Страница 116 из 130
Кеннет перевернул несколько страниц.
«Имение Ситонов чудесное, а окрестности просто великолепны. Я рада, что буду здесь хозяйкой. Сегодня я познакомилась с соседской дочерью Маргарет Уиллиард. Не красавица, но очень хорошенькая, с большими выразительными глазами. Мне кажется, она влюблена в Маркуса, потому что в его присутствии она замолкает и заливается краской. Он же ничего не замечает. Таковы уж мужчины. Маргарет должна ненавидеть меня, но она держится приветливо. Надеюсь с ней подружиться. Возможно, она станет женой младшего брата Маркуса, сумасшедшего художника. Он со своими друзьями приедет завтра. Мне будет любопытно познакомиться с ними…
Сегодня приехали эти сумасшедшие художники. Лорд Фрейзер – красивый молодой человек. Пожалуй, он слишком высокого мнения о себе, но в галантности ему не откажешь. Он нарисовал меня в образе Афродиты. Джордж Хэмптон попроще и поэтому немного тушуется в обществе знатных особ. Но он очень мил, не лишен благородства, и с ним легко и просто. Что же касается брата Маркуса Энтони…
Боже, я просто не знаю, что о нем написать».
Следующая запись сделана неделей позже:
«Энтони предложил мне тайно бежать с ним и пожениться. Всего через день мы будем в Гретна-Грин. Меня совершенно не волнуют последствия, которые нетрудно предугадать: разразится скандал, мне уже не быть леди Боуден, хозяйкой поместья Ситонов. Ничто не может разлучить нас с Энтони, а крыша над головой всегда найдется. Все остальное не имеет значения. Пусть Господь и Маркус простят мне мою слабость»,
Кеннет продолжал читать, захваченный историей жизни Элен. Читая следующую запись, он не мог сдержать улыбки:
«Мне кажется, Энтони был слегка разочарован, что я не родила ему сына, но сейчас он в полном восторге от своей крошечной дочки с ее рыжими кудряшками. Он все время рисует ее: спящей, играющей, стараясь запечатлеть каждое ее движение. Можно подумать, что она единственный на земле ребенок».
Первый дневник на этом кончался, и Кеннет решил сделать перерыв. К своему удивлению, он обнаружил, что уже далеко за полночь. Пора ложиться спать.
Но прежде чем лечь в постель, он не смог отказать себе в удовольствии нарисовать ребенка с рыжими кудряшками и задумчивыми глазами.
Уже не первый раз Ребекка с тоской думала о том, как далеко от Лондона находится Озерный край. Отцу пришлось заплатить значительную сумму за почтовых лошадей, которые смогли бы довезти их туда самое малое за четыре дня. Четыре долгих тревожных дня, когда делать совсем нечего и некуда спрятаться от тревожных мыслей, отнимающих покой.
Мысли Ребекки метались от Кеннета к отцу, которому грозила серьезная опасность, и поэтому путешествие для нее было не из приятных. Кроме того, они ехали к месту гибели ее матери. Каждый поворот дороги напоминал Ребекке о ней. Оставалось только надеяться, что пройдет несколько дней и боль притупится. Будет ужасно несправедливо, если тяжелые воспоминания не дадут ей возможности насладиться прелестью этих мест.
Карета подпрыгнула на ухабах, и Ребекка чуть не упала на Лавинию. Если бы не ремни, она бы головой ударилась в грудь подруги отца, и еще неизвестно, чем бы кончилось дело.
– У меня такое впечатление, что дороги с каждым годом становятся все хуже, – заметил сэр Энтони со своего места.
– Ты говоришь это каждый год, – с невольной улыбкой сказала Ребекка. – К счастью, ты быстро забываешь об утомительном путешествии.
– И ты говоришь это мне каждый год. Вот видишь, я все помню.
– Слава Богу, у нас хорошие лошади, и они быстро домчат нас до дома, – отозвалась Лавиния.
– А об этом всегда говорила Элен, – вспомнил сэр Энтони.
Наступила неловкая тишина. Взгляд Ребекки перебегал с отца на Лавинию. Этих двоих связывала многолетняя дружба, которая сейчас переросла в нечто большее. От дружбы и взаимопонимания, всегда существовавших между ними, их отношения перешли в более нежные и глубокие; каждая мелочь выдавала взаимную привязанность. Теперь, когда у Ребекки был некоторый опыт в амурных делах, она могла сказать об этом с уверенностью.
Но ее отец, постоянно винивший себя в загадочной гибели жены, не понимал своего счастья. Он явно нуждался в чьих-то советах, которые смогли бы подтолкнуть его к верному шагу. «Пусть хоть эти двое будут счастливы», – подумала Ребекка, решив вмешаться в личную жизнь отца.
– Скоро закончится срок траура по маме, – сказала она. – Почему бы вам не пожениться?
Ее слова прозвучали как гром среди ясного неба, и две пары глаз с удивлением уставились на нее.
– Мне не делали предложения, дорогая, – после долгого молчания сказала Лавиния, и на ее лицо набежало облачко.
Ребекка посмотрела на отца.
– Почему ты не сделал этого? – спросила она. – Многое связывает вас, и твой долг сделать из нее порядочную женщину.
– И это говорит моя дочь! – возмутился сэр Энтони. – Неужели у тебя не осталось ни капли уважения ко мне?
– Я еще и не тому научилась под крышей твоего дома, – не сдавалась Ребекка. – Твой новый брак не оскорбит памяти мамы. Не думаю, чтобы она хотела видеть тебя в одиночестве на склоне лет. Кто, кроме Лавинии, сможет вынести твой несносный характер капризного художника? Сомневаюсь, что найдется еще хоть одна такая женщина. После того как лорд Кимболл уйдет от нас, только Лавиния сумеет восстановить порядок в доме.
– Если ты скажешь еще хоть одно слово, я выброшу тебя из кареты и тебе придется идти пешком, – рявкнул отец, лицо которого побагровело от возмущения.
– Вот и хорошо, – огрызнулась Ребекка. – По крайней мере у меня не будет разламываться спина от этой тряски.
Отец что-то прошептал себе под нос и, отвернувшись к окну, стал смотреть на проплывающие мимо зеленые поля. В полной тишине они проехали целую милю.
– Я не просила Ребекку вступаться за меня, Энтони, – нарушила тишину Лавиния.
– Знаю, – почти грубо ответил художник. – Надеюсь, ты и дальше будешь терпеть мой характер.
– Конечно, буду. Ты же знаешь, что я всегда любила тебя.
Они беседовали, как будто находились в карете совсем одни.