а не вследствие только личной «неприязни» к Кутузову.
Итак, сколь ни тяжел был удар по иллюзиям Александра I при Аустерлице, царь все еще тешил себя мыслью о вековой непобедимости русской армии и считал возможным скорый реванш за Аустерлиц, особенно в союзе с армией Фридриха Великого, силу которой Наполеон еще не испытал на себе. 15 сентября 1806 г. Россия, Англия и Пруссия оформили новую, 4-ю коалицию против Наполеона, к которой присоединилась и Швеция302. На этот раз коалиционеры особенно многого ждали от Пруссии как хранительницы мощи и славы Фридриха Великого.