Страница 157 из 562
Конечно, быть грубым и вправду иногда полезно, но я иначе воспитан. Вдобавок как тут будешь грубым, когда рядом с тобой красивая женщина?
38
— Я думала, ты беспокоишься за Тома, — дружески упрекнула Аликс. Очень дружески, очень ласково… Моя знаменитая стойкость благополучно трещала по швам, мое удивительное хладнокровие и нечувствительность к душевным мукам подбирались к крайнему пределу. Если я не унесу ноги из этой пустынной подсобки, мне грозит стать ближайшим другом Аликс Вейдер.
В подсобке было пыльно — не прибирались в ней, вероятно, как минимум несколько лет. Я чихнул. Аликс последовала моему примеру. Пошатываясь, я вывалился в коридор.
Тут, откуда-то с задворок, появилась Тинни.
— А, вот вы где! Я уж решила, что вы заблудились.
— Мы ищем Тома, — объяснила Аликс у меня из-за спины, ничуть не смущенная появлением подруги. По ее тону нельзя было и заподозрить, что она пыталась учинить со мной лишь мгновение назад. — Его похитили прямо из комнаты. Гаррет сумел задержать похитителей, но они ускользнули и прихватили Тома с собой. Манвил утверждает, что они не могли выбраться из дома, потому мы и осматриваем все помещения. А мистер Грессер считает, что…
Одурачить Тинни не так-то просто. Взглядом она посулила мне допрос с пристрастием, а вслух спросила:
— Кому мог понадобиться твой брат?
Аликс пожала плечами — и вновь обернулась этакой робкой, наивной девочкой, будто натянула на себя маску. Удивительная способность к притворству! Старина Макс убежден, что держит дочь в строгости, но, по-моему, он сильно заблуждается.
Уж насчет Киттиджо он точно заблуждался. Во-первых, Киттиджо была решительнее своей младшей сестры. А во-вторых, в те дни нас меньше отвлекали…
Честно говоря, я не рвался возобновлять знакомство. На мой вкус, Киттиджо чересчур… гм… возбудима. Она из тех коварных истеричек, которые поначалу успешно скрывают свою истерию, зато потом дают себе волю…
— Возможно, Грессер прав, — сказал я. — Сами видите, тут столько пыли, непременно должны были остаться хоть какие-то следы. Но следов нет и в помине.
— Надо обыскать все помещения, — заявила Аликс тоном, не терпящим возражений.
Я подошел к двери черного хода — именно через нее вошла Тинни, — открыл дверь и выглянул наружу.
— Эй, Рыжик, ты никого не заметила?
— Я видела то же, что и ты сейчас.
То есть двух поварят, таскавших подносы с пирожками. И фургоны…
— Пошли, поглядим.
Аликс вскинула головку.
— Я не собираюсь пачкать свои новые туфли в навозе.
Пару минут назад она готова была запачкать чем угодно свое новое платье… Я хмыкнул. Разумеется, это совсем другое дело.
— Почему бы тебе не вернуться в залу, Аликс? — предложила Тинни. — Таю наверняка тяжело принимать гостей одному. А Никс не в настроении.
Аликс не хотела веселиться. Аликс вообще ничего не хотела. Нет, ей определенно не мешает еще чуточку повзрослеть. Впрочем, этого она тоже не хотела.
Оставив девушек мило щебетать, я вышел на двор.
Пять фургонов. Два я отмел сразу — с них сняли колеса и выпрягли лошадей. Оставалось три; может статься, один из них был тот самый…
Все грязные, покосившиеся, обшарпанные. Правда, не те нынче времена, чтоб разъезжать в новых фургонах. Сейчас вообще ничего нового не появляется. Последний новый дом на моей памяти построили до того, как я ушел на фронт. Или даже раньше.
Короче, сегодня наш девиз: «Береги, что имеешь, и не рыпайся».
Я оглядел лошадей, запряженных в постромки. Лошади — самые хитрые твари на всем белом свете! Скольких простаков они одурачили! Не исключено, что животина преступников такая же злодейская, как они сами, и ее можно отличить от прочих…
Одна лошадь крепко спала, другая засыпала. А вот третья искоса поглядывала на меня из-под ресниц, выказывая нездоровый интерес к моей персоне. Точнее, третий: это был мерин, которому, похоже, не терпелось отомстить мне — и всему человечеству в моем лице — за свое унижение. Я старался не подходить близко, но на какой-то миг забылся — и едва успел увернуться. Клацнули зубы, и я остался без пуговиц на левом рукаве.
— Ты и есть, — пробормотал я. — С такими зубами только урок возить. — Кстати, мерина стреножили, а это говорило о многом: вьючных лошадей, как правило, не стреноживают — тем паче в городе.
Я обошел гнусную животину и встал перед фургоном. Мерин оскалил зубы в презрительной усмешке.
— Слушай, коняга, почему бы тебе тоже не вздремнуть?
Мерин вновь усмехнулся, наглядно выказав свое отношение к моему предложению в частности и моим умственным способностям в целом.
Фургон представлял собой деревянный мост со складным тентом. Разумеется, тент был поднят. Крепился он деревянным колышком на кожаном ремне. Я подергал колышек, взялся за ремень, потянул…
Кто-то звезданул меня по черепу мешком с конскими подковами. Я плавно опустился наземь, будто гонимый ветром осенний лист. Как ударился о землю — то бишь о плиты, которыми был вымощен двор, — уже не запомнил.
39
Я застонал и осторожно приоткрыл один глаз. Неужто уже утро, будь оно проклято? И опять с похмелья… Ну сколько можно, Гаррет?
В поле моего зрения вплыл ангел. Точнее, ангелица. И что-то прошептала. Я не разобрал слов, но этого и не требовалось: мы с этим ангелочком вволю порезвимся, дайте мне только вдохнуть полной грудью.
Должно быть, я умер и попал на небеса. Так внушала мне матушка: все достойные люди после смерти попадают на небеса.
Ангелица продолжала говорить. Вдруг у меня в мозгу словно что-то щелкнуло, и я услышал, о чем вещает небесное видение:
— Хватит пудрить мне мозги, Гаррет. Я слишком давно тебя знаю.
— Ой… Обманули, значит. Я всегда думал, что вы, демоницы, такие — рыженькие, пухленькие… Или пухленькие и рыженькие…
— Лесть тебе не поможет.
— Как знать, как знать. — Я провел рукой по волосам — и нащупал солидную шишку. — Чем это меня долбанули? Птичка место для посадки искала? — Если это была моя птичка, с нее вполне станется.
— Понятия не имею. Когда я наконец уговорила Аликс пойти за тобой, мы вышли во двор и увидели, что ты лежишь на земле, а какой-то тип собирается снова тебя ударить. Мы закричали, из кухни выскочили слуги, и он убежал.
— А фургон?
— Какой фургон?
— Который тут стоял. Я как раз собирался в него заглянуть, когда меня огрели. — Конечно, нелепо ожидать, что она заметила именно тот фургон. — Сдается мне, мы влипли по уши.
Кое-как поднявшись, я подковылял к воротам и растолкал сонного охранника. Здоровенный детина, сплошные мышцы — и ни единой извилины. Такой никого мимо себя не пропустит, что вы, сэр.
— За последние пять минут фургоны выезжали?
Он уставился на меня из-под могучих, как скалы, надбровных дуг. Бровей у него, как ни удивительно, не было и в помине.
— А ты кто такой? — буркнул он, явно недовольный тем, что его разбудили.
— Гарретом кличут. Шеф службы безопасности на пивоварне. — Ну и что, что неправда? Для пользы дела же.
— А, слыхали. Ну да, Робин-Боббин укатил. Круто, верно?
— Что круто?
— Да имечко. Как в стишках. И запомнить легко.
— Понял. Да, круто. Клево. Отпад. Следующий вопрос: почему ты его выпустил? Или не знаешь, что в дом забрались грабители и мы их ловим?
— Не-а. — Охранник покрутил головой. — Я никого не видал, как на пост заступил, окромя возницы Робинова. Остальные все внутри были.
— Йех! — пробормотал я, без особого, впрочем, чувства. — Ладно. Смотри, больше никого не выпускай без моего разрешения. Усек? Сколько народу было в том фургоне?
— Я ж говорю, один возница. — Охранник начал злиться.
Лихо у них получилось, ничего не скажешь. Фьюить — и ищи свищи.
Я повернулся, собираясь уйти.
Тинни подхватила меня под руку, заглянула мне в самое сердце своими огромными глазищами.