Страница 35 из 38
— Это вас, Жизель! — крикнула она оттуда. — Комиссар Фушеру.
Жизель чуть было не сказала, чтобы та выдумала какую-нибудь отговорку, но, увидев поднятые к ней ясные глаза дочери, просто ответила:
— Иду.
По голосу, каким Фушеру произнес ее имя, она поняла, что он взволнован. Она почувствовала, как сильно заколотилось ее сердце.
— Можете вы встретить меня на вокзале в Оксере в семнадцать тридцать? Одна.
— Но я полагала, мы уже договорились… — начала было она. Потом, сразу передумав, добавила: — Я посмотрю… Минуточку… Она прикрыла микрофон ладонью и уже громче спросила: — Мадлен, могу я воспользоваться вашей машиной?
— Нет проблем, — ответила подруга, учившая Анжелу считать с помощью шариков бузины.
— Хорошо, в семнадцать тридцать, — выдохнула она, будто ученица колледжа, согласившаяся прийти на первое свидание.
— Если захотите, мы потом можем заехать в Дрюи. Вам не трудно предупредить инспектора Джемани, что я буду в Сен-Совере поздно вечером? Пусть она ждет меня на ферме…
Говорил он торопливо, так что она и не подумала отнекиваться.
— Хорошо. Я передам, — пообещала она.
— Спасибо, Жизель, — только и сказал он. — До скорого. I love you![23]
И он отключился.
«Да я у него уже под каблуком!» — отругала она себя. Но как приятно перекатывались в голове три небольших магических слова: «I love you! I love you!»
В радостной спешке она даже позабыла покормить Карамель и Катишу. Обиженные животные отвернулись от нее и отправились в сад на совместную охоту. Они устроили засаду на легкомысленных скворцов, которые поплатятся жизнью за человеческую неблагодарность.
Глава 30
В Сен-Совере установилось относительное спокойствие. После семинара в подсобке замка были сложены стулья и отключены временные электрические устройства.
Все участники отбыли утром. На ферме Туро барышни Малгувер навели порядок в опустевших комнатах.
— Я рада, что все закончилось, — вздохнула Кларисса, просматривавшая счета.
— Остались только две занятые комнаты, — заметила Жюльетта. — И неизвестно, до какого…
— Думаю, постояльцы не задержатся надолго, — пробормотала Кларисса.
Жюльетта поежилась, унимая дрожь, возникшую отнюдь не из-за прохладного воздуха.
— Скорее бы уж…
— Месье Девриль не ночевал сегодня, — поморщив нос, заметила Кларисса. — Интересно, куда он делся? Вещи его на месте, а Жозефине даже не пришлось стелить постель. Пожалуй, я не поставлю ему в счет эту ночь…
— Ты у меня совсем не деловая, — прошептала Жюльетта, нежно обнимая ее.
Увидев надутые губки «сестры», она шутливо добавила:
— И в этом твоя прелесть, моя самочка.
Открыв глаза после полудня, Марго Лонваль решилась устранить Антуана Девриля из обезвоженного рая Мон-Бугон. Впервые она задумалась о неуместности этого названия, унаследованного от старинного названия местности (Ворчливые Горы). Она решила, что слишком долго подчинялась ворчливым домашним духам, ларам. А ведь здесь был баптистерий ее женских наслаждений. Так пусть Мон-Бугон превратится в Марготьер.
Часом позже позвонил пристыженный Ален Лашаль. Он интересовался, не очень ли занята Марго, чтобы приехать в Париж. У него есть два билета на новую версию спектакля «Троянской войны не будет». Она улыбнулась при мысли о такой заботливости с подтекстом: он напоминал ей о хвалебном отзыве на эту пьесу, который Колетт опубликовала в 1935 году.
Она сказала, что подумает.
Потратив какое-то время на поиски по телефону Лейлы Джемани до отъезда в Оксер, Жизель Дамбер неожиданно увидела ее в окно идущей по площади Думер. Анжела спала, Мадлен ушла на чашку кофе к своей подруге. Жизель не колебалась. Она распахнула дверь и пригласила соперницу пройти вместе с ней в сад.
Они сели в тени плакучего розового куста. Жизель предложила охлажденный чай, от которого Лейла отказалась. На женщин поглядывала распластавшаяся на пограничной стене соседская черная кошка.
— Комиссар Фушеру просил меня передать вам, что вернется поздно вечером, — сказала Жизель, не прибегая к уверткам. — Он хотел бы, чтобы вы ждали его в Туро.
— Когда это он успел сделать вас посредницей? — удивилась уязвленная Лейла.
— Он звонил в половине первого и просил…
— Откуда он звонил?
— Понятия не имею, — спокойно ответила Жизель. — Он просто попросил меня передать его просьбу…
— Ну и времена пошли… Поздравляю вас, мадемуазель Дамбер. В таком состоянии я не видела его с тех пор, как… — Она запнулась и прикусила нижнюю губу.
— …умерла его жена? — закончила за нее Жизель. Щеки ее вдруг залились румянцем. — Мне очень жаль…
— Раз уж мы здесь одни, — продолжила Лейла, неудержимо подталкиваемая каким-то бесом, — позвольте спросить вас… Четыре года назад, зимой, вы пришли к нему на службу, чтобы сказать о своей беременности?
Жизель согласно кивнула.
— И вы скрылись, не найдя его с первого раза? Вы больше не пытались?
— Это трудно объяснить, но я фаталистка… Я и в самом деле думаю, что не надо торопить события, они сами все расставят по местам, и не следует искушать… судьбу, — помявшись, закончила она.
— Значит, вы его любите… — констатировала собеседница.
Молчание Жизель лучше, чем ее оправдания, подтвердило предчувствия Лейлы.
— Но тогда я не понимаю вас, — выдавила она из себя со слабо сдерживаемой яростью. — Вы решительно лишаете ребенка отца… Вы отталкиваете мужчину, готового любить вас… — Внезапно голос ее охрип. — Неужели вы не соображаете, что быть любимой им…
Жизель подняла голову и спокойно спросила:
— Вы читали «Принцессу Клевскую», инспектор?
— Да. Но не понимаю, какое отношение этот роман имеет…
— Помните сцену последнего свидания с герцогом Немурским? Отрывок, который начинается словами: «Страсть может меня увлечь, но не сумеет ослепить»?..
Выведенная из себя, Лейла сделала последнюю попытку:
— Ну и что? У принцессы Клевской не было дочери.
Жизель печально улыбнулась:
— Да, дочери у нее не было, но у нее была мать. Мать, давшая ей на смертном одре ценнейший совет…
— Но мы же не в семнадцатом веке! — вспылила Лейла. — Вы путаете литературу с жизнью. Предоставьте ему, предоставьте себе, наконец, шанс…
— Он никогда не забудет Клотильду.
Фраза непроизвольно вылетела у Жизель: женщина не смогла ее удержать.
«Так вот в чем дело, — подумала Лейла. — Она утверждает, что это разум заставляет ее отказываться, тогда как здесь всего лишь страх за будущее, неосознанная ревность». Она продолжила:
— А у вас действительно есть право укрыться за вашими книгами и противопоставить свою принципиальность возможности его счастья?
Жизель отвела глаза.
— Не знаю, — призналась она. — Ничего я больше не знаю…
Лейла Джемани ушла, чувствуя, что доставшаяся ей победа отдает горечью.
В поезде, пересекавшем оксерские нивы, Жан-Пьер Фушеру на какое-то время отдался мечтам о встрече с Жизель. Ему вновь виделось ее гибкое тело, покорное наслаждениям, которое он ласкал в бостонской квартире ее подруги Изабель. Его округлые формы будто накладывались на мягкий холмистый пейзаж. Неужели Жизель опять исчезнет? Просочится между его пальцев?
Едва поезд остановился на вокзале, он сразу заметил ее. Стало легче от того, что она не опоздала. «Ах! Как же она хороша!» — подумал он, оценив ее заокеанскую манеру одеваться и умилительный тонкий галстучек на блузке. Приятно забурлившая кровь прилила к горлу.
Он подошел к ней и неожиданно для себя и для нее поцеловал ее в губы.
В машине она почувствовала, что он стал каким-то другим, да и тон его был рассудительным. Он спокойно объяснил ей причины, побуждавшие его изменить жизнь. Она молча слушала, внимательно следя за предательскими поворотами проселочной дороги.
23
Я люблю вас! (англ.)