Страница 69 из 75
Потихоньку здоровье к Тересе вернулось, и тут она получила приглашение от Лильки приехать в Чешин. Мы с Тересой в Чешине уже бывали, ей там понравилось, она заявила, что охотно бы поехала к Лильке еще, но только при одном условии: со мной вместе. Правда, мне не нужно с ней в Чешине гостить, я просто ее отвезу туда, потом вернусь в Варшаву, а попозже за ней приеду…
Кто знает, может, я и согласилась бы, если бы не одна мелочь — Тереса во время любой поездки охает и ахает от малейшей неровности, кочки, ямки. В Чешин и обратно под такой аккомпанемент… Нет, это выше моих сил, Тересино уханье разве что глухой пень вынесет…
И что я, собственно, стала брюзжать на Тересу, упокой, Господи, ее душу? Она научила меня делать красивый маникюр, лежать навзничь на воде, она терпела мою мать в Канаде, а в Копенгаген как-то раз даже прислала мне двести долларов…
Да, верно, в последние годы жизни она казалась чрезвычайно избалованной, но этому есть объяснения. Тереса ведь была самой младшей из детей, старшие ее постоянно третировали и обижали. Ей все время приходилось под кого-то подстраиваться, а когда старшие сестры ушли в мир иной, Тереса наконец-то ожила. Можно сказать, показала всем, на что она способна.
Конечно, я для нее оказалась крепким орешком. Меня тоже не мачеха родила и не курица лапой из-под плетня выгребла. Прабабушка одобрительно кивает мне с того света — знай наших!
Я ни разу в жизни из-за Тересы не плакала, а вот ей из-за меня приходилось, правда, нечасто. Зато Томира, племянница Тересы со стороны Тадеуша, рыдала из-за Тересы постоянно…
Я, кажется, поняла, в чем дело. Тереса завидовала молодым. В ее душе пылала прежняя жажда жизни, а к ней примешивалась обида, что она уже не может так же беззаботно развлекаться, как молодежь. А если Тереса не может, пусть и другие не развлекаются. Отсюда всякие глупые Терезины поступки, в результате которых сложилось мнение, что Тереса отличалась кошмарным характером.
Последние месяцы жизни она провела с кардиостимулятором, а умерла так, что дай Бог каждому.
В момент смерти она находилась на кухне. Внезапно пожаловалась на слабость, ее сиделка — чудесная девушка — обняла Тересу, чтобы отвести в комнату и уложить, но Тереса мягко выскользнула из ее рук, упала на пол и умерла. Скончалась с улыбкой на губах. Мне бы так, между нами говоря.
Как могло случиться, что Тереса умерла без вставных челюстей, я не могу понять. Может, ей было неудобно с ними, а вопросы привлекательной внешности ее уже не волновали — неизвестно, но факт остается фактом: Тереса умерла, а зубы остались в стакане.
Заплаканная и перепуганная сиделка (я же говорила — золотая девушка!) настаивала, что нужно вставить Тересе зубные протезы, потому что она вот-вот встретится на небе с Тадеушем, и как она при этом будет выглядеть?
Малгося и Томира запротестовали. Они вовсе не хотели, чтобы Тереса плохо выглядела, просто такая задача им была не по плечу чисто технически. Для всех троих это оказалось непреодолимой трудностью, и тогда девушки решили, что хотя бы оденут ее элегантно.
Разумеется, с пола Тересу сразу подняли и положили на кушетку в спальне, но одеть ее оказалось труднее, чем девушки сначала подумали. Ведь пока приехал доктор, пока он выписал свидетельство о смерти, прошло много времени, и наступило трупное окоченение. Видимо, что-то Тересе в этих манипуляциях не понравилось, потому что уже после смерти она дала Томире в зубы.
Втроем девушки одевали Тересу в ее любимое платье, трудно это было невероятно: ни повернуть тело, ни согнуть, две девушки с одной стороны кушетки, Малгося с другой. Ни с того ни с сего тело перевернулось само, и окоченевшая рука, твердая, как полено (это вполне естественно), с мощного размаху заехала Томире по скуле. Аж эхо разнеслось. Малгося сказала, что никогда в жизни она никому не признается, какой дикий приступ хохота напал тогда на нее.
В итоге зубной протез зареванная сиделка положила Тересе в гроб. На мой взгляд, надо было бы туда же добавить слуховой аппарат. После этого даже удивительно, что на похоронах Тересы уже никаких глупостей не приключилось.
Предсвадебная лихорадка у Моники началась за три квартала до свадьбы. Летом она приехала в Варшаву шить свадебное платье.
Это платье ей чуть ли не с рождения торжественно пообещала жена Зосиного брата, у которой было свое модное ателье.
Нужно было выбрать фасон, материал, купить этот самый материал и так далее. Обсуждение моделей из журналов мод проходило у меня дома, и — удивительное дело! — мы все трое — моя невестка, внучка и я — выбрали один и тот же фасон. Внучка — я еще понимаю — имеет право на бабушкины гены, но невестка и свекровь просто обязаны расходиться во мнении, а тут совсем наоборот. Может быть, сыграла роль профессия? Зося тоже училась на архитектора.
Первая примерка прошла замечательно, а следующая планировалась на Рождество.
И снова оказалось, что все превосходно, платье получается сказочное, только вот страшная проблема — нет туфель. Ну нет на белом свете свадебных туфель, достойных ножек Моники, — и точка. Девушки, разумеется, искали туфли по Интернету — ничегошеньки, все ужасно уродливые. А Моника хотела необыкновенные туфельки, и я с ней в этом вопросе совершенно согласна.
Я на собственном опыте убедилась, что ни в одном обувном салоне, ни на одной витрине не видела достойных свадебных туфель. Иногда на полке сиротливо стояла какая-нибудь убогая пара, от силы две — и привет… Удивительный неурожай на хорошую обувь.
В Варшаве, ясное дело, мои девушки опять метались по магазинам в поисках достойной обуви. Они все праздничные рождественские дни посвятили покупкам пополам с примеркой. Платье шикарное, не передать словами, а туфель всё нет!
В предпоследний день перед их отъездом я отправилась в парикмахерскую, где, кроме меня, обслуживалась еще одна клиентка.
Известное дело, что женщинам рот дан для важных разговоров, а вот мужчинам он служит главным образом для поглощения питательных вещества в твердой и жидкой форме.
Я поделилась с этой пани своими проблемами, немедленно встретила полное понимание, даже парикмахерши подтвердили, что хорошие свадебные туфли — редкость, причем непонятно, почему. Клиентка, которая уже собралась уходить, но задержалась на минутку, вспомнила, что пару дней назад видела симпатичные туфельки в «Панораме», конечно, по заоблачной цене, но очень красивые. Мы с ней уточнили, что считать красивым, и на том расстались.
Приехав домой, я по мобильному немедленно отловила своих милых дам, которые как раз возвращались, нагруженные покупками. Я настоятельно потребовала, чтобы они заехали в «Панораму», и черт с ними, с ценами! А вдруг это именно то, что надо!
В результате счастливая и сияющая Моника вернулась с роскошными туфлями, именно такими, о каких мечтала, идеально подходящими к платью, даже цена ее не огорчила. И это понятно, я ведь сразу сказала ей, что туфли — это свадебный подарок от бабушки. Сейчас и не вспомнишь, кому, что и когда я купила, но я так обрадовалась свадебным туфлям Моники и так ими горжусь, что не могу не похвалиться. В конце концов, если не туфлями, то чем еще?
Прошедший год вообще-то был неважнецкий, но некоторые утешительные моменты всё же находились.
Вот, например, весной на меня напала очень неприятная хворь — паралич правой руки. Рука то немела, то словно ее иголками кололи. Я не знала, что с этим делать, и очень переживала. Когда же, уже осенью, я обнаружила, что не могу надеть одежду с длинными рукавами, решила принимать меры.
Я стала разыскивать замечательного хирурга-ортопеда доктора Венгжина, который когда-то спас меня от вечной инвалидности, но, к сожалению, оказалось, что доктор умер несколько лет назад. Меня это так огорчило, что я совершенно отвернулась от медицины. Вместо врача я нашла массажиста, который занимался реабилитацией спортсменов. Он мгновенно понял, что со мной творится, и даже сказал, что сам страдал такой же пакостью. Градация боли на сеансах его массажа выглядела следующим образом (заранее предупреждаю, что никакими эвфемизмами я пользоваться не буду. Сейчас даже в литературе высокого стиля используются выражения простые и понятные городским и сельским жителям):