Кошка

Я протестую, что меня обвиняют в сожительстве со всеми немецкими солдатами. Я любила одного только Блайхера и была ему верна.

Через некоторое время Хуго Блайхера и его сослуживцев перевели в Шербур. Он получил продвижение по службе и стал унтер-офицером. Я осталась в Кане одна. Ведь там был источник моего существования, мое кафе. Но оставшись одна, я поняла, что не могу жить без Хуго. Поэтому я продала кафе, как только нашелся подходящий покупатель, и, не говоря ни слова своему любимому, выехала к нему в Шербур. Там, как и в Кане, мы сняли частную квартиру и поселились вместе. Четверо его солдат тоже жили вместе с нами...

Это верно, что германское командование запрещало совместное проживание немецких солдат с француженками на частных квартирах. Начальство часто присылало контролеров и в нашу квартиру. Но немецкие патрули заранее предупреждали Хуго, что у нас будет проверка. Солдаты любили его и старались оградить от неприятностей. Тогда мне приходилось прятаться в шкаф или под кровать...

Сослуживцы Хуго Блайхера всегда относились ко мне порядочно и уважительно. Все они были отцами семейств, в гражданской жизни являлись уважаемыми людьми у себя на родине и как оккупанты вели себя во Франции безупречно. Меня они считали супругой своего товарища и ни разу не позволили себе обидеть меня жестом или словом. Могу сказать, в то время я чувствовала себя счастливой...

Однажды в Шербуре появился капитан Борхерс, сотрудник отдела военной разведки и контрразведки в Сен-Жермене. Унтер-офицер Хуго Блайхер был придан ему поначалу в качестве переводчика. Он должен был переводить на допросах арестованного тайной полевой полицией француза по имени Эмиль — его фамилию я не помню, — который был, если мне не изменяет память, рабочим на складе германских военно-воздушных сил в Шербуре...

Не могу вспомнить, когда я впервые услышала псевдоним «Кошка». Но случилось это определенно не сразу после моего приезда в Шербур. И узнала это я из разговоров немцев, которые называли «Кошку» опаснейшей шпионкой второй мировой войны и считали, что ее нужно обязательно найти. Хуго Блайхер не раз сравнивал ее с Матой Хари. Однако сначала речь шла об арестованном Эмиле. Тот признался, что выдавал англичанам немецкие военные секреты с помощью некоего «Поля», который передавал эти сведения в Лондон через подпольный радиопередатчик...

Тогда в Шербуре я не знала, что эти сообщения направляла в Лондон «Кошка». Разговоры шли лишь об Эмиле и о том, что его, по всем международным нормам, следует казнить как шпиона военного времени.

Но я уговорила Хуго Блайхера дать шанс моему соотечественнику Эмилю спастись. Не в последнюю очередь из-за любви ко мне, да и ради человечности Блайхер согласился на это и уговорил капитана Борхерса. Они долго думали, гадали и нашли путь, как это сделать...»

Итак, Блайхеру поручили допросить рабочего заправочной станции Эмиля. Он находился в тюремной камере и уже рассказал все, что знал, или то, что хотел, Но и Блайхер не особенно продвинулся в этом деле. То, что он узнал от этого неотесанного, теперь совершенно сломленного и апатичного Эмиля, ни в коей мере не могло помочь в раскрытии шпионской сети в Шербуре, а это было главной задачей, которую начальство поставило перед ним.

Арестованный не имел понятия, как найти «месье Поля», которому он выдал военные секреты. О прекрасной мадам Буффе Блайхер ничего не знал: до сих пор Эмиль не обмолвился о ней ни единым словом. В нем, бывшем бродяге, глубоко укоренился дух кавалера французской школы. Ему было все равно: пусть боши прикончат его, но он не выдаст мадам, хотя она и не особенно хорошо обошлась с ним...

Дела Эмиля были хуже некуда. По законам военного времени его должны были расстрелять как шпиона. Он знал об этом и тоскливо сидел в одиночной камере, покорно ожидая часа, когда за ним придут и поставят к стенке.

Однако мертвый Эмиль стоил еще меньше, чем живой. Это хорошо знали как контрразведчик капитан Борхерс, так и его переводчик Хуго Блайхер. Они были уверены, что Эмиль знал больше, чем рассказал на следствии. Но как заставить его говорить?

Тут у Хуго Блайхера возникла идея. Точнее, к такой идее его подвела Сюзанна. Как-то в ее присутствии унтер-офицер рассказывал сослуживцам о бестолковом Эмиле. Один из них заметил, что дело тут ясное, и преступник заслуживает пули. Тогда Сюзанна возмутилась:

— Нет, нет и еще раз нет!

И стала доказывать, что этот Эмиль, чернорабочий и недавний босяк, сделался шпионом вовсе не по своей охоте. Кто-то заставил его заниматься шпионажем. Сам он ни за что не рискнул бы поставить на кон свое только что приобретенное положение в обществе. В конце концов, судьба уже достаточно его наказала: английская бомба, сброшенная по его же наводке, вдребезги разнесла его жилище.

Доводы Сюзанны заставили задуматься Хуго Блайхера: его подруга права, наверняка кто-то совратил беднягу, и этот жалкий человек попал в шестеренки жестокой тайной войны.

«А не попробовать ли перевербовать этого Эмиля? — подумал Хуго. — Только вот что для этого использовать?»

Деньги сейчас для Эмиля значения не имели. Другое дело — положение в обществе. Скажем, если помочь ему стать мелким торговцем или предпринимателем. На это он, пожалуй, клюнет. Такое предложение встряхнет впавшего в апатию тугодума. Он придет в себя и решит: почему бы не помочь людям, которые позаботились о нем, поняли его и вытащили из болота, в которое он уже погрузился с головой...

Холодным, серым октябрьским утром дверь камеры, в которой Эмиль ле Мёр ждал свой последний час, открылась. Открылась необычно рано. Два солдата из тайной полевой полиции стали по бокам бедного грешника. На бешеной скорости автомобиль помчал его по улицам Шербура.

«Ну вот и все, пришел конец, — подумал Эмиль и в тяжком раздумье опустил голову. — Меня везут на расстрел».

Но все получилось по-другому.

Автомашина остановилась у солидного дома на ухоженной улице. Конвоиры повели Эмиля по широкой лестнице, застланной дорожкой из кокосового волокна, к сверкающей лаком входной двери в квартиру. Жилище оказалось обставленным новой мебелью и было комфортно оборудовано. Такое бедному работяге являлось разве лишь в самых его смелых снах. И в одной из горок под стеклом Эмиль увидел сервиз на шесть персон из настоящего севрского фарфора с золотым ободком, совсем новенький. У него выступили слезы на глазах, когда он узрел символ своего утраченного счастья.

Тут — Эмиль не поверил себе — открылась дверь и вошла его жена. А за ней Хуго Блайхер. Эмиль уставился на обоих в полном замешательстве.

— Что... Как... Я ничего не понимаю... Это что же, вроде моего последнего желания перед казнью? — еле слышно пролепетал он.

— Нет, Эмиль, ты свободен, а это твоя новая квартира. — поспешил пояснить унтер-офицер. — Твою жену мы доставили из деревни, так как давно знали, что ты, собственно, не имеешь прямого отношения ко всей этой афере. Итак...

— Да, но эта новая квартира... Как я за нее заплачу?

— Не бери ничего в голову, старина! — Хуго Блайхер хлопнул его по плечу. — За все уже заплачено. Даже арендная плата за год вперед. И ты можешь снова занять свое место на складе наших ВВС...

Эмиль был вынужден опуститься на стул. Его охватила слабость, неприятно засосало под ложечкой.

— Но что вы хотите от меня? Ведь за этим что-то кроется?

— Первое, что от тебя требуется, так это перестать заниматься шпионской деятельностью и изображать из себя героя подпольного движения! — Хуго Блайхер сразу посерьезнел. Он смотрел в глаза Эмиля, и бывший бродяга вдруг почувствовал буквально всей кожей, что от этого унтер-офицера исходит огромная сила. — Ты же ведь не считаешь, — продолжил Блайхер, — что главари подполья стоят того, чтобы ты пожертвовал ради них своей жизнью и благополучием собственной семьи?

Эмиль задумчиво покачал своей головой.

— Но ведь они добрые патриоты... — нерешительно произнес он.

— Патриоты?! — перебил его унтер-офицер. — Не смеши! Патриоты — это порядочные, честные солдаты, воюющие открыто. Они не маскируются под безобидных гражданских лиц, чтобы под покровом ночи коварно убивать ничего не подозревающих солдат или взрывать поезда с отпускниками, как это, например, случилось совсем недавно. В нем ехали сотни простых солдат, которые радовались предстоящей встрече с женами и детьми, отцами и матерями, невестами, сестрами и братьями, друзьями. А мина, заложенная трусливо и коварно между рельсами, разорвала их тела на куски.