Без слез

— Где тебя носит? — проворчал Сет с набитым ртом. — Я тут задолбался твой хавчик оберегать от разных там ненасытных.

Руни молча хлопнулся рядом. Всё раздражало… даже нет — бесило. Запахи, чавканье, стучание ложек по тарелкам… вид жующего Сета…

— Алеф погиб, — мрачно процедил Руни. — Глупо, нелепо. И часу не прошло.

Дикарь прекратил, наконец, жевать и резко отодвинулся от стола.

— Тааак… Ну, Алеф угробился, хороший был парень, жаль… Но нам всем чего теперь — не жить? Забыл, как в первое время чуть не каждый месяц кого-то теряли?

— Не забыл, — кивнул Руни. Плакать плохо… Не плакать — ещё хуже… Не слёзы, так злость… — Думаешь, должны были уже привыкнуть? Ты привык?..

Сет замотал кудрявой шевелюрой, он растерян, он обижен.

— Да что на тебя нашло?!

Сейчас бы Руни остановиться. Разве друг виноват в чем? Но Руни больно, он не понимает толком, от чего, и не умеет удержать в себе. Всегда плохо — когда хочется плакать, но не плачешь…

— Как можно… Запросто сидеть и жрать, как будто ничего не произошло, и Алефа на свете не было? Не по-человечески это, без души!

Сет вскочил, лицо у него горело, и, когда говорил, воздух ртом хватал через слово, задыхался как будто.

— Я, по-твоему, не человек?! Души у меня нет?! Да ты… Я… А! Да чего там!

И убежал. А Руни тупо отметил, что Дикарь так и не доел…

* * *

Ночью опять было холодно и сыро. Но Сет не залез к нему в койку греться. «Ну и пусть его!» — думал Руни, слушая тишину прямо над собой — Сет лежал непривычно смирно, в отличие от Руни, не вздыхал и не елозил по койке. — «Начнет стучать зубами от холода, так опять ко мне прыгнет!» Но Дикарь остался на своем месте, а Руни заснул только под утро.

Весь день они не разговаривали. Ну, Руни, правда, чего-то незначительное спросил, а Сет, не глядя в его сторону, неопределенно промычал в ответ. И на следующий день, и потом — всё та же фигня. Дикарь не фыркал, не матерился — и это было самое скверное…

А Руни… Руни и не думал раньше, что ему может быть так неуютно без болтовни друга…

За эти несколько лет Сет Айри — Дикарь, бойкий, заводной, нахальный, полная противоположность Руни Корду — стал для Руни… стал кем-то… о ком он не мог не думать. Может быть, частью самого Руни… Это не мучило, а просто принималось как факт, даже с тихой благодарной радостью. Почему? Нууу… Наверное, потому, что у Сета замечательные чуть оттопыренные уши. И всегда холодные ступни, которые, тем не менее, согревают по ночам, да так, что аж жарко. Но главное — когда Сет был рядом, вездесущий серый становился не таким унылым и безысходным, отступал понемножку, освобождая место для других цветов…

Руни понял, что Сет нужен ему. И признал — не сразу и не быстро, но признал — что обидел друга незаслуженно. Но всё никак не мог решиться подойти и сказать об этом Дикарю. И тут не столько в самолюбии было дело, но больше в том, что Руни боялся — вдруг, Дикарь пошлет его куда подальше и не захочет мириться. Да, он помнил, что сильный не должен быть злопамятным, но… то ли не мог признать сильным Сета, то ли — ещё хуже — сам был не таким уж сильным, раз по сию пору держал в памяти вредного мальчишку, больно съездившего Руни по ноге.

Позже Руни будет есть себя поедом за то, что вовремя не помирился с Сетом, не сделал первый шаг, как должен был. Что думал всё о себе, а не о том, насколько плохо и горько может быть от их несуразной ссоры Дикарю, что он переживает, дергается…

… Это случилось в перерыве между занятиями. Слово за слово — между Сетом и Ригдолом возникла, непонятно из-за чего, перебранка. И Ригдол не нашел ничего лучше, как перекинуться на родичей Сета…

Дело в том, что большинство ребят в отделении не знали своих матерей, но у Сета ситуация была особая — он рос с матерью, зато отца в глаза не видел, понятия даже не имел, кто таков. В отделении это частенько служило предметом разнообразных подначек. Иногда довольно жестоких. Но у Сета язык был, как бритва, и за словом он в карман не лез. Обычно… А тут — вспылил сразу, и понеслось:

— Вы все мне завидуете! Тому, что моя мать была настоящая актриса из Верхнего Города!

Ригдол — будь он неладен, зараза! — почуял слабину и давай добивать:

— Ладно заливать! Никакая не актриса, а обычная шлюха, как у всех у нас. И даже хуже, потому что сама, небось, не в курсе, от кого сыночка нагуляла!

Тут-то Дикарь и кинулся на Ригдола. Произошло это так быстро… гораздо быстрее, чем Руни успел оказаться рядом, чтобы разнять… И Волка, как назло, поблизости не было. Зато офицер-преподаватель — тот как из-под земли вырос. И сцапал Сета. А драка в учебное время — это серьезное нарушение, за него жестоко наказывают.

* * *

Волк вышел от начальства. Что-то слишком быстро. Ясно, не стали разбираться, кому это надо…

Лицо у Волка было хмурое… Тоже понятно — ему как командиру за каждого провинившегося втык дают. Да и всё отделение могут наказать — снимут, допустим, часы отдыха… Волк ведь из-за этого с лица спал, да?..

Командир бросил рассеянный взгляд на Руни, поманил за собой к туалету и уже там коротко сообщил:

— Пятьдесят плетей.

Потом глянул испытующе и добавил:

— И Ригдола не трогай, я сам с ним разберусь. Понял?

Руни не ответил. Он смотрел вниз, на носки ботинок, на пол… Кто-то воду разбрызгал возле раковины… А тот парень — из отделения Бешеного Тито — который в прошлом месяце обматерил преподавателя… ему тоже должны были дать пятьдесят… умер на сорок втором… Умер… Что там ещё Волк сказал? Что-то насчет Ригдола. Ригдол, да…

Волк схватил его за плечо, тряханул как следует, да ещё и шмякнул спиной о стену.

— Блядь! Ты меня вообще слушаешь?! Я тебе что про Ригдола сказал? Ну-ка, повтори?

Волк сказал: «Не трогать!» Ага, как же… Руни исподлобья смотрит в прищуренные зеленые глаза, говорит ему прямо в лицо, очень уверенно:

— Он не будет смотреть, как бьют Дикаря!

Руки Волка всё ещё цепко удерживают Руни, но голос помягчел как-то, доверительнее стал:

— Не будет, обещаю. Я знаю, что он Дикарю сказал… Но ты его не тронешь — не то и тебя высекут за компанию, Батя злой сейчас, все драки под запретом.

— А?..

— А я командир, так что, это не драка будет, а воспитательные меры… — Волк, наконец, отпустил его, заговорил уже спокойно, без напряга. — Дикарь крепкий, сам иногда удивляюсь, прям, двужильный… Но ты же ему потом, после всего, нужен будешь.

Руни кивнул, снова глядя вниз. Брызги на полу складывались в затейливый узор… Хорошо, он не тронет Ригдола. Сейчас не тронет…

Волк ушел, бросив через плечо:

— Щас занятия начнутся, давай за мной!

— Угу, — согласно промычал Руни.

Узор из брызг напоминал смешную рожицу. Руни озлобленно затоптал её ботинками… Серое вокруг стремительно темнело, оборачиваясь беспросветно-черным…

* * *

Волк всегда держал слово, за то его и уважали. Он выполнил данное Руни обещание: Ригдол не смотрел, как пороли Дикаря, потому как лежал в лазарете с разбитой рожей и поломанными ребрами. Яромир Шоно никому не спускал плохих слов о женщине, тем более, если она чья-то мать…

Но Руни было не легче от этого. Если Сет… Руни не хотел даже мысленно произносить это слово, но оно упрямо лезло в голову… Если Сет… умрет… Тогда Ригдол лишь получил отсрочку, но он тоже умрет. Обязательно. Руни по всем правилам вызовет его на смертельный поединок и убьет. Руни не сомневался, что сможет это сделать — воткнуть нож в Ригдола, продырявить его, как чучело… Может, Волк разозлится и будет против, и скажет, что это бессмысленно… Но на то Волк и командир, а Руни — это просто Руни, Змей… И лучше думать о поединке с Ригдолом, спасаясь от воспоминаний о глупой ссоре, об обидных словах, о том, что всё было бы иначе…