Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 47 из 52

Зато в 1908 г. Германия сумела взять реванш за уступки в марокканском вопросе на Балканском полуострове. В этом году Австро-Венгрия аннексировала Боснию и Герцеговину. Несмотря на то, что Англия, Франция и Россия сначала были против аннексии, Австро-Венгрии удалось удержать свое новое приобретение, и этим она была всецело обязана Германии. Германия не остановилась даже перед угрозой войны России, которая в то время к войне не была готова и не могла ее принять. Аннексия Боснии и Герцеговины была успехом не только для Австро-Венгрии, но и для Германии: она прокладывала новый путь немецкого влияния на Балканах и наглядно демонстрировала слабость России в защите славянских интересов на Ближнем Востоке.

Воинствующая политика Бюлова требовала все новых и новых кредитов. Несколько раз за время его канцлерства Германия находилась на рубеже, за которым должны были уже начаться военные действия. Вся внешняя политика Бюлова была построена на том, что Германия должна быть каждый час готова к войне. Война могла вспыхнуть с Францией из-за Марокко, с Россией — из-за балканских дел и даже с Англией — из-за широких колониальных стремлений Германии.

Нужда в новых военных кредитах росла почти беспрерывно; осенью 1905 г. правительство предложило новый закон об усилении флота, и он был принят весной 1906 г. Но этого оказалось мало, и Бюлов внес в рейхстаг проект новой судостроительной программы, ускорявший строительство уже разрешенных судов и увеличивающий водоизмещение для строившихся броненосцев.

Ввиду этого Бюлову нужно было создать для себя и соответствующее большинство в рейхстаге, всегда готовое на новые кредиты в пользу армии и флота. До 1906 г. он опирался на блок из консерваторов и центра. Но центр был очень ненадежным союзником для воинствующей политики. Клерикалы не были кровно заинтересованы во внешних успехах Германии, часто противодействовали агрессивным планам Бюлова и за каждую свою уступку в этой области требовали соответственных компенсаций, часто очень обременительных для правительства. Тогда Бюлов решил расстаться с клерикалами. Последним толчком, заставившим канцлера решиться на разрыв, было нежелание центра дать кредиты в требуемом правительством размере для окончательного подавления готтентотского восстания. Разногласие не было особенно существенным (правительство требовало 29 миллионов, а центр соглашался только на 20 миллионов), и при некоторой настойчивости канцлера вопрос можно было бы уладить, но Бюлову надоела постоянная неуступчивость клерикалов и вечная необходимость торговаться с ними из-за пустяков, и он решил от них отделаться. Рейхстаг, голосовавший против колониальных кредитов, был распущен (декабрь 1906 г.), и канцлер стал искать новых друзей вместо клерикалов. Такими, как ему казалось, удобнее всего могли быть либералы с присоединением к ним национал-либералов и свободомыслящих. Идея сильной Германии приобрела в XX в. над их умами гораздо большую власть, чем над умами клерикалов, и начиная с 1900-х годов, широкие военные и морские законопроекты канцлера перестали вызывать с их стороны оппозицию. В то же время их объединял с консерваторами страх перед все растущим социал-демократическим движением (выборы 1903 г. увеличили число социал-демократических депутатов с 56 до 81). Этой боязни перед социал-демократами да кое-каких незначительных уступок в либеральном духе Бюлову казалось вполне достаточно для того, чтобы привлечь и правую, и левую фракцию немецкого либерализма на свою сторону. На первых порах события оправдали ожидания канцлера;

национал-либералы и свободомыслящие соглашались действовать совместно с консерваторами против социал-демократов, и идея консервативно-либерального блока получила осуществление. На выборах 1907 г. против социал-демократов объединились все партии (кроме центра), и они потерпели страшное, небывалое для них поражение: число депутатов сократилось почти вдвое (с 81 до 43), и большинство утраченных ими мандатов разделилось почти поровну между партиями, вошедшими во вновь образовавшийся блок. Зато центр ничего не потерял и сохранил прежнее число депутатов.

Консервативно либеральный блок не мог быть долговечным; мещу консерваторами и либералами было мало общего по вопросам внутренней политики, несмотря на их общую ненависть к социал-демократам и на общую готовность приносить жертвы на алтарь милитаризма и маринизма. По второстепенным вопросам они еще могли договориться и действовать сообща; кчислу таких второстепенных законопроектов, проведенных блоком совместно, относится ограничение наказуемости оскорбления величества только теми случаями, когда налицо имеется заведомая предумышленность, и отмена некоторых из ограничений биржевой игры, принятых законом 1896 г. Более важное значение имело принятие (1908 г.) уже упомянутого морского законопроекта, ускорявшего судостроение, и особенно принятие общеимперского закона об обществах, собраниях и союзах (1907 г.). Этот закон носил явно компромиссный характер, и в некоторых отношениях либералы пошли на него, лишь скрепя сердце. Мы уже видели, что он ухудшил положение поляков, установив обязательное употребление немецкого языка на собраниях в тех местностях, где число «инородцев» не достигает 60% общей численности населения. Ухудшил он также права собраний и в южных государствах Германии (Вюртемберг, Баден, Бавария), где местное законодательство было проникнуто в этом отношении довольно либеральными тенденциями. Зато в отсталых государствах севера (Пруссии, Саксонии) законопроект ввел некоторые улучшения, допустив участие женщин в политических собраниях и отменив требование предоставлять полиции списки членов союзов.

Договорившись по второстепенным вопросам, консерваторы и либералы, однако, решительно не могли прийти к соглашению по проблемам, которым они придавали большое значение. Первым был вопрос о реформе избирательного права в Пруссии. Старый избирательный закон, изданный еще королем Фридрихом Вильгельмом IV в 1849 г., был уродлив даже для своего времени, а теперь, в начале XX в., был уже решительно архаическим пережитком старых времен. Особенное раздражение вызывал он среди рабочих, которые не могли провести в прусский ландтаг ни одного своего кандидата, хотя на выборах 1903 г. они собрали более 300 тысяч голосов, — почти столько же, сколько консерваторы, получившие в ландтаге 143 депутатских мандата! Уродливость прусского избирательного закона вызывала раздражение не в одной только Пруссии, но и во всей Германии, потому что Пруссия, как самое большое германское государство, оказывала большое влияние и на общегерманскую политику; существует выражение, что «узел германской реакции завязан в прусском лацдтаге». Брожение в пользу прусской избирательной реформы существовало уже давно, но особенный толчок оно получило после русских событий 1905 г. В Берлине стали происходить уличные демонстрации (январь 1906 г.) с сотнями тысяч участников, главным образом, конечно, рабочих. Либеральная буржуазия пошла другим путем. Она надеялась добиться своего путем парламентской реформы, и в апреле 1906 г. национал-либе^ ралы внесли в ландтаг проект избирательной реформы. Проект, однако, был отвергнут консерваторами при содействии Бюлова. В следующие годы, однако, парламентская позиция либералов стала прочнее. Союз, который организовал Бюлов в 1907 г. между консерваторами и либералами в рейхстаге, обязывал его сделать кое-что и для либеральной половины ландтага. Перед выборами 1907 г. Бюлов даже прямо обещал либералам изменить избирательный закон в Пруссии. Но когда выборы прошли и при содействии либералов были разбиты социал-демократы, канцлер не выказал никакого намерения исполнять свое обещание. Тогда о нем ему решили напомнить свободомыслящие ландтага; в январе 1908 г. они внесли в прусскую палату соответственную интерпелляцию. Ответ Бюлова был, в сущности, не чем иным, как отказом от принятого им на себя обязательства. Канцлер заявил, что для правительства неприемлема широкая избирательная реформа, и единственно, на что оно может согласиться, — это на некоторые частичные изменения, например на предоставление избирательных прав лицам, окончившим курс средней школы, достигшим 25-летнего возраста или занимающимся либеральными профессиями, кроме, конечно, тех, кто имел и имущественный ценз; при этом, по мысли Бюлова, лица, имеющие несколько цензов (возрастной, образовательный, профессиональный, имущественный), должны были получить и несколько избирательных голосов при выборах (множественные вотумы). Такого рода реформа не могла удовлетворить не только социал-демократов, но и либералов. Социал-демократы снова устроили большую уличную демонстрацию (12 января 1908 г.) в Берлине, которая окончилась кровавым столкновением с полицией. Свободомыслящие также заняли довольно непримиримую позицию по отношению к канцлеру. Как раз в начале XX в. в южных немецких государствах осуществилось то, чего они добивались для Пруссии, — было проведено всеобщее избирательное право (в Бадене в 1904 г., в Баварии и Вюртемберге в 1907 г.); и сознание, что Пруссия далеко опередившая Южную Германию по своим образовательным и индустриальным силам, обладала, однако, крайне отсталым государственным строем, было особенно неприятно для образованной буржуазии. За Бюловым продолжали стоять консерваторы, но либералы от него отвернулись, и это было началом распада консервативно-либерального блока. Уже на выборах 1908 г. в прусский ландтаг свободомыслящие заключили союз с социал-демократами, и следствием этого было то, что впервые в прусскую палату прошли представители рабочего пролетариата (в количестве шести человек).