Стеклянный Дворец (ЛП)

- Они не смотрели на это так, как мы, - ответил Харди. - Они были неграмотными, приятель. Не забывай, что мы - первое поколение образованных индийских военных.

- Но всё же у них ведь были глаза и уши, они наверняка разговаривали с местными?

Харди пожал плечами.

- Дело в том, приятель, что их это не интересовало, им было всё равно, единственным реальным местом для них была родная деревня.

- Как такое возможно?

В следующие недели Арджун часто об этом думал: похоже, на долю его поколения выпала расплата за эту замкнутость на себе.

Дину чувствовал, что с каждым днем, который он проводит на склонах горы, его фотографии меняются, словно глаза привыкают к незнакомым очертаниям, а тело приспосабливается к новому ритму времени. Его ранние фотографии чанди были угловатыми и плотно наполненными, включали широкие панорамы. Он представлял это место насыщенным визуальными драмами - джунгли, гора, руины, вертикальные линии стволов, наложенные на широкую горизонталь далекого моря - пытался вместить в фотографии все эти элементы.

Но чем больше времени он проводил на горе, тем меньшую значимость приобретал фон. Протяженный ландшафт одновременно и сжимал, и расширял поляну рядом с лесом, где стояли чанди: она становилась маленькой и интимной, но насыщалась чувством времени. Вскоре Дину смог научиться не видеть ни горы, ни лес, ни море. Он приближался к чанди всё ближе и ближе, исследуя текстуру латерита и узоры покрывавшего его поверхность мха, пытаясь найти способ запечатлеть на удивление чувственные формы грибов, которые выросли в стыках камней.

Ритм работы изменился таких образом, что он и сам не мог его полностью контролировать. Проходили часы, прежде чем он делал единственный снимок, он десятки раз расхаживал взад и вперед, экспериментируя со значением диафрагмы, для которой требовалась выдержка в несколько минут, иногда даже полчаса. Он словно использовал камеру, чтобы оживить микроскопические глаза греющихся на солнце у основания чанди ящериц.

Много раз за день по окружающему лесу прокатывалась неожиданная волна суматохи. С ближайших деревьев поднимались с криками стаи птиц и бумерангом пролетали по небу, садясь в том же самом месте, откуда только что взлетели.

Дину каждое из таких движений казалось предзнаменованием появления Элисон, и прислушиваясь к тому, что стало их причиной - иногда далекое рычание грузовика на плантации, иногда - садящийся на ближайшем аэродроме самолет, он настроил свои чувства в унисон со звуками леса. Каждый раз, когда деревья вздрагивали, он отвлекался от работы, пытаясь услышать звук Дайтоны. Часто Дину сбегал вниз по тропе, к проему, откуда мог видеть брод. По мере накопления разочарований, он всё больше злился на себя: это чистый идиотизм - воображать, что она снова вернется тем же путем, учитывая прошлый раз. И в любом случае, зачем ей приезжать сюда, если можно встретиться дома за ужином?

Но потом однажды он и правда заметил мелькание красного на противоположной стороне ручья и увидел стоящую у дерева Дайтону, наполовину в тени зелени. Дину недоверчиво взглянул еще раз и увидел Элисон. Она была одета в темно-синий хлопковый жакет, стянутый на талии широким ремнем. Но вместо того, чтобы перебраться через брод, она пошла вниз по течению, к тому камню, на котором Дину сидел каждое утро, болтая ногами в заводи. Он понял: судя по тому, как она сидела, болтая ногами, опустив их в воду, это знакомое ей место, куда она часто приходила, чтобы побыть в одиночестве.

Когда ступни Элисон скрылись под водой, она приподняла край юбки. Вода была ей почти по колено, и она всё поднимала юбку, до длинной линии бедер. Дину, к своему удивлению, обнаружил, что смотрит на Элисон через стекло видоискателя, так что образ был отделен от окружающей местности и обрел чистоту и яркость. Линии были четкими, чистыми и прекрасными - изгиб ее бедер пересекал кадр по диагонали, описывая мягкую эллипсоиду.

Элисон услышала щелканье затвора и испуганно подняла голову, выпустив юбку из рук, так что ткань упала в воду куполом, кружась в течении.

- Дину? - выкрикнула она. - Это ты?

Он знал, что у него есть только один шанс, и не не в силах был остановиться. Он покинул проем и начал спускаться по тропе, двигаясь с медленной решительностью лунатика, держа камеру неподвижно перед собой.

- Дину?

Он не пытался ответить, а просто продолжал двигаться, концентрируясь на том, чтобы ставить одну ногу перед другой, пока не вышел из зарослей. Элисон заглянула в его глаза с той стороны заводи и слова приветствия замерли на ее губах.

Дину продолжал идти. Он опустил камеру на траву и шел прямо к песчаному берегу и дальше в заводь, ровно напротив того места, где она сидела. Сначала вода была ему по колено, потом поднялась до бедер и почти до груди. Течение тянуло его за одежду, а тонкие парусиновые туфли наполнились песком и камнями.

Дину замедлил шаг, чтобы устоять на месте, а потом увидел, что Элисон болтает ногами в воде, поднимая рябь. Он зафиксировал взгляд на поблескивающей воде и, когда его руки соприкоснулись с ее ногами, почувствовал, как из легких вырывается глубокий вздох. Дину был уверен, что всё произошло из-за воды, это ручей смыл все барьеры страхов и колебаний, которые раньше сковывали его руки. Его пальцы двигались, ощупывая изгиб лодыжки, вдоль линии голени. Потом руки начали двигаться сами по себе, раздвигая ее колени, пока внезапно ее бедра не оказались на уровне его лица. Казалось совершенно естественным, что губы последовали за руками, вдоль плавной линии бедер, до того места, где две линии разделялись. Там он остановился, погрузив лицо в ее тело, и поднял руки, держа ее за талию.

- Элисон.

Она соскользнула с камня и стояла по шею в воде рядом с ним. Взяв его за руку, Элисон повела Дину обратно через заводь, тем же путем, что он пришел, на другой берег. Они шли вверх по тропе к развалинам чанди, держась за руки, полностью одетые и совершенно промокшие. Элисон провела Дину на поляну, до каменного пола, где на латерите лежал густой слой мха.

Потом потянула его за руку вниз.

Глава тридцатая

Ни Арджун, ни кто-либо еще в Джатах один-один не знал, чего именно ожидать, когда они прибыли в Сангеи-Паттани. До отъезда из Ипоха их кратко ввели в курс тех проблем, с которыми они могут там столкнуться. Они знали, что несколько месяцев назад был едва предотвращен мятеж, но всё равно должным образом не подготовились к наполнявшей базу атмосфере беспокойства.

Раньше в Сангеи-Паттани стоял Первый бахавалпурский полк. Между офицерами батальона и английским командующим сложились очень напряженные отношения. Командующий не скрывал своего невысокого мнения об офицерах-индийца, называя их "кули" и угрожая офицерской тростью. Однажды он даже ударил офицера-индийца. Дело зашло так далеко, что высшему командованию Одиннадцатой дивизии пришлось лично вмешаться, командующего освободили от должности, а ряд офицеров отослали обратно в Индию.

На инструктаже Джатам один-один дали понять, что эти меры существенно изменили ситуацию, былые трудности разрешены. Но в день приезда в Сангеи-Паттани стало очевидным, что проблемы бахавалпурцев далеки от завершения. Британские и индийские офицеры за все два часа, которые они провели в первый раз в столовой, не обменялись и парой слов.

И если Арджун с Харди ясно видели напряженность в столовой, то и подполковник Бакленд тоже явно это заметил. За следующие два дня подполковник переговорил с каждым из своих офицеров по отдельности, дав им понять, что братание с Первым бахавалпурским не будет поощряться. Арджун даже обрадовался. Он знал, что это правильное решение в сложившихся обстоятельствах, и был благодарен, что служит под началом командующего такого калибра и настолько благоразумного, как подполковник Бакленд. Но это знание не облегчало ни одну из тех мелких трудностей, которые появлялись при попытках избежать общения с бахавалпурскими офицерами - некоторых они знали еще по академии.