Стеклянный Дворец (ЛП)

Именно там Джая нашла то, что искала - скрытый в зарослях маленький мемориальный камень в память о ее двоюродном прадедушке - администраторе. выгравированные буквы истончились от ветра, воды и песка. Света оставалось еще достаточно, чтобы прочитать надпись. Она гласила: "Памяти Бени Прасада Дея, эскв., районный администратор 1905-1906". Джая встала, чтобы посмотреть на спускающийся к волнам гладкий пляж. По мере того, как садилось солнце, красный песок становился серым. Ума когда-то давно рассказывала ей, что если пойти от мемориала к воде по прямой, она пересечет то самое место, где нашли тело администратора вместе с обломками его перевернувшейся лодки.

Глава сорок вторая

Вернувшись в Калькутту, Джая стала просматривать обширную коллекцию документов и бумаг, которую завещала ей Ума. Джае невзначай пришла в голову идея написать биографию своей двоюродной бабушки, один известный издатель даже предложил ей контракт. Джая знала, что в последнее время вновь возник интересе к Уме, как к одной из первых политических фигур страны. Вскоре наверняка выйдет ее биография, и Джае было неприятно думать, что ее напишет кто-то другой.

Джае понадобилось несколько дней, чтобы рассортировать бумаги Умы, многие были поедены жучками. Удивительно, но чем больше она читала, тем больше думала о Раджкумаре, словно именно из-за него с ней осталась детская привычка мыслить образами. Все те годы, что она его знала, дед жил внизу, в маленькой комнатке на этаже Умы. В этом не существовало никакого подтекста или супружеских связей: статус Раджкумара в доме был чем-то между бедным родственником и работником. Но конструкция дома была такова, что для Джаи мысль об одном из них тут же приводила к мысли о другом, пойти повидаться с дедушкой означало также увидеть двоюродную бабушку.

На Джаю нахлынули воспоминания. Она вспомнила особенный тон голоса Раджкумара, когда он несколько раз в день произносил: "Ах, Бирма... Бирма была золотой землей...". Она вспомнила, как он любил курить бирманские черуты - более длинные и толстые, чем индийские биди, но не такие темные и большие, как сигары. Такие черуты непросто было достать в Индии, но были похожие, которые Раджкумар находил приемлемыми. Неподалеку от Ланкасуки располагался табачный магазинчик с этими черутами. Иногда Джая туда заходила вместе с дедом. Она вспомнила, как он прищуривался, прикуривая черуту. Потом он выдыхал огромное облако серого дыма и начинал: "Ах, Бирма...".

Владелец магазина был человеком очень раздражительным. Джая вспомнила случай, когда он заорал на Раджкумара: "Да, да, хватит уже это повторять. Ваша Бирма такая золотая, что народ срет самородками".

Она вспомнила, как посещала с Раджкумаром бирманский храм на севере Калькутты. Вспомнила собирающихся там людей - многие из них индийцы, покинувшие Бирму в 1942 году, как и Раджкумар. Среди них были гуджаратцы, бенгальцы, тамилы, сикхи, метисы. В храме все говорили по-бирмански. Некоторые хорошо устроились после отъезда - создали новые предприятия, построили новые дома, другие посвятили себя детям и внукам, как Раджкумар построил свою новую жизнь вокруг Джаи.

Не все приходящие в храм были буддистами по рождению или по убеждению. Они приходили туда, потому что только в этом месте могли наверняка повстречаться с подобными себе людьми, которым можно сказать: "Бирма - золотая страна", зная, что слушатели пропустят эти слова сквозь сито изгнания, понимая все нюансы. Джая вспомнила, как они жаждали услышать новости из Бирмы, о тех, кого там оставили. Она вспомнила суматоху, возникающую при прибытии новичка, как его осаждали вопросами: "А как насчет...?", "А вы слышали о таком-то?".

Раджкумар всегда был самым шумным из вопрошавших, пользуясь преимуществом своего громоподобного голоса, чтобы выкрикивать вопросы о ком-то с бирманским именем, о том неизвестном дяде, о котором Бела рассказала ей в десятилетнем возрасте, ее дяде Дину, которого она никогда не встречала.

Эти воспоминания вызвали новый поток мыслей. Джая отложила бумаги Умы и вытащила собственную папку - старые газетные вырезки, которые она собирала последние девять лет. Она начала эту папку в 1988 году, прочитав о создании в Рангуне демократического движения. Эти события разбудили спящий интерес к стране ее рождения. Она заметила появление лидера этого движения, Аун Сан Су Чжи, и вырезала статьи из журналов и газет. В августе 1988 года военная хунта нанесла ответный удар, арестовав Аун Сан Су Чжи и начав жесточайшие репрессии. Джая просиживала все ночи, слушая БиБиСи. Она покупала брошюры, где описывалось последующее кровопролитие: массовые расстрелы и аресты, гонения активистов.

Теперь, просматривая пожелтевшее содержимое папки, Джая обратила внимание на фотографию из журнала: портрет Аун Сан Су Чжи. Ее поразило, что в этом снимке есть что-то особенное, он не был похож на большинство журнальных фото. Фотограф снял худое лицо Аун Сан Су Чжи, погруженной в глубокие размышления, этот снимок чем-то напоминал фотографии в серебряных рамках, стоявшие на туалетном столике Белы.

Джая взглянула на подпись над фотографией. Автором значился У Тун Пе. Она произнесла это имя вслух, и что-то всколыхнулось в глубинах ее памяти. Она пошла в комнату Белы.

- Ты помнишь бирманское имя Дину?

- Дай подумать... - Бела помолчала, теребя пальцами короткие седые волосы. - Тун, как-то так. Конечно, в Бирме начало имени меняется с возрастом. Женщина становится сначала Ма, а потом До, а имя мужчины меняется от Маунга до Ко, а потом У. Так что если он до сих пор жив, то его должны звать У Тун... Что-то в этом роде.

Джая вытащила фотографию и показала на надпись.

- Это может быть он?

Наморщив нос, Бела прищурилась через очки с золотой оправой.

- У Тун Пе? Дай подумать... - она пробормотала себе под нос: - Ко Тун Пе... У Тун Пе... Конечно! Так оно и должно звучать... - она перевернула вырезку. - Но когда было сделано это фото?

- В восемьдесят восьмом.

Бела скривила губы.

- Я знаю, о чем ты думаешь, Джая. Но не особенно этим увлекайся. Это может быть кто-то другой. В Бирме тысячи людей носят одинаковые имена. И в любом случае, в 1988 году Дину было семьдесят четыре. Значит, сейчас ему восемьдесят два, если он еще жив. А он никогда не был особенно крепким, со своей ногой. Очень маловероятно...

- Наверное, ты права, - сказала Джая, забирая фотографию. - Но я всё равно должна это выяснить. Я должна знать наверняка.

Именно Бела дала Джае следующую ниточку, назвав ей имя: Илонго Алагаппан.

- Попытайся найти его. Если кто и знает про Дину, так это он.

За два предыдущих года, чтобы поддерживать связь с сыном, Джая освоила электронную почту и интернет. У нее был абонемент в компьютерном центре, и в следующий раз, отправившись туда, она купила полчаса в сети. Сначала она набрала в строке поиска "У Тун Пе". Ничего. Она положила пальцы на клавиатуру и глубоко вздохнула. Потом она напечатала "Илонго Алагаппан" и нажала клавишу "ввод".

Поисковая машина дрогнула, как взявший след охотничий пес. Долгую и тревожную минуту на мониторе мигала иконка. Внезапно экран снова дернулся, и появилось сообщение: список сайтов с упоминанием Илонго Алагаппана насчитывал шестьдесят штук. Джая встала и подошла к столу менеджера.

- Думаю, мне понадобится еще час. Может, и два.

Она вернулась на свое место и начала с первого сайта, копируя абзацы в отдельный файл. Джая обнаружила, что Илонго являлся в Малайзии известной политической фигурой, он был министром в правительстве и обладал почетным титулом "Дато" [50].

Его карьера началась после войны, когда рабочие с плантаций создали профсоюзы. Многие занялись политикой, и Илонго был одним из них, через несколько лет он стал одним из наиболее значительных лидеров профсоюза в стране, чем-то вроде легенды для работников плантаций. Он основал кооператив и собрал достаточно средств, чтобы купить Морнингсайд. В то время цены на каучук упали, и тысячи рабочих потеряли места. Илонго превратил Морнингсайд в одно из ведущих кооперативных предприятий. Профсоюз работников плантации достиг невиданных успехов: у них была система медицинского страхования, пенсии, образовательные программы, курсы переквалификации.

50

В Малайзии и Брунее существует сложная система наследственных и почетных титулов. "Дато" - наследственный титул члена королевской семьи, губернатора одной из девяти провинций. Им могут также награждаться выдающиеся граждане.