Страница 58 из 94
года» их страны будут копить силы и готовиться к грядущим войнам.
Однако не проходит и трех месяцев, как Муссолини и его министр иностранных дел Чиано обнаруживают, что Гитлер — вопреки уверениям — вот-вот начнет войну. Итальянские лидеры недовольны; теперь они помышляют о том, как отступиться от Гитлера. Канарис узнает об этом. 11 августа граф Чиано намерен встретиться с Риббентропом в его летней резиденции, в замке Фушль под Зальцбургом: пусть коллега объяснит, что замышляют в Германии.
Канарис решил поразить итальянцев еще парочкой шокирующих новостей. Может быть, это расстроит их военный союз? Он откровенно сказал Чиано: «Фюрера, может быть, удастся удержать от войны, если итальянское правительство по всей форме заявит ему, что впредь не будет иметь с ним никаких дел». Шеф абвера был уверен, что военные планы рейха строились в расчете на помощь Италии. Значит, надо удержать Муссолини от войны и разрушить таким образом планы Гитлера.
Ужиная вместе с гостями, Риббентроп обмолвился, что итальянский флот очень опасен для британцев. Канарис невозмутимо промолчал. Лишь по пути к самолету он язвительно шепнул своему спутнику, представителю итальянской секретной службы: «А не кажется ли вам, что, если в Средиземном море разразится морская баталия, немцы будут наблюдать со стороны, как англичане жарят бифштексы из итальянцев?»
Его удар достиг цели. Чуть позже Канарис узнал о том, что оба министра рассорились.
Адмирал обрадовался. 12 августа он разыскал своего друга Роатту — тот был теперь военным атташе в Берлине — и попросил итальянцев остерегаться военных планов Гитлера. Вот так— по иронии судьбы — двое военных, когда-то создававшие пресловутую «ось», теперь старались ее разрушить — чтобы спасти мир.
КОНЕЦ ИЛИ НАЧАЛО?
Чиано встретился с Гитлером и остался недоволен беседой. Он отбыл в Рим, а Канарис снова сидел рядом с Роаттой и сообщал скверные новости: «Фюрер намерен не просто аннексировать Данциг; он хочет разрушить Польшу. Военная операция начнется в конце августа». Известие было немедленно передано в Рим.
Из Вены сообщали: «Король Италии несколько дней назад сказал королю Альфонсу, бывшему королю Испании, что он ни при каких условиях не поставит подпись, если Муссолини принесет ему приказ о мобилизации».
Рассержены были не только Риббентроп и другие сторонники войны. Раздосадован был и Кейтель: неужели Гитлер морочит его, повторяя, что воевать будем бок о бок с Италией? Генерал-полковник очень переживает «недоверие» фюрера. Кейтель и раньше, случалось, сомневался, верным ли курсом идет «наш фюрер»?
А адмирал вновь и вновь заводит разговоры о том, как трудно воевать с Западом. Начальник штаба не любит такие беседы — Канариса не переспоришь.
Новости из Москвы и вовсе окрылили его. Теперь педантичный Кейтель требовал беспрекословно исполнять приказы, а все приказы лишь торопили войну.
19 августа начал выполняться и план Гейдриха. Оберштурмбаннфюрер СС Рац получил со склада абвера в Бреслау польское обмундирование и оружие. В это же время подполковник фон Франкен-берг из отдела Остера составил список из 364 человек; их откомандировали в распоряжение эсэсовцев.
Вермахт очищает район Хохлиндена, где затеяна провокация, в то время как бойцы СС под командованием оберфюрера Мельхорна учатся вести ночной бой и зубрят польские строевые команды. Командир раздает бойцам по комплекту вражеской униформы, карабины и патроны, проводит инструктаж и объясняет задачи «пограничного боя».
22 августа Мельхорн докладывает Гейдриху, что его люди готовы.
ставление о тех конкретных деталях, на которых основывается мое решение действовать».
Чем дольше он говорил, тем увлеченнее становился его голос. Вскоре всем стало ясно: перед ними человек, который решил сжечь все мосты. Война с Польшей неизбежна.
И вот прозвучало последнее слово вождя: «Я исполнил свой долг, исполните его и вы».
* * *
Канарис покидал совещание в тревоге. Последние его иллюзии рассеялись: диктатора было не удержать, войну — не остановить. И все же Канарис не был бы самим собой, если бы все еще не надеялся на чудо.
Тем не менее, вернувшись к себе, он отдал необходимые распоряжения. Канарис дал понять офицерам, что нападение на Польшу намечено на 26 или 27 августа. Абвер переводится на «военный» режим работы.
Когда офицеры разошлись, адмирал попросил остаться нескольких своих друзей, которым он зачитал фрагменты из выступления фюрера. «Он был в ужасе, — вспоминал Гизевиус. — Его голос дрожал».
Остер же посчитал, что пришла пора осуществить переворот. Вот уже несколько недель он навещал оппозиционно настроенных генералов, выискивал противников режима, но ни один солдат не встал под его знамена. И вот теперь ему открывался новый шанс. Если об этой речи станет известно британцам, то неужели они не среагируют? Тогда и немецкие военные найдут в себе мужество и сместят безумца.
Остер спросил у Канариса, можно ли снять копию речи — «для коллекции документов». Адмирал разрешил; в результате на свет появилась фальсификация, пестревшая бранью и скандальными деталями. В этом варианте, в частности, появились и такие фразы: «После смерти Сталина (а он — тяжелобольной человек) мы развалим Советский Союз. Тогда немцы станут владеть всем миром... Будьте беспощадны, жители Европы должны содрогнуться».
25 августа текст попал в руки чиновника британского посольства. Ему было сообщено, что речь записал один из офицеров генштаба, «присутствовавший на собрании». Генерал шокирован и надеется, что Англия обуздает безумца. Однако британцы не отнеслись серьезно к анонимной записи.
Канарис же в это время не мог найти себе места. Час проходил за часом, а приказа из рейхсканцелярии все еще не было.
Лишь в 16.05 Кейтель наконец объявил; согласно приказу фюрера, день X — 26 августа 1939 года.
С этого момента телефоны в «доме на набережной» не замолкают. Штурмовые и диверсионные отряды абвера готовятся к операциям. Солдаты Гейд-риха направляются на боевые позиции.
В это время и случилось чудо, которого так ждал Канарис.
Диктатор был близок к обмороку.
Он вызвал Кейтеля и крикнул ему: «Немедленно останавливайте все!» Начальник штаба не верил услышанному. Войска были развернуты и готовы к наступлению. Как можно остановить громадную военную машину? Но фюрер лишь поторапливал его. В 18.30 генерал пулей метнулся к телефонному аппарату и доложил обо всем Браухичу.
В это время в стенах абвера появились Гизевиус, генерал Томас и бывший президент имперского банка Шахт. Они затевали очередной государственный переворот. План был рискованный, но времени на подготовку уже не осталось. Итак, надо явиться к командующему сухопутными войсками Браухичу и его начальнику штаба Гальдеру. Если они немедленно не поднимут мятеж, то все их прежние крамольные речи тут же станут известны гестапо.
Троица тут же направилась к шефу абвера: он поможет уговорить Гальдера.
Канарис встретил их ликованием. Мир спасен! Репутация Гитлера погублена! «Верховный главнокомандующий, который способен всего за несколько часов отдать и отозвать такой важный приказ, — человек конченый».
Даже недоверчивый Остер был безмятежно рад. Заговорщикам даже не приходит в голову взять власть, пока фюрер слаб.
Мрачные подозрения охватывают Канариса. По тревоге подняты все ближайшие к перевалу базы абвера, но отряд Херцнера исчез.
Утром 26 августа наконец приходят известия: «В 4.45 в районе перевала Яблунка слышна была сильная стрельба...» Вскоре абверовцам, работающим в Словакии, удается наладить связь и с самим Херц-нером.
Канарис, нервничая, следил за сообщениями из Южной Польши. Когда отряд Херцнера добрался до Словакии, он облегченно вздохнул.
Были и другие тревожные вести. Так, Гитлер попытался рассорить британцев и поляков. И ему это удалось. Лорд Галифакс упрекает польское правительство. Оно, дескать, делает «огромную ошибку, изначально отказываясь от всякой дискуссии о мирном изменении статуса Данцига». Никто не ощутил этого охлаждения, возникшего между союзниками, тоньше, чем Гитлер. Он тут же выдвинул новые мирные предложения и попросил Лондон помочь ему совладать с раздраженной Варшавой. Теперь оставалось только ждать.