Страница 7 из 120
Кукша хочет подняться и не может шевельнуть ни рукой, ни ногой. «Разве сама она не колдунья? – со страхом думает он. – Колдунья и есть, только не старая, а молодая и красивая». И Кукша робко просит Сигню расколдовать его, чтобы он мог встать.
Хохот становится таким громким, что, того и гляди, обвалится крыша. Понемногу Кукша приходит в себя, остатки сна улетучиваются, и он обнаруживает, что, пока он спал, его привязали к лавке. Кукша смущенно улыбается и, глядя на смеющуюся Сигню, тоже начинает смеяться.
Сигню отвязывает его и говорит:
– Крепко же ты спишь! Мы тебя привязали и начали звать: Кукша, вставай! А ты хоть бы что! Кричим тебе в уши, а ты не просыпаешься. Потом мне надоело, что ты спишь, и я села на тебя. А ты так страшно закричал во сне, что я даже испугалась!
Кукша глядит на Сигню – какая она красивая, какое у нее доброе, веселое лицо, неужели она только что казалась ему сказочной колдуньей?
Глава восьмая
ПОСВЯЩЕНИЕ
Дни становятся все светлее. Позади праздник Юль – середина зимы. В этот день конунг Хальвдан принес обычную жертву – откормленного коня, чтобы умолить Солнце поскорее вернуться.
Дети наряжались маленькими духами гор, воды и полей, водили хороводы, славили Солнце и звали его поскорее вернуться с весной, теплом и зеленью. Взрослые надевали козлиные шкуры и кружились в неистовой пляске, посвященной Солнцу. Праздник завершился веселым пиром, в котором участвовали все от мала до велика.
С приближением весны у викингов только и разговоров, что о походах в богатые западные и южные земли. По всей Норвегии идет молва о Хастинге – морском конунге мурманского роду-племени, который обосновался в Дублине и оттуда совершает набеги на западные берега франкской земли.
Хастинг не грабит малой шайкой, у него целый флот, и он, подобно Рагнару Кожаные Штаны, имеет возможность нападать даже на большие города. Это вождь великой храбрости и редкой удачливости, а по красоте и обходительности ему нет равных. Говорят, будто никто никогда не слышал от него ни единого грубого слова.
Надоела зима бородатым морским разбойникам. В нетерпеливом ожидании весны то и дело кто-нибудь принимается точить и без того острый меч, чистить сверкающий шлем. Не в радость уже пиры и охота – первое развлечение мужчин.
Однако по утрам все чаще слышен звон сосулек, намерзающих под стрехой[27]. Скоро, скоро уже придет пора конопатить и смолить корабли, которые пока что отдыхают от бурь и походов в длинных корабельных сараях! Иной раз чернобородый Тюр вздохнет и скажет Кукше мечтательно:
– Повезло тебе, парень. Мальчишкой побываешь в невиданных странах! Иные по сто лет живут, а дальше своей овчарни ни шагу!
Молчит Кукша, а сам думает: «Дались мне ваши невиданные страны!» И вспомнит родные Домовичи. Как-то там сейчас! Матушка, чай, все глаза проплакала по единственному сыну. И милые его сестры зимними вечерами небось не слюной, а горючими слезами смачивают кудель, сидя за прялкой. Сам он не плакал ни разу, с тех пор как увезли его мурманы. Иной раз так хочется, но он ни-ни! Ведь он давно уже взрослый.
Викинги тоже так считают. Они рассудили, что Кукше должно быть уже не меньше двенадцати лет и пора посвятить его в мужчины. Изнывающие от безделья воины рады развлечению, все они принимают участие в подготовке к торжественному действу.
По их заказу местные оружейники изготовляют для Кукши круглый варяжский щит с медными бляшками. Серебряник спешит выковать ко дню посвящения шейную серебряную гривну[28] с молоточками бога Тора. Хотели викинги заказать для Кукши и кольчугу, но раздумали – тяжела она для неокрепших отроческих костей.
В сундучке Тюра лежал сарацинский[29] шлем, весь изукрашенный золотыми узорами и непонятными сарацинскими письменами. Тюр раздобыл его на Волге. Шлем не лезет ни на кого из викингов, он хранится у Тюра как красивая игрушка. С двумя суконными подшлемниками шлем пришелся Кукше впору, и Тюр счастлив, что может подарить его отроку к посвящению.
Конунг Хальвдан Черный ради такого случая выделил из своих оружейных запасов меч доброй франкской работы. Его когда-то привезли из похода, он несколько короче обычного, и о причинах этого было много споров. Одни считали, что, по-видимому, какой-то богатый франк заказал меч для своего малолетнего сына, чтобы тот сызмала привыкал к хорошему оружию, другие полагали, что просто меч принадлежал франку маленького роста. А кто-то возражал, что франки тут ни при чем, что это ромейский[30] меч, какими-то путями оказавшийся во франкской земле, где он и попал к викингам в числе прочей добычи. Так или иначе, он Кукше покуда больше подходит, чем обычный викингский меч.
В один прекрасный вечер, в ту пору, когда румяные сумерки незаметно растворяются в синеве и над полоской зари загорается первая звезда, из усадьбы выходит вереница людей. Возглавляют и замыкают шествие воины со смоляными светочами.
Под подошвами сапог хрустит наст. Один из воинов несет петуха, и петух недовольно квохчет. Шествие направляется вверх по склону холма. На его вершине, на поляне, окруженной старыми корявыми соснами, стоит идол Одина.
Среди идущих нет рабов, нет зависимых людей, нет женщин, здесь только свободные мужи, только воины. Вон тот седой муж с длинной бородой и длинными волосами, на котором драгоценный багряный плащ, подбитый бобром, сам конунг Хальвдан Черный. Его окружают немолодые дружинники, долгие годы разделявшие с ним все превратности судьбы.
Достигнув вершины холма, воины заполняют поляну, обступают Одина. У идола только один глаз. В ушах у него висят большие серьги, усыпанные сверкающими каменьями, на шее несколько золотых гривен, руки унизаны серебряными запястьями.
Полоска зари на западе угасла, и одноглазый Один, освещаемый колеблющимся пламенем светочей, кажется грозным и страшным. Выхваченные огнем из темноты, стволы и сучья сосен похожи на обнаженные человеческие тела, сведенные судорогой страдания. Глядя на них, невольно вспоминаешь о человеческих жертвах, приносимых здесь на огромном камне у подножья идола.
Кукше указывают его место – перед лицом Одина, близ камня-жертвенника. Кукша здесь единственный, кто стоит с непокрытой головой. Его обходят четыре воина, они совсем юные, едва переступившие отроческий возраст, у каждого из них в правой руке яркий, только что зажженный светоч. Юноши становятся с четырех сторон от Кукши – с севера, востока, юга и запада – и замирают в неподвижности.
Воцаряется тишина, которую нарушает лишь потрескивание горящих светочей и квохтанье петуха.
К Кукше медленно приближается конунг Хальвдан, в руках у него большие ножницы. Он поднимает с Кукшиного затылка прядь волос и отстригает ее. После этого конунгу подносят меч на широком узорном поясе. Конунг отдает ножницы, принимает меч и собственноручно препоясывает им Кукшу.
Кукша чувствует, как широкий пояс подпирает ему нижние ребра, от чего он кажется себе выше и стройнее. У старого конунга не сразу получается застегнуть большую блестящую пряжку. Кукша хочет помочь ему, но не смеет пошевелиться.
Наконец пряжка застегнута. Теперь к Кукше подходит Хаскульд и вручает ему щит. Вслед за Хаскульдом выступает Тюр и надевает на обнаженную Кукшину голову блестящий сарацинский шлем.
Сейчас Кукше надо сказать то, что он выучил еще накануне. В горле у него сухо от волнения, чужим голосом он произносит:
27
Стреха – край крыши.
28
Гривна – металлическое шейное украшение в виде обруча.
29
Сарацины – мусульмане, главным образом, арабы.
30
Римский.