Кошка

В этот момент «Кошка» резко выпрямляется и начинает громко возмущаться.

— Постыдитесь и оставьте меня в покое, вспомните о своей седой голове и уберите руку! Садитесь за письменный стол, иначе я буду кричать, и вы опозоритесь в глазах своей секретарши!

— Через двойную обитую войлоком дверь вас никто не услышит...

Она приходит в ярость.

— Я запрещаю вам так вести себя! Всякий раз. когда я к вам прихожу, постоянно эти навязчивость и фамильярность. О — моя рука! Ведь мне же больно!

Она подается вперед и соскальзывает на ковер. Тяжело дыша, он отпускает ее и встает с подлокотника кресла. Ее сумочка падает на пол, а содержимое рассыпается по ковру — пудреница, губная помада, зеркальце, ключи от квартиры, пачка сигарет.

— Если бы вы были кавалером, — говорит «Кошка» сердито, — то помогли хотя бы собрать мои пожитки...

Он опускается на колени и начинает собирать в сумочку рассыпавшиеся вещи, а она левой рукой застегивает свою блузку.

— Вот если бы сейчас вошла ваша секретарша, то увидела бы прелестную сцену: вы ползаете на коленях по полу, а я застегиваюсь.

В этот момент он поднял пачку сигарет с полу и собирается положить ее в сумочку. Тут же она тоном, не терпящим возражений, произносит:

— А ну-ка напишите на обратной стороне пачки название судна, пароходную компанию, тоннаж, маршрут следования, день отплытия и из какого порта. Порт назначения я и так запомню. Вот вам карандаш. Пишите, да побыстрей, а я дам вам справку, что получила от вас в различное время данные на полдюжины судов с грузом каучука. Услуга за услугу...

— Пусть будет по-вашему, — отвечает Легран.

«Кошка» пудрится, поглядывая в зеркальце, прислоненное ею к настольной лампе. В это время он просматривает свои бумаги и начинает писать на обратной стороне пачки сигарет. Сердце Матильды забилось сильнее.

«Ну вот он и пишет, — думает она про себя, дрожа от охотничьего азарта, — а я дам ему памятную записку, этому похотливому старичку...»

В зеркальце она видит, что лицо ее покраснело, и говорит:

— А у вас совсем юношеский темперамент! Я все еще не могу никак отойти от возбуждения...

— Вы еще увидите, какой у меня темперамент. Как насчет того, чтобы встретиться в «Максиме»? Туда я и принесу эту пачку сигарет...

«Кошка» стучит пальцами по крышке стола, имитируя сигналы Морзе, и отвечает:

— «Кошка» сообщает: «Жоли» согласен передать данные о новых грузовых транспортах лишь на условиях шантажа...

— Что за чепуха. Давайте встретимся сегодня вечером в «Максиме», там пока есть все и без карточек. Я заеду за вами на машине.

— Я верю, что у вас есть машина. Ведь вы поставляете немцам резину, и они за это хорошо платят.

— Ну так как, Матильда0 Заезжать за вами? Сегодня вечером? Вы просто удивитесь, что там еще есть. И это в разгар войны!

— Ресторан я хорошо знаю. Недавно была там с заместителем адмирала Канариса...

— Вы, как и всегда, настроены иронически, что мне в вас особенно нравится! Ну а если серьезно?

И не дожидаясь ответа, Легран стал напевать куплет из «Веселой вдовы»:

Пойду к «Максиму» я...

— Не получится! — перебила его «Кошка». — Сегодня вечером я должна ехать в Виши.

Ничего другого ей в голову не приходит.

— В Виши? — спрашивает с недоверием Легран.

— Да, вместе с Пулэном.

Пулэн, видный участник движения Сопротивления, человек, связанный со Вторым бюро, Легран его знает.

Говоря это, она буквально вырывает из рук Леграна пачку сигарет и кладет ее в свою сумочку.

— А где же ваша справка о шести грузовых транспортах? — вопрошает Легран.

19В

7 Зак. 12622

— Вы получите ее, как только я сниму повязку с руки, — отвечает «Кошка», подойдя уже к двери. — До свидания! — И уходит.

Внизу, в вестибюле, она машет Блайхеру.

— Удалось! — шепчет она взволнованно и передает ему пачку сигарет. — На обратной ее стороне — запись, сделанная дельцом.

Блайхер пытается разобраться в крохотных буквочках: «Транспорт «Вартенфельс», Ганзейская линия, водоизмещение 9200 тонн, скорость 12,5 морских узлов в час, мощность двигателей 3200 лошадиных сил, глубина осадки 8,04 метра. Судно, прорывающее блокаду».

— Ага. Здесь все необходимые данные: грузоподъемность, скорость, мощность двигателей, осадка. Да, да, осадка очень важна для командиров подводных лодок. А где же сведения о портах погрузки и выгрузки?

— От волнения я забыла спросить об этом — ну да это и неважно: этих заметок вполне достаточно!

— Пошли! — говорит Блайхер, обращаясь к своим спутникам. Когда «Кошка» присоединяется к ним. он спрашивает ее: — И ты тоже хочешь при этом присутствовать? Не поставит ли это тебя в неловкое положение?

— Как раз наоборот, он опять пытался распускать руки, так что я нанесу ответный удар.

Матильда первой входит в приемную, за ней следуют трое мужчин.

— Я там кое-что забыла. — говорит она, дружески улыбаясь секретарше, с удивлением смотрящей на нее. Она открывает обе двери. Легран, увидев входящих, бледнеет. Блайхер показывает ему пачку от сигарет.

— Это написано вами, месье Легран?

— Э-э... нет. А почему вы спрашиваете, да и кто вы такие?

— Немецкая полиция! Так, стало быть, это писали не вы? Тогда мне придется обыскать ваш письменный стол, чтобы найти бумаги с вашим почерком для проведения графической экспертизы. В Берлине имеется отличный криминологический институт для этих целей...

Пока Блайхер осматривает письменный стол, Матильда развязывает повязку на своей правой руке и бросает ее в корзину для мусора.

— Жаль, месье Легран, — произносит она с презрительной усмешкой, — что с нашим ужином в «Максиме» ничего не получится. Полагаю, однако, вам и без меня предстоит незабываемая ночь.

Молча берет Легран шляпу и пальто и следует за мужчинами.

После упомянутых событий прошло несколько недель. И вот однажды Блайхера вызвал к себе его начальник.

— Что вы там натворили, Блайхер? Имперское министерство экономики недовольно арестом Рене Леграна, генерального директора компании по торговле колониальными товарами. Из-за этого прекратились все поставки каучука. Так что быстренько выпускайте его на свободу.

— Господин полковник, но ведь этот торгаш занимался шпионажем и обманом. Когда Берлин делал ему предоплату, он сообщал о транспортах «Кошке», и англичане спокойненько топили их.

— По всей видимости, не все, Блайхер, ибо в противном случае ни один транспорт с каучуком не прорывался бы через блокаду. Так что освобождайте его, поскольку этого требует Берлин.

— Господин полковник, я не могу его освободить, так как он, видите ли, выдает англичанам «лишь каждый четвертый» транспорт с каучуком. Следует помнить и о сотнях матросов, нашедших свою смерть в морской пучине из-за предательства этого подонка.

— Думайте лучше о резине, Блайхер. По мнению имперского министерства экономики, резина на войне важнее человеческих жизней.

— Не думаю, что в министерстве вообще знают, что из себя на самом деле представляет этот Легран. Не могли бы вы, господин полковник, затребовать, чтобы сюда, в Париж, приехал кто-нибудь из министерства? Тогда бы я порассказал ему, что Легран сидит на двух стульях и имеет на своей совести сотни загубленных матросских жизней...

— Хорошо, Блайхер, я так и попробую сделать.

И вот один из высоких чиновников министерства прибыл в Париж. Блайхер представил ему всю документацию по делу Леграна, а также сделал необходимые выкладки, какие конкретно транспорты с каучуком, за которые тот получил деньги от министерства, были по его же сообщениям потоплены англичанами или захвачены ими в качестве трофеев.

Высокопоставленный чиновник выслушал Блайхера с явным нетерпением, а затем заявил:

— Вы что же, думаете всерьез, что Легран в будущем снова будет выдавать транспорты англичанам? Полагаю, что несколько недель, проведенных им в тюрьме, послужат для него хорошей школой.