Шелк и тайны

Он собрал еще несколько писем от шаха и его премьер-министра, потом нанял в качестве проводников и слуг двоих персов, Мурада и Аллахдада. Почти шестьсот миль, разделявших Тегеран и Мешхед, они прошли без особых приключений. Как ференги, Росс постоянно привлекал к себе большое внимание, но он к этому привык. Слово «ференги» восходит своими истоками ко времени крестовых походов. Арабское «франк» со временем прилепилось ко всем европейцам.

Теперь всего лишь пятьсот миль отделяло его от места назначения. Оставшийся путь он рассчитывал пройти примерно за месяц, однако это был самый опасный отрезок, поскольку им предстояло пересечь Каракумы, Черные пески, — пустыню, где слишком мало воды, но зато слишком много мародерствующих туркменских бродяг.

Росс не сводил настороженных глаз с рыжевато-коричневых барханов, Аллахдад тем временем осадил своего скакуна и поравнялся с Россом.

— Надо подождать в Мешхеде другой караван, Килбурн, — с мрачным удовольствием произнес он. — Здесь небезопасно странствовать в одиночестве, пусть и троим. Нас могут схватить алламаны, туркменские бандиты. — Он сплюнул на землю. — Они торгуют людьми, позорят правоверных. Нас с Мурадом продадут в рабство в Бухару, а вас, наверное, убьют, потому что вы — ференги.

Росс подавил тяжелый вздох. Они уже не раз говорили на эту тему, с тех пор как выехали из Мешхеда.

— Догоним караван в Серахсе, если не удастся раньше, — твердо заявил он. — А если бандиты станут нас преследовать, оторвемся от погони. Разве я купил в Тегеране не самых лучших лошадей?

Аллахдад внимательно осмотрел трех скакунов и вьючную лошадь, которую вел Росс.

— Отличные животные! — порывисто вздохнув, признал он. — Однако туркмены рождаются в седле и в отличие от честных людей живут, чтобы грабить. Нам от них не удрать.

Росс, как обычно, завершил дискуссию:

— Может, они и не появятся, в противном случае мы умчимся прочь. А если нам на роду написано быть проданными в рабство, то что ж — чему быть, тому не миновать.

— Тому не миновать, — мрачным эхом отозвался Аллахдад.

Начальник крепости Сереван расхаживал вдоль стен, зоркими глазами всматриваясь в лежащие перед ним равнины, когда к нему подошел молодой пастух с небезынтересными, по его мнению, новостями.

Низко поклонившись, юноша сказал:

— Гул-и Сарахи, этим утром я видел троих всадников, которые устремляются на восток от Бир-Бала. Они едут сами по себе, не в караване.

— Ну и глупцы, что путешествуют по этой земле такими малыми силами, — последовал бесстрастный ответ. — И глупцы вдвойне, раз скачут так близко от границы.

— Верно говорите, Гул-и Сарахи, — согласился пастух. — Но среди них ференги, европеец. Без сомнения, их ведет его глупость.

— Ты можешь сказать точно, где они?

— Сейчас, должно быть, приближаются к маленькому соленому озеру, — откликнулся парень. — Этим утром я слышал от друга моего двоюродного брата, что его дядя вчера видел банду туркменов.

Начальник нахмурился, потом, сунув юноше серебряную монету, на что тот и надеялся, отпустил его восвояси. Несколько минут Гул-и Сарахи задумчиво созерцал горизонт. Итак, по дороге Бир-Бала едет глупый ференги. Надо что-то предпринять.

Земля стала жестче, и Росс усилил бдительность, поскольку здесь бандитам легче подкрасться к ним незаметно. Если, конечно, в самом деле по соседству шныряют какие-то туркмены. Учитывая бедность этой приграничной страны, вряд ли мародерам захочется зря тратить силы. Лорд Карлайл поглядел на пустынные холмы, размышляя о том, что пора бы уже появиться признакам обитания, потом вперился взглядом в дорогу. Судя по всему, пользуются ею нечасто.

— Мурад, где находится ближайшая деревня?

— Наверное, часах в двух езды, Килбурн, — смущенно ответил молодой перс. — Если это именно та дорога. Зима была суровая, поэтому горы выглядят иначе.

Росс правильно истолковал это замечание — они, видимо, снова заблудились — и едва не застонал. Ох уж эти заверения Мурада в Тегеране, что он знает каждую скалу и куст в Восточной Персии! Если бы Росс сам не сверялся с картой и компасом, они сейчас оказались бы в Багдаде.

— Может, вернуться по своим же следам, пока очертания холмов не покажутся знакомыми? — сухо предложил он.

Мурад оглянулся через плечо, обиженный недоверием хозяина, но тотчас уставился куда-то в сторону. Обиженная мина его сменилась выражением неподдельного ужаса.

— Алламаны! — закричал он. — Нам надо удирать, чтобы спасти себе жизнь!

Росс и Аллахдад разом обернулись и заметили дюжину всадников в характерных туркменских одеждах. Те скакали по извилистой дороге в миле от них. Как только туркмены поняли, что их заметили, они завопили и пришпорили лошадей. Кто-то из них выстрелил.

— Проклятие! — выругался Росс. — Скачите!

Все трое помчались во всю прыть, и Росс начал усиленно молиться, чтобы эта дорога не закончилась тупиком. Пока существует хоть какой-то отрыв, можно удрать от преследователей, не зря же он выбрал крупных, быстрых, откормленных коней. Туркменские лошади, плотные и выносливые, были меньше и к исходу зимы заметно исхудали. Конечно, у Росса есть еще и винтовка, хотя он предпочел бы не стрелять, как по практическим, так и по гуманным соображениям.

Сначала казалось, что стратегия бегства выигрышна, ибо разрыв между двумя группами наездников стал медленно и верно увеличиваться. Но тут лошадь Росса попала ногой в какую-то норку, пошатнулась, а потом со страдальческим ржанием стремительно повалилась на землю, потянув за собой вьючную лошадь. С молниеносной быстротой опытного наездника, выработанной за тридцать лет езды верхом, Росс выскочил из седла и метнулся в сторону, чтобы не оказаться под падающими лошадьми.

Все свершилось в считанные доли секунды. Росс инстинктивно сгруппировался, чтобы кубарем покатиться по земле, Мурад в ужасе закричал и на миг повернул свою лошадь, чтобы прийти на помощь хозяину. Однако инстинкт самосохранения победил, и Мурад, пришпорив лошадь, помчался вперед. Росс же свалился на скалистую землю, и его сознание заволокла черная, болезненная мгла.

Через несколько мгновений Карлайл очнулся. Он, задыхаясь, лежал на спине, а в левом боку у него пульсировала боль: видимо, сказалось неудачное падение. Земля сотрясалась от грохочущих копыт. Росс поднял глаза и ужаснулся: к нему неумолимо приближались шесть лошадей.

Шляпа слетела у него с головы, открыв блестящие золотистые волосы, и кто-то истошно завопил:

— Ференги!

В последний момент перед тем, как растоптать европейца копытами, лошади свернули, подняв облако песка и пыли. Вокруг выстроились всадники. Высокие черные бараньи шапки придавали туркменам боевой вид, они сильно смахивали на королевских гусар. В их жилах текла монгольская кровь, а черные узкие глаза, смотревшие на добычу, выказывали всевозможные эмоции — от любопытства до жадности и неприкрытой злобы.

Росс усилием воли заставил себя мыслить и анализировать. Все туркмены оказались молодыми людьми, а молодые не ценят жизнь. Они могут убить в порыве злости, не размышляя ни секунды. Винтовка по-прежнему висела в кожухе на седле, лошадь же валялась футах в двадцати от него, тихо ржала от боли, неестественно задрав правую ногу. Вьючная лошадь, пошатываясь, все же поднялась. Похоже, она не пострадала. Через несколько мгновений туркмены нападут на обеих лошадей, но в данную минуту их внимание привлекал только Росс.

Он рывком попытался встать, но один из туркменов прорычал:

— Русская свинья! — И при этом ударил его хлыстом.

Росс инстинктивно поднял руку, прикрывая лицо, однако удар опрокинул его на спину. Потом нападавший подался в сторону, и Росс неуклюже поднялся. К счастью, туркменский язык оказался сродни узбекскому, так что он все понял и смог ответить.

— Я не русский. Я англичанин, — прокаркал он хриплым от пыли голосом.

Всадник с кнутом сплюнул.

— Паф! Англичане такая же дрянь, как и русские.