Страница 37 из 63
Почему же тогда у него закипает кровь в жилах, стоит ему только посмотреть на нее? Почему джинсы становятся ему тесны, как только он о ней подумает? Почему его память снова и снова возвращается к тому, как она прижималась к нему, отвечая на его поцелуи тогда, в лифте? Видимо, потому, что вопреки ее уверениям они все-таки подходят друг другу.
Что же касается суда, то она не права. Джоселин Креймер сумела с помощью своего нелепого иска вырвать его, Гэри, из привычного для него образа жизни, а кроме того, тратит напрасно время суда и деньги налогоплательщиков. Значит, его прямая обязанность — доказать истице ошибочность ее действий, склонить на свою сторону присяжных и заставить Софи взглянуть на это дело его глазами.
— Давайте кое-что уточним, — предложила мисс Принц. — По-моему, мистер Макгвайер заплатил за цветы.
— Неверно. — Софи пролистала свои записи. — Вот, нашла. Цветы — семьсот тридцать пять долларов, счет послан Креймерам.
— Семьсот тридцать пять баксов за цветы? — шепнул Джек Гэри. — С ума сойти!
— А через три дня все они завяли бы, — так же шепотом ответил Гэри.
— Мы даже на похороны дяди не истратили таких денег на цветы. Долларов сто или сто пятьдесят, не больше.
— Глупость какая-то. Кому надо столько цветов?
— Я все же думаю, что Софи чересчур вспыльчивая, — продолжал Джек вполголоса. — Как считаешь? Думаешь, такая, как она, может прийти в восторг от цветов?
— А кто ее знает! — раздраженно отрезал Гэри, хотя у него и были на этот счет кое-какие соображения.
Стук в дверь прервал обмен мнениями между Джеком и Гэри.
— Уже почти десять. — Судебный клерк заглянул в комнату присяжных. — Приговор готов? — осведомился он.
— Нет, — хором ответили все шестеро.
— Судья не собирается назначать новое разбирательство из-за того, что вы не можете прийти к согласию. Вам разрешается поехать домой, но вы должны быть в суде завтра ровно в восемь утра.
— Я не хочу приезжать сюда завтра, — пробурчала себе под нос Софи, но Гэри ее услышал. Он понял, что не сюда ей не хочется возвращаться. Она не хочет больше видеть его.
Что ж, есть простейший способ больше не приезжать в суд — изменить свое мнение, думал Гэри. Она умеет убеждать, и ей легко удастся перетянуть на свою сторону и Джека, который и так уже почти в нее влюблен.
Вспыльчивая — так, кажется, определил ее характер Джек. Она сможет повлиять на него, решил Гэри. А он со своей стороны подкупит Джека банкой пива.
Джек вполне поддающийся. Филиппу только и надо, что бегать трусцой и командовать школярами. А вот мисс Принц… Непонятно, на чьей она стороне. Только и знает, что призывать к порядку да отчитывать.
В лифте они снова спускались вместе, но Софи забилась в самый дальний угол, а Гэри, чтобы не смущать ее непроизвольным прикосновением, встал у двери.
Он был удивлен переменой настроения Софи. Она считает его врагом только потому, что он с нею не согласен. Но разве это повод перечеркнуть то, что было между ними?
Впрочем, он понимал, что ее гложет: не то, что у него свое мнение, а то, что он встал на сторону человека, поступившего с женщиной так, как некогда другой кретин поступил с нею. Она не просто думала о Джоселин Креймер, она переживала вновь свою печальную историю с Митчелом — этим аристократом из Бостона. Вместо того чтобы рассуждать логически, Софи переживала разочарование Джоселин как свое. Недаром адвокат Макгвайера начал свою речь словами об оскорбленной женщине. Софи была когда-то унижена и теперь хочет, чтобы Макгвайер заплатил и за ее унижение.
И Гэри, видимо, тоже должен заплатить.
Вот почему он считал, что брак — вещь бесполезная. Было совершенно очевидно, что, какие бы страдания ни причинил Софи Митчел, дело не в нем, а в том, что не было свадьбы. Если бы они любили друг друга, ничего больше не имело бы значения: ни одобрение родителей, ни город, где они стали бы жить, ни венчание и клятва у алтаря.
Выйдя из здания суда, Софи остановилась в нерешительности. Улица была пустынной. Ни одного такси.
— Я подвезу вас, — услышала она за спиной голос Гэри.
— Я не нуждаюсь в ваших одолжениях.
— Бросьте, Софи. Вряд ли вы поймаете сейчас такси. Я отвезу вас домой.
— Ладно, — согласилась она, не удостоив его даже простым «спасибо», но, слава Богу, у нее хватило здравого смысла не оставаться здесь одной и ловить такси в столь поздний час.
А ему и не надо ее благодарности. Ему нужно совсем другое.
Они молча спустились в подземный гараж. Так же молча Гэри открыл дверцу машины. Повинуясь врожденному чувству вежливости, он все же решился помочь ей сесть. От прикосновения к ворсистой ткани жакета в нем вдруг вспыхнуло желание — как будто открыли засов и выпустили на волю засидевшегося в клетке зверя.
Почему он должен бороться с этим желанием, черт возьми? Какое значение имеет то, что она думает о Макгвайере, о своей собственной неудавшейся попытке замужества? Пусть она даже его ненавидит — все равно он хочет ее.
Хочет.
Чтобы успокоиться, Гэри сделал глубокий вдох и, медленно обойдя машину, сел на водительское место. Теперь, когда он за рулем, она будет от него всего в нескольких сантиметрах. Аромат ее духов будет щекотать ему ноздри. Но он уже не мальчик. Приходилось переживать и более мучительные ситуации, чем разрыв в общем-то не состоявшихся отношений с владелицей художественного салона. Но как бы неловко он себя сейчас ни чувствовал, никогда не простил бы себе, если бы оставил ее одну на пустынной улице.
Всю дорогу они молчали. Правда, Гэри показалось, что пару раз Софи будто бы даже всхлипнула, словно сдерживая слезы.
Гэри внезапно охватила паника. Не хватает еще, чтобы рыдали у него в машине. Он терпеть не мог слезливых женщин. Он и Джоселин Креймер невзлюбил за водопады слез, которыми она пыталась всех разжалобить.
Софи, слава тебе Господи, по крайней мере не рыдает. Гэри видел, что она плотно сжала губы, чтобы унять дрожь. Глаза блестят, но слез не видно. Даже руки лежат на коленях спокойно. Возможно, он вообще ошибается и она и не думает плакать.
— Что такого ужасного я сделал, Софи? — спросил Гэри, останавливаясь у ее дома.
— Вы ничего не сделали, — стараясь говорить безразлично, ответила Софи. — Вы — мужчина и не виноваты в том, что ваши гормоны повлияли на ваши мозги.
— Мои гормоны — это лучшее, что у меня есть.
— С чем вас и поздравляю. Спокойной ночи.
— Софи, прошу вас… Как же то, что было вчера? Разве вам не было хорошо со мной?
— Это было до того… — она осеклась.
— До чего?
— Я не собираюсь обсуждать с вами суд.
— Да забудьте вы про суд. Речь не о нем, а о нас с вами.
— О чем именно?
— О том, что это не я вас когда-то бросил.
— Но вы солидарны с тем человеком. Черт, мы опять говорим о суде.
— Плевать я хотел на этот суд, да и на того парня, на Митчела. Это все в прошлом.
— Это мое прошлое. Я получила хороший урок. Если вы оправдываете поступок Митчела, значит, вы ничуть не лучше его.
— Я его не оправдываю.
— Давайте прекратим этот разговор.
Отлично. Ему и не хочется разговаривать. Какой смысл пререкаться, обсуждать то, что происходит в суде, тем более что этого нельзя делать? Если уж разговаривать с Софи, то о ее магазине, или о бейсболе, или о рок-музыке. А еще он сказал бы ей, что ее кожа похожа на лепестки цветов яблони — такая же гладкая и нежная.
Если же быть совершенно честным, ему вовсе не хочется разговаривать. Ему хочется поцеловать ее, несмотря на то, что она презирает его мужские гормоны, все еще не может простить старого обидчика, и на то, что произойдет завтра в комнате присяжных, где они наверняка снова схлестнутся.
Гэри наклонился и, запустив руку под гриву ее роскошных волос, прильнул к губам Софи.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Если бы Софи уже не ненавидела Гэри, она могла бы возненавидеть его за то, что одним поцелуем он сумел заставить ее начисто забыть о своей ненависти.