Взмах ножа (сборник)

Прежде всего Мудроу спустился в метро побеседовать с продавцами жетонов. Когда они попытались отодвинуть фотографии в сторону, он хорошенько стукнул по пластиковому стеклу будки и потребовал, чтобы «лучше вспоминали». Но на всех трех риджвудских станциях никто ничего не вспомнил, и он вышел на Метрополитен-авеню прямо к ресторану «Метрополитен», который работал круглые сутки, и где владельцами, как и во многих других кафе в Нью-Йорке, были греки. Просматривая записи, он вспомнил о своем ночном разговоре с Эпштейном и ринулся внутрь. Мудроу сразу пошел к кассе, не обращая внимания на официантов в черных брюках и белых рубашках, и обратился к женщине-метрдотелю.

— Мне нужен Джордж Халукакис, — сказал Мудроу, показав полицейский значок.

Метрдотель в золотом ожерелье и браслетах растянула губы в усмешке. Ее иссиня-черные волосы и оливковая кожа указывали на то, что она в родственных отношениях с владельцами. В ее обязанности входило встречать гостей, провожать их к столику, предлагать меню и затем, показав свой зад, затянутый в неимоверно узкую юбку, удаляться к себе. Ей было лет пятнадцать.

— Его сейчас нет, — сказала она, не отрываясь от газеты.

Ее развязный тон не оставлял сомнений в том, что она лжет, но ей было все равно, видно это или нет. Возможно, если бы она потрудилась поднять глаза, она бы поняла, что верзила полицейский не очень расположен изучать причуды греческой принцессы (перед которой еврейская принцесса просто Золушка), но она так на него и не взглянула.

— Как ваше имя, мисс? — вежливо поинтересовался Мудроу.

— Хемаполис, — вздохнула она.

— Видите ли, мисс Хемаполис, мне нужно видеть вашего босса. Пожалуйста, позовите его.

Медленно, словно сидя у себя на кухне, мисс Хемаполис перевернула газетную страницу.

— Я же сказала, что его нет.

Мудроу помолчал с минуту, осматривая зал, будто для него в жизни не было ничего интереснее этого каменного пола и кожаной обшивки стен. В ресторане не было никого, кроме небольшой группы посетителей в конце зала.

— Скажите, — сказал он, поворачиваясь к девушке, — вы часом не лесбиянка?

— Что? — Мисс Хемаполис не поверила своим ушам.

— Дело в том, что, если ты сейчас не оторвешь свою задницу и не приведешь мне Халукакиса, я тебя арестую за отказ от содействия офицеру полиции при исполнении служебных обязанностей. Я упеку тебя в одну камеру с самыми черными, жирными, злыми лесбиянками, которых только сумею отыскать, и ты будешь вылизывать этих сифилитичек, пока кто-нибудь не внесет за тебя залог.

Выражение лица бедной девушки было таким, что Мудроу стоило немалых усилий сохранить серьезность. Она буквально отпрянула, прикрывая грудь и широко раскрыв глаза. Годы религиозного образования не смогли подготовить ее к явлению в виде этого сумасшедшего великана, который стоял сейчас напротив.

— Иду, иду, — прошептала она, отворачиваясь.

— Надеюсь, вы любите рыбу с макаронами, — крикнул он ей вслед.

Мисс Хемаполис скрылась в кабинете начальника, издавая звуки на греческом, еще не успев закрыть за собой дверь. Мудроу прислонился к стойке бара и принялся опрашивать официантов (все они были греками), но безрезультатно до тех пор, пока, как и ожидал Мудроу, не появился мистер Джордж Халукакис.

— Кто просил Халукакиса? Я Халукакис. — В ожидании он приложил руку к пухлой груди.

Мудроу тоже настроился ждать. Он смотрел прямо на грека, не отводя глаз, словно тот должен был знать заранее, зачем тут оказался полицейский.

— Я Халукакис, — повторил грек, накручивая на палец золотую цепочку, висевшую на шее. Он был важным человеком, бизнесменом, во всем своем могуществе, зафиксированном в интерьере, и его просто так на пушку не возьмешь.

— Привет, я сержант Мудроу, — сказал Мудроу как ни в чем не бывало. — Алан Эпштейн, мой капитан, посоветовал мне обратиться к вам за помощью. Дело в том, что я кое-кого разыскиваю.

При упоминании имени Эпштейна Халукакис заметно отстранился. На лице его появилась презрительная ухмылка.

— Зачем вы мне напоминаете об этом? Я прихожу сюда, чтобы побыть в мире и покое. Эта еврейка разрушила всю мою жизнь. Вы знаете, какая она хитрая? Через неделю после свадьбы сказала, что хотела бы принять православие. Теперь я не могу развестись с ней. Христианская церковь не одобряет разводы. Я говорил с епископом. Я сказал все: если она православная, то почему не ходит на исповедь. А он считает, что каждый выражает веру по-своему. Я проклял день, когда ее встретил. — Он потряс в воздухе пальцем. — Вы знаете, как заставить еврейку перестать спать с вами? Женитесь на ней. И это не смешно. Знаете, как затащить еврейку в постель? Подарите ей кредитную карточку к Бенделю. Почему они все покупают одежду у Бенделя? Кто мне скажет? Но покажите ей оплаченный чек, и она будет спать с вами, пока покупку не доставят. И это единственный способ заставить еврейку спать со своим мужем.

Мудроу оставалось ухмыльнуться.

— Не говорите только, что у вас никого нет на стороне.

Грек осклабился в ответ. Любовница — разумная необходимость для многих удачливых греков.

— Метрдотелем у нас — племянница совладельца. Хорошая девушка из порядочной семьи, но очень бедной. Я дал ей работу. — Он пожал плечами. — Естественно, она благодарна.

Мудроу, который слышал истории и похлеще, вынул фотографии.

— Вот, Джордж, — сказал он теплым дружеским тоном. — Взгляните-ка сюда. Мне нужно найти этих людей. Это очень нехорошие люди, Джордж, совсем плохие.

— Вот эту я знаю, — сказал Халукакис, показывая на фотографию Эффи Блум. — Она часто заходит, обычно по утрам.

Мудроу вздрогнул, как вздрогнул Хасан Фахр, увидев это же изображение в руках у Бредли. У него перехватило дыхание, и он с трудом выдавил из себя вопрос:

— Когда это было в последний раз? Когда вы ее видели?

— Три дня назад. Я ее выгнал. Каждое утро заходит, чтобы разменять мелочь. Ей нужна мелочь для автобуса. И никогда ничего не покупает. Даже кофе. А рожа злая, будто ей между ног напильник сунули. И я наконец спросил: «Почему мисс ничего не покупает? Почему вы только мелочь размениваете?» И знаете, что она мне ответила? «Чтоб у тебя член оторвался, когда будешь вынимать его из папашиной задницы». Такую не забудешь.

— Вы уверены, что это она? — Голос Мудроу задрожал от волнения.

— Я сейчас позову официанта. Теос, иди сюда. — Высокий стройный парень оторвался от фруктового салата и подошел к ним. — Ты видел эту женщину?

— Конечно, — ответил тот спокойно. — Это та самая, которая вам такого наговорила. — Он засмеялся. — Вы бы в тот раз посмотрели на себя в зеркало.

— Хватит обо мне. Посмотри сюда. — Он передал официанту изображения Джонни и Терезы. — Ты чаще всех работаешь в зале. А этих ты не видел?

— Видел. Пару раз. Но они были одни, без той сумасшедшей.

— Когда они приходят? — спросил Мудроу.

— Обычно завтракать приходят, но не часто. А она бывает, и нередко. Ходит теперь за мелочью в соседний магазин. Я там был вчера, покупал лезвия для бритвы. Поболтали с продавщицей. — Он поднял фотографию Эффи. — Ее, кажется, больше к женщинам тянет. — Он подмигнул и вернулся К работе.

Мудроу положил руку на плечо Джорджа Халукакиса. Он уже не думал о Рите, голова его освободилась от «фантазий», как он их называл.

Он шел к своей цели.

— Я вернусь завтра утром, — предупредил Мудроу. — Сделайте мне одолжение, пусть все останется между нами. Я слишком долго ждал этого часа.

Глава 22

Мудроу еще не успел сесть в машину, а Леонора Хиггинс уже поняла — что-то произошло. Он шел быстрее обычного — неуверенной, слово его подталкивали сзади, походкой; двигался быстрее, чем этого хотел; и поехал он (опять же на большой скорости) прямо в полицейский участок на Джунипер-Валлей-роуд. Он бросил машину на дороге, стремительно направившись к дверям, и сверкнул у выхода полицейским значком в ответ на замечание дежурного насчет неправильно припаркованного «бьюика». Хиггинс хотела окликнуть его и приказать, чтобы он сообщил то, что сейчас узнал, но сдержалась, понимая, что незримое ее присутствие и есть цена билета на этот спектакль.