Страница 22 из 38
— Я не специалист в графологии, но эта прямая, перечеркивающая завитушки, указывает, как я полагаю, на почти патологическую замкнутость в себе. Любопытно, не правда ли, когда встречаешься с непроницаемостью некоторых людей… — провожая их до двери, пробормотал священник, как бы обращаясь к самому себе.
— А может, это один из способов самозащиты, — поправил его Фушеру, переступая через порог.
Как только они подошли к своей машине, оставленной на рыночной площади, стал подавать сигналы внутренний телефон, который напрямую связывал их с парижским бюро.
— Это Лео Кранзак, — доложила шефу Лейла. — Биша отказывается передать медицинскую карту Брюссо!
Комиссар Фушеру удивленно приподнял брови и обреченно вздохнул:
— Что ж, придется подключить Возеля.
По его тону Лейла догадалась, насколько он взволнован, раз так реагирует на ситуацию, которая обычно приводила его в ярость. Решительно, отцовство влияет на него.
— Возвращаемся в Туро? — не проявляя своих чувств, спросила она.
— Поехали. Мне нужно подумать… — лаконично закончил он.
Он даже не заметил, что, будучи раздраженной, она грубо обращалась с коробкой передач и не снижала скорости на крутых виражах.
Глава 19
Воскресенье, 15-е
На следующее утро Алиса Бонне проснулась очень рано. Жила она в служебном помещении учительниц коммунальной школы, которое мэр Ода Бельом распорядилась предоставить для приезжих артистов.
Молодая женщина толчком раздвинула ставни, словно давая выход глухой тоске, не дававшей ей уснуть до поздней ночи. Она тщетно пыталась с помощью глубоких вдохов обрести спокойствие. Но свежий воздух, врывавшийся в легкие, лишь усилил неясную тревогу. Алиса узнала знакомые симптомы мандража. Тем не менее она уже не в первый раз выступала в спектакле «Ребенок и колдовские чары». Она налила в стакан апельсиновый сок, который в это утро показался ей странно горьким.
— Нечего мучить себя, — пробормотала она. — Лучше уж сделать пробежку за город. Убежать.
Она быстро переоделась, надела штормовку с капюшоном, нашла в передней резиновые сапожки.
Ее путь лежал через поля в направлении Мутье. Она почти бежала, иногда оступаясь в выбоинах, прикрытых травой и водой, инстинктивно двигаясь на восток, навстречу зарождающемуся дню. Достигнув Луэна, она проследовала вдоль речки до пруда, на гладкой поверхности которого уже резвились первые солнечные лучи. За несколько минут достигнув берега, она встала как вкопанная: порыв ее иссяк. Солнце расталкивало облака, застилавшие горизонт, и наконец свету удалось пробиться между двух туч, которые неожиданно окрасились в красный цвет. Вдруг перед ней открылось два вспаханных поля: одно — земное, другое — его зеркальное отражение на облачном слое; восходящее солнце словно засевало их лучами. Зачарованная оптической иллюзией, Алиса, ухватившись за колья изгороди, не отрывала глаз от прочерченных солнечных борозд. Верхушки облаков накалялись докрасна. А озеро так верно отражало воображаемые комья земли вверху, что, казалось, сама земля проплывала по его поверхности. Вскоре оно стало напоминать слиток металла, раскаленный в кузнечном горне.
У Алисы закружилась голова от ощущения одиночества, потерянности в огненном месиве, от слияния с космосом, где странным образом соединились вода и огонь. Ее душа будто возвращалась издалека, уже очищенной. Алиса вышла из этого сеанса гипноза освобожденной от тоски, страха, тревоги и медленно пошла в город, размышляя о своей судьбе. Теперь ей нужно было сосредоточиться на одном: сыграть в спектакле как можно лучше. Когда она входила во двор школы, ей встретилась группа, которую Мадлен Дюжарден быстро повела к кварталу Сен-Жан. Алиса последовала за ними, предпочтя держаться сзади на некотором расстоянии.
Группа состояла из журналистов и представителей местной власти, в числе которых была мэр, кое-кто из докладчиков и администрации клуба, а также из преданных читателей Колетт, ряды которых постоянно пополнялись, что говорило о растущей популярности книг писательницы.
Пресса, прельщенная именем Фретилло, еще не вернулась в столицу, и некоторые журналисты решили осветить открытие «Колеттовских троп». Среди них была и некая Жоселина Доберман, лет двадцать назад разродившаяся статьей о нижнем белье Колетт. Публикация имела успех благодаря скабрезным иллюстрациям, раскопанным автором в журналах той эпохи. И если журналистка сделала над собой усилие, встав с рассветом, то лишь потому, что надеялась высмотреть место, где Колетт впервые испытала волнение, предаваясь похотливым мечтам.
— Каким будет маршрут? — поинтересовалась одна молоденькая колеттофилка.
Мадлен громко объявила:
— Мы пройдем от маленькой мельницы к болотам, упомянутым в «Сидо»…
Тут Антуан Девриль, нагнувшись к Марго Лонваль, с хитрой улыбкой прошептал:
— В первоначальном варианте это были сады Сен-Жан. Подобная растяжка географической реальности довольно интересна.
— Это служит для большей выразительности образа, — поддержала она.
— Впечатление такое, будто, набрасывая черновик, она расширяла границы родного края до размеров Земли, — продолжил он.
Она другими глазами взглянула на молодого исследователя. Антуан улыбнулся ей. Марго невольно залюбовалась небольшой выразительной складочкой, придававшей особый шарм его полуоткрытым губам. «Что ни говори, а свежая плоть…» — поймала она себя на мысли. И тут же споткнулась о корень. Он подхватил ее под руку нежно и вместе с тем крепко. Их лица почти соприкоснулись, и она успела оценить его миндалевидные глаза и запах свежескошенной травы, исходивший от здоровой кожи и чисто выбритого подбородка.
— Мы поднимемся по дороге в Рош рядом с лесом Корбо, — продолжала Мадлен, — а затем свернем к западу в сторону Лоре и достигнем сказочного источника всех рассветных фуг.
Когда группа тронулась, Лейла Джемани проскользнула в середину. Она пристроилась между Амандиной Фолле и Одой Бельом, с умыслом оказавшись за спиной Жизель Дамбер, шедшей как раз за их гидом.
Пройдя излучину реки и поднявшись по узкой песчаной дорожке, они повернули направо и вышли на асфальтовую дорогу. По ней они подошли к роднику и остановились, окружив его.
— Вот уж не думала, что источник творчества расположен у самой дороги! — воскликнула одна из подруг Амандины Фолле. — К тому же он обложен бетоном! Это не соответствует тексту «Сидо». — И она процитировала: — «Он выбивался из-под земли прозрачным булькающим грибком…»
— Вы, вероятно, позабыли, мадемуазель, что Колетт писала о нем более полувека назад, — поправила ее Мадлен. — Тринадцатью годами позже, в «Флоре и Помоне», она сожалела о том, что родник обложили бетоном. — И она тоже процитировала: — «Меня уверяют, что он как был, так и остался чистым, просто его заключили в бетонную оболочку — дар предусмотрительного человечества…»
Во время этого диалога Марго Лонваль приблизилась к источнику, омочила кончики пальцев и поднесла их ко рту.
— У воды все такой же «привкус дубовых листьев»? — поинтересовался ее спутник.
Пока женщина подыскивала слова, чтобы выразить свое ощущение, Антуан Девриль пробежал глазами по белому платью, облегающему соблазнительные формы.
— Надо же, а он смотрит не только в манускрипты, — прыснула Амандина на ухо подруге.
Когда прибыли в Мутье и все ходили вокруг здания школы, Мадлен обратила внимание своих подопечных на трубу, возвышающуюся над коньком крыши:
— Там изображен Людовик Пятнадцатый на коне; я единственная, кто видел это вблизи, когда преподавала в этой школе.
Потом все восхищались романским фасадом церкви и ее ажурным портиком. Затем Мадлен обвела рукой горизонт:
— Как подумаешь, что кое-кто вынашивал проект осушения этого восхитительного края родников!..
— Кто именно? — спросила инспектор Джемани.
— К примеру, владелец Салодри, — ответила Мадлен. — Его дом вот там, по прямой.