Аламут

Она совсем не покраснела. Даже не опустила глаз.

— Да.

— Так ради этого ты заключала со мной сделку?

Она кивнула.

Айдан рассмеялся. Это был наполовину плач.

— Ты никогда не говорила мне.

— Ты не слушал.

— Где же посредники? Где приданое, земли, обещание союза? Что вы можете предложить мне, госпожа моя?

— Себя.

Он слышал песню; а может быть, он сочинил эту песню. Ее глаза были ее приданым. Ее глаза, и колдовство в них.

Марджана взяла его за руки. Ее пальцы были тонкими, холодными и нечеловечески сильными.

— Разве это по-рыцарски, господин мой, отвергать женщину?

И он еще думал, что в ней нет притворства. Она была так же коварна, как любая рожденная женщина.

Их молчание нарушил король:

— Ответьте мне, милорд. Скажите мне правду, находите ли вы это неприемлемым — взять эту леди в жены?

Айдан открыл рот. Слова не шли. Он закрыл рот. Его руки все еще были в ее, и пальцы сплелись почти неразрывно. Его сознание билось о стены, взывая к ней. Но все это застывало перед маленькой, холодной ледышкой сопротивления. Или страха. То, что люди называли любовью, было хрупко; слово, жест могли разрушить ее. Эта любовь была много сильнее. И если он примет ее, он никогда не сможет выпустить ее.

— Ты не принимаешь ее, — сказала Марджана, прочтя его мысли, как обычно, совершенно без усилий. — Она принимает тебя. Посмотри вокруг себя. Разве это вольный воздух? Или ты не узнаешь желудок дракона?

— Не узнаю, — сказал он, сопротивляясь. — Я не ненавижу тебя. Я не… хочу… Как я могу жениться на тебе?

— Легко, — ответила она. — Ты скажешь слова. Ты вложишь в них смысл.

— Но какие слова?

— Наши, — сказал король. И когда они обратили к нему лица: — Я Защитник Гроба Господня. У меня есть свои обеты и свои обязательства. Вы просили меня рассудить вас, леди. Я это сделал. Я рассмотрел суть вашей жалобы. Я заключил, что существует долг, и он еще не оплачен. Отдадите ли вы за это свою веру?

— Нет! — Айдан выкрикнул это прежде, чем она пошевельнулась.

— Это не может быть частью любой сделки, ни для нее, ни для меня. Я ставка в этой игре. Я говорю, что согласен — если госпожа моя выйдет за меня замуж по христианскому обряду.

Сердце его колотилось. Драконий желудок, да? Это был абсолютный, невероятный ужас. И безумное счастье. И Марджана, сплетшая с ним пальцы, изумленная тем, что он защитил ее веру. Можно подумать, он не знал, что значит эта вера для нее. Словно его не беспокоило, что это уничтожит ее.

Она вглядывалась в его лицо и в его сознание, яростно, не осмеливаясь поверить ему даже сейчас.

— Ты так сильно любишь меня? — спросила она.

— Да, — ответил он.

Ее счастье было едва ли не сильнее, чем он мог выдержать.

— Я выйду за тебя замуж, — сказала она. — Я произнесу христианские слова. — Это всего лишь слова. Имеет значение только дух.

Айдан слышал все это. Его сердце пело, все стены пали. Марджана была в его сознании, заполняя пустоты, исцеляя шрамы. Но это было отнюдь не сладкое, не успокаивающее присутствие. Она чаще спорила с ним, чем соглашалась; ее неистовый характер был под пару его собственному. И когда война встретится с войной, когда Крестовый Поход встретит джихад, и Бог будет выбирать между ними…

— Тогда Бог выберет, — сказала она, — как Он начертал, и мы поступим так, как должны.

— Так говорят неверные.

— Только франк может подшучивать над судьбой.

Они посмотрели друг на друга.

— Я буду служить королю, несмотря ни на что, — сказал Айдан.

— Почему я должна возражать? Он достоин этого.

— Ах, но достоин ли я?

— Ты, — сказала она, вскинув подбородок, — лучший рыцарь в мире.

Лучший рыцарь в мире смотрел на прекраснейшую леди в мире и размышлял над мудростью ответа. Двор ждал его выбора, затаив дыхание. Леди предоставляла ему спорить с нею или согласиться с нею.

Рыцарь знает, когда говорить. Он также знает, когда молчать. Айдан низко поклонился и предложил ей улыбку.

Она осторожно размышляла над ней. Взвешивала, измеряла, рассматривала. Потом приподняла бровь.

Он сделал улыбку чуть шире.

Другая бровь поползла вверх.

Все они торговцы тут, на Востоке. Ему придется приглядывать за ней, когда дойдет до брачной клятвы, чтобы она не пыталась торговаться со священником.

Она вспыхнула на это. Он схватил ее в объятия прежде, чем она разразилась речью, и звучно поцеловал ее.

Франкская прямота, решил он, может быть полезна в приручении сарацинки.

Она засмеялась. Жестокая; никакой пощады его бедной уязвленной гордости. Но он простил ее. Ведь он был, прежде всего, лучшим рыцарем в мире.

Авторское примечание

События «Аламута» честно поделены поровну между историей и фэнтэзи. Принц Айдан и его ассасинка, конечно, придуманы, как и королевство Райана; так же, как Дом Ибрагима и его подданные, и семья оружейника из Дамаска. Остальные «драматические персонажи», однако, совершенно историчны, включая эмира Усамы ибн Мункида и его сына Мурафа. Истории, который Усама рассказывал, подлинные, взятые из его воспоминаний; они выходили на английском языке, в книге «Арабо-сирийский дворянин и воин во времена Крестовых Походов», под редакцией П. К. Хитти (Нью-Йорк, 1929). Так же и история, рассказанная наставником Балдуина, Архидиаконом (позднее Архиепископом) Уильямом Тирским, о том, как обнаружилось, что Балдуин болен проказой. принадлежит самому Уильяму; ее можно найти в томе втором его «Истории свершений, происходивших за морем», п. р. Эмили Бэбкок и А. К. Крей (Нью-Йорк, 1943).

Я построила замок на месте разрушенного дома в Аква Белла и подарила его вымышленной семье Отекур. Настоящий замок, следует заметить, принадлежал рыцарям-госпитальерам, которые также владели большим замком Крак де Шевальи. В начале нашего столетия Крак был восстановлен французами и в нынешнее время служит, как это ни иронично, одной из главных резиденций Организации Освобождения Палестины.

Король Балдуин VI Иерусалимский действительно был болен проказой, и его болезнь действительна была принята теми, кем он правил, как король, без единого вопроса о его праве на трон его дяди, Балдуина III, и его отца, Амори I. Во время действия романа (лето и осень 1176 года) ему было около шестнадцати лет, а королем он был с тринадцати. Он был недюжинным военным стратегом, и пока позволяло его здоровье, правил твердо и хорошо. В следующем году, в возрасте семнадцати лет, он потерпел от Саладина единственное и худшее из поражений, в битве при Монгизаре. Он умер в 1185 году, слепой, безликий, его руки и ноги были изъедены болезнью, но даже в последний год своей жизни он водил свои армии против сарацинского султана, приезжая на поле битвы в носилках. Он умер в своей постели от лихорадки и был похоронен в Иерусалиме, в Храме Гроба Господня.

Сестра Балдуина, принцесса Сибилла, не была наделена ни его интеллектом, ни его здравым смыслом. Избранный для нее муж, Уильям Длинный Меч, маркиз Монферратский, был достойным выбором: молодой, привлекательный, хороший воин и искусный политик. К несчастью, он заболел лихорадкой и умер в следующем году; его сын и наследник, названный Балдуином в честь короля и прозванный Балдуинетом, «Маленьким Балдуином», родился через несколько месяцев после смерти Уильяма. Сибилла, казалось, искренне оплакивала его, но вскоре нашла ему замену: французский рыцарь, не особо выдающийся, но замечательно красивый и дамский угодник. Гай де Лузиньян, за которого она вышла замуж в 1179 году, вопреки возражениям лордов королевства. Ее брат, удрученный своей болезнью, дал разрешение на брак; однако вскоре пожалел об этом. Гай был скорее слаб, чем действительно вероломен, но Балдуин знал, что трон завоеванного королевства не должен перейти в руки человека, органически неспособного принять решение. Когда прокаженный король умер, его племянник, ребенок Балдуин V, был посажен на его место, под регентством графа Раймона Триполийского. Это был прямой вызов Гаю, и Гай принял его: он восстал против регентства и, когда после года правления Балдуин V умер, захватил трон. Годом позже, 4 июля 1187 года, Гай проиграл большую часть своего королевства Саладину в битве у Отрогов Хаттина. К осени 1187 года Саладин правил в Иерусалиме, как король. Иерусалимское Королевство Крестоносцев, основанное в 1099 году после захвата Иерусалима армией Запада под командованием, в числе прочих, графа Годфри Бульонского, пало; оно никогда не было восстановлено. Следующий Крестовый Поход не увенчался успехом в отвоевании Иерусалима у неверных.