Повеса

— Элисон, я никогда не обманывал тебя, — сказал Рэндольф, глядя ей в глаза. — Только однажды я сказал не правду — в тог самый раз, когда ответил на глупый вопрос Фогерти, в тот самый злополучный день.

У Элис перехватило дыхание — как это ни странно, она верила своему бывшему жениху.

— Если ты в самом деле меня любил, как мог сказать такое? — спросила она, чувствуя, что давняя боль все еще живет в ее сердце.

Рэндольф тяжело вздохнул.

— Не знаю, сможешь ли ты это понять, но молодые люди почему-то стесняются сознаваться своим сверстникам в серьезных, глубоких чувствах к женщине. Они могут хвастаться любовными похождениями, но о своей любви не говорят никогда. Многие мои друзья были очень удивлены тем, что я хотел жениться, а не ухлестывал за опереточными танцовщицами, как они. Они могли бы, пожалуй, понять меня, если бы ты была смазливой куклой, но ты была совсем иной.

Губы Элис скривились.

— Итак, мы снова вернулись к моему десятифутовому росту, моей костлявости и неспособности согреть мужчину ночью. Рэндольф болезненно поморщился.

— Ты была похожа на жеребенка, состоящего из одних длинных ног и огромных глаз, еще немножко неуклюжего, — заговорил он, тщательно подбирая каждое слово. — Мне ты казалась ужасно красивой. Я знал, что с годами ты станешь еще прекраснее, и не ошибся.

Внезапно Элис почувствовала, что ее душат слезы. И она закрыла глаза, чтобы не дать им пролиться.

— Что с тобой? — встревожился Рэндольф.

— Ничего, все в порядке. Твой рассказ звучит очень убедительно. Однако ты всегда умел убеждать, — закончила она жестко.

По красивому лицу Рэндольфа Леннокса вновь пробежала судорога.

— Ну что ж, наверное, я это заслужил, — пробормотал он. Элис нервным жестом откинула назад волосы.

— Почему, Рэндольф? Почему ты сказал своему приятелю, что женишься на мне ради денег, когда он спросил тебя о том, чем вызвано твое желание стать моим мужем?

— Потому что это было объяснением, которое он был в состоянии понять. Если бы я попытался рассказать ему о моих чувствах к тебе, Фогерти поднял бы меня на смех. Любовь делает людей уязвимыми. Мне было трудно признаться в своих чувствах даже тебе, а уж говорить о них приятелю, к тому же отнюдь не блещущему ни умом, ни тактом, для меня было делом совершенно невозможным.

Элис смотрела на Рэндольфа с изумлением:

— Так просто?

— Да, так просто, — ответил он с невеселой улыбкой. Глядя куда-то вдаль, Элис подумала, что не может не верить Рэндольфу. Хотя с момента ее бегства и разрыва их помолвки прошло двенадцать лет, ему, вероятно, нелегко было прийти к ней, чтобы повиниться и рассказать, как было дело.

— Не знаю, что это — трагедия или фарс, — сказала она. — Вся моя жизнь потекла по совершенно другому руслу в результате того, что я услышала оскорбление, которое, как выясняется, было произнесено тобой лишь для того, чтобы покрасоваться перед приятелем.

— Из-за моей минутной слабости ты провела двенадцать лет вдали от дома. Я никогда не прощу себе этого и от тебя не жду прощения. Все эти годы я боялся, что именно мои слова стали причиной твоего бегства. Теперь, когда я узнал, что так оно и было, мне, как это ни странно, стало даже как-то легче. — Рэндольф встал с кресла. — Думаю, ты вряд ли захочешь меня снова видеть. Большую часть времени я провожу за городом, так что мне скорее всего удастся устроить так, чтобы наши пути больше не пересекались. Прости меня, Элисон. Разумеется, подобного извинения маловато, когда речь идет о разрушенной жизни, но… это все, что я могу сделать в сложившейся ситуации, — извиниться перед тобой. Элис тоже поднялась.

— Подожди, не убегай. Выпей чаю, — предложила она и прежде, чем Рэндольф успел возразить, позвонила прислуге и отдала необходимые распоряжения.

Элис жестом пригласила своего бывшего жениха снова сесть в кресло. Выслушав его рассказ, она почувствовала неожиданную уверенность в себе.

— В том, что я тогда сбежала из дома, не следует винить только тебя. На моем отце лежит по меньшей мере такая же доля ответственности за это. И теперь, оглядываясь назад, я могу сказать, что мой поступок был глупым ребячеством. — Она грустно улыбнулась. — Однако после того как я совершила его, дала о себе знать гордость Блейкфордов. Я бы скорее умерла, чем вернулась обратно и признала свою не правоту. Если бы в дело не вмешался один… мой друг, меня бы сегодня здесь не было.

Принесли чай. Элис сама разлила его в чашки и предложила Рэндольфу отведать нежнейших пирожных. Ее бывший жених теперь держался намного свободнее, чем поначалу.

Сделав глоток, Элис заговорила снова:

— Ты можешь не мучить себя мыслями о том, что разрушил мою жизнь. Разумеется, мне вовсе не хочется снова стать преподавательницей истории, однако знакомство с миром, расположенным по другую сторону золоченой ограды Карлеона, пошло мне на пользу.

— Ты говоришь это, чтобы снять камень с моей души? — спросил Рэндольф, мрачно глядя на нее.

— Нет. — Элис снова потянулась за пирожным, но передумала: не следовало увлекаться сладким. Она бросила на своего бывшего жениха лукавый взгляд. — Как по-твоему, я похожа на женщину, которой поломали жизнь?

Рэндольф смущенно улыбнулся:

— Ты превратилась в чудную женщину, настоящую красавицу и выглядишь просто великолепно. Я всегда знал, что так и будет.

Элис была не из той породы женщин, которые в подобной ситуации кокетливо склоняют головку набок. Ей еще предстояло научиться с достоинством принимать комплименты.

— Ну а теперь, когда мы обсудили события давно минувших лет, расскажи о себе, Рэндольф, — попросила она, подливая чаю — Ты наверняка женат и обременен семьей?

— Представь себе, нет. Несколько лет я надеялся, что ты вернешься. Я просто не мог смотреть на других женщин. — По лицу Рэндольфа пробежала тень. — В конце концов я сдался и четыре года назад женился. Моя жена умерла во время родов.

— Мне очень жаль, — сказала Элис с неподдельным сочувствием и подумала о том, что одна неосторожно произнесенная Рэндольфом фраза, возможно, искалечила не только ее жизнь, но и его собственную. Она перевела разговор на другую тему, и они еще долго непринужденно беседовали. Элис вспоминала забавные эпизоды своей трудовой жизни, и Рэндольф слушал ее с неподдельным интересом и восхищением.

Уже уходя, он чуть замешкался у двери и, пристально глядя в лицо Элис, сказал:

— Насколько я понимаю, мы уже не сможем начать все сначала?

У него были добрые глаза.

Элис отрицательно покачала головой:

— Это можно было попробовать сделать тогда, двенадцать лет назад, теперь уже поздно.

Рэндольф кивнул, поцеловал ей руку и вышел. Элис поднялась к себе в комнату, печально думая о том, что Рэндольф — весьма достойный мужчина и настоящий джентльмен, который был рожден для того, чтобы стать чьим-то любящим, заботливым мужем. Она искренне надеялась, что судьба еще будет к нему благосклонна. Было, однако, нечто, в чем Элис была уверена на все сто процентов: он совершенно не годился в мужья женщине, которая обладала настолько странным вкусом, что предпочитала повес с дурной репутацией.

Элис расчесывала волосы, собираясь лечь в постель, когда раздался стук в дверь. Догадавшись, что это ее воспитанница вернулась после визита к родителям своего будущего мужа, она крикнула:

— Входи, Мерри!

Мередит, одетая в синее бархатное платье, которое ей очень шло, вошла в комнату и уселась в кресло.

— У Маркхэмов хорошо, а дома лучше, — заявила девушка с озорной улыбкой. — До сегодняшнего дня я никогда не бывала в лондонском особняке Дэрвестонов и даже не мечтала здесь побывать, но для меня дом — это место, где живете вы.

Элис растроганно улыбнулась.

— Может, ты хочешь, чтобы свадебное торжество состоялось здесь? На Маркхэмов это должно произвести впечатление.

— Что ж, стоит об этом подумать. Я напишу Джулиану и выясню, каково его мнение на этот счет. — Мерри состроила милую гримаску. — Но с каким бы нетерпением я ни ждала нашей свадьбы, мне будет очень не хватать наших с вами разговоров.