Страница 33 из 144
Это длилось два дня: море людей у гроба Риты Меленжик и неподвижно сидевший Стенли Мудроу. Он ничего не ел, как ничего не ела Рита, он молчал, как молчала Рита, и почти не вставал со своего места до того момента, когда Риту надо было перенести на другую сторону улицы, в церковь Скорбящей Девы Марии, где отец Ярославски отслужил заупокойную мессу. Он говорил долго, но Мудроу — капитан Эпштейн усадил его в первом ряду — слышал только: «Сожалею. Сожалею. Сожалею».
Затем, на кладбище, люди — их было не меньше сотни, собравшихся у черной дыры в земле, — смотрели на Мудроу, очевидно ожидая какого-то знака. А когда гроб опустили и на его лице появилась улыбка, все буквально оцепенели, решив, что полицейский совсем плох. Он выбросил свой пистолет.
Стенли Мудроу не удивился этому звонку, хотя и не ожидал его сразу после похорон. Конечно, эта был капитан Эпштейн.
— Стенли, надеюсь, ты понимаешь, что это не моя инициатива, но завтра утром ты должен быть у меня.
— Насчет инициативы попробую угадать, — спокойно ответил Мудроу. — Инспектор Флинн и ФБР.
— Ты что, — удивленно спросил Эпштейн, — ясновидец? Они сидели на мне два дня, и я больше не могу говорить им «нет».
— Не волнуйся, капитан. Им просто нужно опросить всех подряд, чтобы разъяснить прессе, что они сделали все, что могли.
— Послушай, Стенли, — спросил Эпштейн тихо, — как ты себя чувствуешь? Ты знаешь, если тебе тяжко, я все-таки отложу свой визит. В конце концов наплевать, что они там скажут.
— Не надо, все в порядке. Завтра в котором часу?
— В половине десятого. Кстати, если это тебя утешит, будет только мисс Хиггинс.
— Да? Уж не знаю, что делать по этому поводу: то ли обидеться, то ли выпить на радостях. До завтра. И не волнуйся ты так. А то опять у тебя язва разыграется.
Но Эпштейн волновался. Ведь это его участок, и один из его людей переживает так, словно ранен при исполнении, и еще неизвестно, какой нагоняй его ждет. Спокойный тон Мудроу еще больше озадачил капитана. Если только, конечно, Мудроу не пытается утишить свое горе, размышляя о мести. Только бы не оказалось каких других улик, о которых умолчал сержант, кроме этих билетов в кинотеатр «Риджвуд». Эти тревоги не давали Эпштейну спать всю ночь, и он очень путано говорил, когда пытался объяснить Флинну и Хиггинс душевное состояние Мудроу.
— Понимаете, — начал Эпштейн (он специально просил их прийти за пятнадцать минут до Мудроу), — не знаю, в курсе ли вы, но женщина, которую любил сержант Мудроу, погибла в огне при этом взрыве. Она как раз стояла рядом с грузовиком. В самом центре взрыва.
Флинн кивнул.
— Мы учтем это. Мы здесь не для того, чтобы распинать сержанта. — Он посмотрел на Хиггинс, даже не пытаясь скрыть презрения. — Я просмотрел дело об убийстве Рональда Чедвика еще раз и более чем убежден, что расследование, которое провел Мудроу, было глубоким и во всей отношениях профессиональным.
Леонора Хиггинс разгладила юбку на коленях и смотрела вполне доброжелательно. Маневр Флинна ее не удивил, но сама она готовилась к схватке с Мудроу и не собиралась стрелять холостыми.
В этот момент дверь открылась, и вошел Мудроу. Он не сомневался, что голыми руками они его не возьмут.
— Доброе утро, дамы и господа, — произнес он учтиво, — чем могу быть полезен?
— Стенли, — ответил ему Эпштейн, — садись, пожалуйста. Как ты?
— Я в порядке. — Мудроу сел на металлический стул, взятый из конференц-зала.
— Сержант, — начала Хиггинс.
— Прошу прощения, — перебил ее Флинн. — Сначала несколько вопросов хотел бы задать я. Если не возражаете.
Леонора Хиггинс с трудом сдерживала раздражение. Она была уверена, что никто не помешает ей высказать свои претензии к подчиненным Флинна. Кроме того, ее поразило еще одно обстоятельство. Мудроу был слишком спокоен. Она думала, что перед ней предстанет опустившийся алкоголик, а напротив сидел уверенный в себе, готовый действовать детектив:
— Благодарю вас, — продолжал Флинн. — Сержант Мудроу, я думаю, вы помните историю со взрывом, который случился несколько месяцев назад, когда был убит Рональд Чедвик.
— Конечно, помню. Он вошел в историю района.
— Очень хорошо. — Флинн словно подбадривал, будто говорил: «Мы же коллеги, правильно?» — Вы готовы в связи с этим произвести необходимые аресты?
Мудроу в ответ изобразил взгляд, означающий: «Да вы что, с ума сошли?»
— Вы же сами сняли меня с этого дела. По крайней мере, я так понял.
Эпштейн поспешил вмешаться:
— Инспектор Флинн вам лично никаких приказов не отдает. Это моя прерогатива.
— Простите, капитан.
— Минутку. — Флинн, багровея, помахал рукой. — Значит ли это, что вам не удалось продвинуться в расследовании этого дела?
Мудроу посмотрел Флинну прямо в глаза.
— Честно говоря, инспектор, я даже не вспомнил о нем с того самого дня, как мы виделись последний раз. А на уровне слухов — все то же. Какой-то грек по кличке Зорба, видимо, сам все проделал и затем исчез.
— Так, — продолжал Флинн, стараясь предвосхитить все вопросы Хиггинс. — А как, по вашему мнению, к этому греку попала граната советского производства?
— Вот уж этого я и не знаю. Скорее всего, не мое это дело, но у меня есть приятель в Бронксе, так вот он мне рассказал, как в одном рейде с фэбээровцами они изъяли десять автоматов «АК-47», которые один торгаш пытался сбыть уличной банде. Насколько я понимаю, «АК-47» — советского производства? Это «Калашников»?
Хиггинс не смогла сдержаться и перебила:
— Торгаш давно у нас на учете, и нельзя сказать, чтоб это был никому не известный грек.
— Бога ради, — взмолился Мудроу. — Я просто привожу пример. Может, все было совсем не так. Я видел вас всего два раза, и оба раза вы мне доказывали мою никчемность. Я начинаю чувствовать себя младенцем.
— А не хватит ли играть в игры?
Леонора теряла терпение. Ей не хотелось сюда ехать, но Бредли настоял, чтобы она занялась этим делом самостоятельно. Конечно, она все яснее понимала, что шеф все более отдаляется от нее. Леонора рассчитывала, что они будут партнерами на равных, но теперь стало очевидно, что Бредли поручают самые ответственные дела, а ее держат подальше от репортеров с микрофонами и камерами.
— Я бы попросил, — сказал Флинн.
Хиггинс посмотрела ему прямо в глаза.
— Я не знаю, доверяете ли вы этому воплощению невинности, которую сержант изображает каждый раз во время встреч с руководством, но я на такие штучки не покупаюсь. Мне бы хотелось, чтобы однажды он сыграл в открытую.
Эпштейн вскипел:
— Вы не можете обвинять сержанта в нарушении долга на основании какой-то особой женской интуиции Это черт знает что.
— Капитан, — шикнул на него Флинн, — я не потерплю подобных выражений. Немедленно успокойтесь.
Мудроу сидел с невозмутимым видом, но, перехватив взгляд Леоноры, зачем-то подмигнул ей. В этот момент подозрения Хиггинс перешли в уверенность, и она окончательно убедилась в том, что у Мудроу свой ход есть. Внезапно она вспомнила, как несколько недель назад у нее возникло похожее чувство, но она не поддалась ему и только потому, что ее партнер, ее шеф, не только пропустил мимо ушей эти самые интуитивные догадки, а еще и отчитал ее с плохо скрытым раздражением.
— Сержант, — сказала она. — Если я правильно понимаю, вам нечего добавить к тому, что вы нам уже рассказали?
— Совершенно верно, — ответил Мудроу.
— А допускаете ли вы, что можете найти этого грека?
Мудроу пожал плечами.
— Кто знает…
— А допускаете ли вы, что этот грек связан с «Красной армией»?
— И это возможно. Почему не допустить? Но боюсь, что об этом рано говорить.
— Рано не рано, — продолжала Леонора, — пусть это будет один шанс из десяти тысяч, что убийца Рональда Чедвика связан с «Американской красной армией», мы все равно не имеем права упускать его. Верно? — Никто не ответил ей, и она решила атаковать: — Я хочу, чтобы сержант Мудроу временно поступил в мое распоряжение. Пусть он работает только над делом Чедвика. И отчитывается непосредственно передо мной. Мы сейчас разрабатываем дюжину версий. Эта будет тринадцатой. Когда стоишь перед такой угрозой, нельзя упускать ни один шанс, даже самый невероятный.