Обаятельный плут

Робин обошел вокруг нее, вывел лошадь из стойла и привязал к столбу. Потом вернулся за второй.

— Нет, на этот раз я так делать не собираюсь. Мы поедем на этих лошадях до самого Лондона.

— Робин!

— Только не волнуйся. Я написал записку, в которой объяснил, куда делись лошади.

Он вытащил из кармана листок бумаги и наколол его на гвоздь, торчащий из стены.

Макси не стала ее читать, но последовала с ним за сбруей.

— Ты говоришь, что не вор и не мошенник, — прорычала она. — Но ты больше и не шпион. Война закончилась. Какого же черта ты пытаешься жить по ее законам?

— Не волнуйся, ничего нам за это не будет. — Робин взял седло. — Владелец поместья — мой друг.

Макси стояла перед ним, стиснув кулаки. От доверия, которое возникло между ними ночью, не осталось ни следа. У нее опять на душе скребли кошки.

— С какой стати я должна верить вам на слово, лорд Роберт?

У Робина на щеках заиграли желваки.

— Мне очень жаль, что ты считаешь нужным об этом спрашивать.

Макси подавила в себе желание ответить резкостью. Она чувствовала, что может сказать такое, чего он ей не простит. Взяв себя в руки, она тихо сказала:

— Ночью я думала, что между нами установилась полная откровенность. Но вот наступил новый день, и я по-прежнему чувствую, что ты от меня многое скрываешь.

— Если хочешь, я отвечу на любые твои вопросы. Но я предпочел бы это отложить.

Макси чувствовала полную беспомощность, и ей захотелось плакать Вполне возможно, что владелец поместья — друг Робина, но у нее не было никакой уверенности, что Робин просто не решил мимоходом украсть лошадей. Что ему кража двух дорогих лошадей, если на его совести убийство, совращение и предательство?

Держа седло под мышкой, Робин свободной рукой погладил ее по щеке — Пожалуйста, Канавиоста, попробуй в последний раз поверить мне на слово.

Когда он говорил таким просительным тоном, ей ничего не оставалось, как смириться, и она сказала с усталым вздохом:

— Ну ладно, взявшись за гуж, не говори, что не дюж. Но предупреждаю: долго ждать обещанного объяснения я не смогу.

Робин вздохнул.

— Знаю. Но это путешествие было чем-то вроде сказки. Я не только обрел тебя — в каком-то смысле я обрел и самого себя. Я еще не совсем готов вернуться к действительности.

— Ты гордишься тем, что тебе ничего не стоит довести меня до состояния безвольного желе? Или тебя не удивляет, потому что ты так действуешь на всех женщин? — спросила Макси с искренней улыбкой.

— Ты преувеличиваешь мои чары. — Он поцеловал ее в щеку. — Но я очень рад, что ты на них поддаешься. Таким образом между нами поддерживается хоть какое-то равновесие власти.

Он пошел к двери, а Макси с негодованием крикнула ему вслед:

— Выдумал тоже! Да ты с первой минуты из меня веревки вил) Робин оседлал мерина и повернулся к ней.

— Будто ты не знаешь, что я, не задумываясь, пополз бы на коленях по раскаленным угольям, если бы ты мне это приказала?

Макси растерянно заморгала.

— И даже не спросил бы, зачем мне это нужно? Робин улыбнулся.

— Спросил бы, а также надел бы огнеупорные штаны. Но все равно пополз.

У Макси затрепетало сердце. Или он говорит это вполне серьезно, или он потрясающе правдоподобно лжет. А может быть, он просто чокнутый — такой вариант тоже нельзя сбрасывать со счетов. Макси обреченно нашла себе седло — самое старое и потертое из всех — и принялась седлать вторую лошадь.

Робин пошел вперед, а она повела лошадь за ним. Вскоре они оказались перед небольшими воротами в стене. Пока Робин отмычкой отпирал замок, Макси смотрела себе под ноги. Они вывели лошадей, и Робин опять запер ворота. Они сели на лошадей и направились на юг.

Когда Макси перестала опасаться погони, она спросила:

— Мы успеем сегодня доехать до Лондона?

— Да, но только к вечеру.

Макси прикинула, сколько у них осталось денег.

— А у нас хватит денег на гостиницу?

— Нет. У нас осталось совсем мало — хватит только заплатить дорожный сбор и купить что-нибудь поесть.

Но у меня есть в Лондоне друзья, у которых можно будет переночевать.

— А они не потребуют объяснений?

— Эти люди не потребуют. — Робин вздохнул. — Но нам придется отвыкать от свободы дорожной жизни. Поэтому мне так хотелось затянуть наше путешествие. В глазах приличных людей ты уже безнадежно скомпрометирована, но это неважно — никто ведь ничего не знает. Но в Лондоне мы вернемся в мир реальностей. Кроме выяснения обстоятельств смерти отца, ты, наверное, захочешь навестить тетку. Тут нам придется вести себя благопристойно, по крайней мере, врать одно и то же.

Макси состроила гримаску.

— И спать, видимо, придется отдельно?

— Боюсь, что так. Если твои родственники, да и мои тоже, узнают, что мы провели вместе несколько дней, они потребуют, чтобы мы немедленно поженились.

— А почему тебя это пугает? — сухо спросила Макси. — Мне казалось, что ты и сам хочешь на мне жениться.

Робин усмехнулся.

— Насколько я тебя знаю, если тебе скажут, что ты обязана выйти за меня замуж, только я тебя и видел.

— Я вполне способна сопротивляться требованиям людей, руководствующихся лишь соображениями благопристойности, особенно если это незнакомые мне люди.

— Я тоже. Но я уже давно понял, что лучше хотя бы внешне приспосабливаться к существующим правилам — это очень облегчает жизнь.

— В чужой монастырь со своим уставом не ходят?

— Вот именно. А для Лондона это справедливо вдвойне. — Он искоса посмотрел на Макси. — К счастью, я уже завтра раздобуду деньги, так что хотя бы с этим у нас проблем не будет.

— А можно спросить, лорд Роберт, каким способом вы собираетесь раздобыть деньги?

— Самым скучным и законным — в банке. — В глазах Робина прыгали чертики. — А ты заметила, что начинаешь называть меня лордом Робертом, когда на меня сердишься?

Макси на несколько секунд задумалась, потом сдержанно улыбнулась.

— Видимо, этот глупый титул символизирует для меня все то, чего я о тебе не знаю и чему не доверяю.

— Ты и в самом деле мне не доверяешь? — тихо спросил Робин.

Макси ничуть не удивило, что этот вопрос возник снова: в нем коренились все их разногласия. К счастью, они въезжали в деревушку, и это дало ей возможность подумать над ответом. Когда они проехали по узкой улице и опять оказались на открытом месте, она сказала:

— Наверное, это не делает чести моему здравому смыслу, но я тебе доверяю почти во всем.

— А в чем не доверяешь? — поинтересовался Робин, не глядя на нее. Его лицо было отчужденным.

— Я убеждена, что сознательно ты не сделаешь мне ничего плохого, и верю, что всегда будешь стараться держать данное мне слово. — Макси вздохнула. — Но, может быть, и зря. Одна мудрая женщина как-то сказала мне, что когда влюбляешься, начинаешь соображать наполовину хуже, а правильно судить о своем предмете вообще теряешь способность.

Тут Макси запнулась; Господи, да она ведь только что призналась Робину в любви!

Робин быстро повернул голову. Его глаза смотрели с непривычной серьезностью. Он схватил лошадь Макси за повод и остановил обеих лошадей. Оказавшись рядом с Макси, он наклонился и впился в ее губы долгим проникновенным поцелуем.

Потрясенная его реакцией на свое невольное признание, Макси обняла его за шею и с готовностью ответила на поцелуй. Может быть, сам Робин и не мог заставить себя произнести слова любви, но, кажется, он не прочь принять дар любви от нее.

Они поехали дальше. Державшееся с утра напряжение, связанное с «кражей» лошадей, пропало: они снова были друзьями.

На другое утро гостиничная горничная помогла Дездемоне одеться. К сожалению, платье, которое надела Дездемона, мало чем отличалось от того, что было на ней вчера. «Нет, — подумала она, — с таким гардеробом далеко не уедешь».

Пока горничная ее причесывала, Дездемона думала о вчерашнем вечере. Открывшись друг другу, они с Джайлсом потом словно испугались. За обедом они говорили на отвлеченные темы. Дездемона была вынуждена признать, что, хотя Джайлс принадлежит к классу богатых землевладельцев, против которых она часто выступала в парламенте, он отличается гуманностью и терпимостью взглядов. Может быть, даже, если быть абсолютно честной, у него больше терпимости, чем у нее самой.