Волна страсти

– Смотри! – Ребекка дернула Кеннета за рукав. – Папины картины «Ватерлоо». Они смотрятся великолепно!

Четыре картины сэра Энтони висели рядом, затмевая собой все остальные. Перед ними уже собралась толпа восхищенных зрителей.

– Сэру Энтони удалось достичь своей цели, – сказал Кеннет. – Его картины будут переходить из поколения в поколение, и люди никогда не забудут Ватерлоо.

Ребекка указала на картину, изображавшую эту кровавую битву.

– Чуть левее от центра ты можешь видеть себя и свой полк.

– Действительно. Этот сержант со шрамом на щеке очень похож на меня.

– После выставки ты станешь знаменитостью, – заметила с улыбкой Ребекка.

Кеннет поморщился.

– Надеюсь, меня минует чаша сия. Сходство едва уловимое, и не всякий сумеет догадаться. Что же касается «Корсара», то, прости меня, лучше бы ему висеть под самым потолком.

– Всякое может быть, – ответила Ребекка. – Вот если бы в комиссии были женщины, они наверняка бы повесили его пониже.

Смеясь и обмениваясь впечатлениями, они продолжали обходить зал. А посмотреть было на что. Хороших картин было много. По опыту Ребекка знала, что сразу всего не увидишь и что надо прийти сюда еще не раз, чтобы по достоинству оценить все это великолепие.

Они обошли уже две стены и едва успели отскочить от свалившейся на их головы палитры, которую выпустил из рук молодой человек, стоявший на лестнице.

– Смотри! – воскликнул Кеннет. – Смотри вот сюда!

Ребекка взглянула и увидела, что все их картины висели над разделяющей стену линией и были прекрасно видны.

– Господи, – прошептала Ребекка, не веря своим глазам. – Теперь тебе карьера обеспечена, Кеннет. За сколько бы ты хотел продать свои картины?

– Я как-то об этом не думал. Все мысли были заняты выставкой.

– Теперь можешь подумать. Одна из целей выставки – помочь художникам пристроить свои произведения.

– А за сколько бы ты продала свои детища?

– Мои картины не для продажи. А ты знаешь, я, пожалуй, начну принимать заказы на портреты.

Около них остановилась элегантная молодая пара,

– Обрати внимание на эти испанские сюжеты, – сказал мужчина своей спутнице. – Какой реализм! Какая мощь!

Леди передернула плечами.

– На мой вкус, это режет глаз. Искусство должно воспевать прекрасное, а не выставлять напоказ страшные стороны жизни. – Она указала на картины Ребекки. – Вот эти полотна действительно великолепны. Посмотри, какой восторг на лице девушки! Она приносит себя в жертву, чтобы спасти свой народ, и делает это с радостью. Необыкновенно впечатляет. – Леди посмотрела на «Корсара». – У этого пирата дерзкое лицо, но очень выразительное. – Молодая особа задумчиво провела кончиком языка по полным губам. – Хотелось бы мне знать, кто служил моделью.

Ребекка чуть не подавилась от смеха и потянула за собой Кеннета.

– Вот мы уже и услышали оценки наших работ, – сказала она. – А тебе, дорогой «корсар», не избежать известности.

– Мне придется немедленно уехать из Лондона.

Ребекка снова весело рассмеялась.

– Смейся, смейся, – сказал ей Кеннет, – хотел бы я посмотреть на тебя, когда выставлю свою «Лилит». Мужчины не дадут тебе прохода.

– Глупости. – Ребекка кокетливо захлопала ресницами. – Никто никогда не поверит, что такая серая мышка, как я, послужила моделью для твоей демонической женщины.

– Ты явно недооцениваешь свои возможности, Рыжик, – сказал Кеннет, глядя поверх ее головы. – Добрый день, лорд Фрейзер.

– Добрый день, – ответил лорд Фрейзер, подходя к ним. – Сэр Энтони сказал мне, что ваши с Ребеккой работы приняты на выставку.

– Да, – ответила Ребекка. – Вот эти четыре. Нам повезло, что полотна разместили в таком замечательном месте.

– Не сомневаюсь, что здесь не обошлось без Энтони.

Взгляд Фрейзера упал на картину Ребекки «Преображение», и лорд застыл на месте.

Он долго молча рассматривал картину, затем перешел к трем другим.

Дольше других его взгляд задержался на картине Кеннета «Испанская Pieta».

– Довольно интересно, хотя лично я предпочитаю иные сюжеты. Жаль, что вы мало учились, Кимболл. Если вы и дальше будете писать, советую вам перейти на исторические сюжеты. Вы никогда не станете серьезным художником, пока не изучите античность и не ознакомитесь с «Руководством по художественному стилю» Рейнолдса.

Ребекка ничуть не удивилась, что Фрейзер оставил без внимания ее картины, так как хорошо знала его отношение к женщинам-художницам.

– Вы что-нибудь представили на выставку в этом году? – из вежливости спросил Кеннет.

– Да. Но ее пока не повесили. Я написал портрет спартанского царя Леонида, обороняющего Фермопилы. Я считаю, что победа греков над персами оказала огромное влияние на развитие западной цивилизации.

– Согласен. Сюжет благородный. Я видел картину, подобную той, что вы описали, но мне кажется, это не ваша. Не могли же вашу картину повесить чуть ли не под самый потолок.

Фрейзер посмотрел в направлении, указанном Кеннетом, и лицо его вытянулось.

– Это моя картина, – ответил он едва слышно.

Ребекке стало жаль Фрейзера. Вид у него был такой, будто его вот-вот хватит удар.

– Ее, наверное, повесили туда по ошибке, – вмешалась она. – Помните, несколько лет назад такая же ошибка вышла и с картиной моего отца?

Ребекка незаметно подтолкнула Кеннета, призывая его прийти к ней на помощь.

– Как жаль, что такие ошибки случаются с картинами известных художников, – сказал Кеннет, правильно истолковав намек Ребекки. – Вы выбрали чрезвычайно сложную композицию, лорд Фрейзер. Наверное, вы долго трудились над вашей картиной.

Фрейзер стал понемногу успокаиваться.

– Более двух лет, – ответил он. – Это одна из лучших моих картин.

– Вы должны немедленно потребовать, чтобы ее переместили в другое, достойное вас место, – с сочувствием сказала Ребекка.

– Да. Я сейчас же этим займусь. Надо же совершить такую непростительную глупость.

Не попрощавшись, Фрейзер ушел.

– Это действительно была ошибка? – спросил Кеннет.

– Как младший член академии, он имеет право на то, чтобы его картины висели «на линии», однако его коллеги не прощают ему высокомерия, и, сдается мне, кто-то из них решил свести с ним старые счеты.