Обаятельный плут

Макси пожала плечами.

— Пожалуй, по-английски это самое близкое определение, но у него немного другие нюансы. Я бы сказала, что она вливалась в поток природы, как капля дождя вливается в реку.

— А вы умеете это делать?

— Когда была маленькой, немножко умела. По-моему, это умеют все дети. В сущности, в этом смысл поэзии Уордсворта. — Макси опять умолкла, подыскивая слова. — Даже сейчас, видя окружающий мир, я иногда чувствую, словно… словно в меня вот-вот войдет энергия земли. Если бы это случилось, я стала бы частью потока природы. — Макси вздохнула. — Но этого никогда не происходит, во всяком случае, не до конца. Наверное, я прочитала слишком много книг и провела слишком много времени среди белых людей, чтобы ощущать полную гармонию с землей. Знаете, как это тяжело; кажется, что цельность — вот она, только руку протяни, но она ускользает. Может быть, когда-нибудь…

— Идея цельности меня очень привлекает — может быть, потому, что я по природе раздроблен, — с горечью отозвался Робин.

— Вовсе нет! Вы так думаете, потому что живете в основном головой. Посмотрите на это семечко и постарайтесь представить себя на его месте. Только делайте это не умом, а душой.

Макси хотела взять Робина за руку, но вовремя вспомнила, что произошло в прошлый раз, когда она пыталась научить его слушать ветер. Вместо этого она подобрала кленовый летун и подбросила его в воздух. Подхваченный ветерком, он золотой бабочкой уплыл с воздушным потоком.

Ее дух устремился за ним, наслаждаясь свободой полета, радуясь скольжению по солнечному лучу. Она ощущала в этом ярком сгустке энергии страстное стремление найти плодородный кусочек земли, где можно будет пустить в землю корни, поднять к небу ветви, стать могучим деревом, дать начало новой жизни.

Когда семечко опять опустилось на землю, к Макси вернулась способность объективно мыслить, и она спросила себя: «Это желание найти свое место и пустить корни, в ком оно — в семечке или во мне самой? Наверное, в нас обоих, иначе дух семечка не нашел бы во мне такого живого отклика».

Из задумчивости ее вывели слова Робина:

— Мне кажется, я что-то понял, Канавиоста. Стремление к единению с природой — это не религиозный экстаз, а способ существования.

— Для вас еще не все потеряно, лорд Роберт. — Макси была рада, что до него дошел смысл ее слов, но ей больше не хотелось говорить о том, что лежало в сокровенной глубине ее души.

— Что это делает Дафид Джонс? — спросила она, кивнув в сторону широкоплечего краснолицего гуртовщика, который в сотне шагов от них занимался каким-то странным делом.

— Он ладит походную кузню, — ответил Робин. — Вы, может быть, этого не заметили, но бычков в дорогу подковывают, чтобы они не сбили копыта. Гуртовщики возят с собой походную кузню, чтобы каждый раз не искать кузнеца на месте.

— Но как же можно подковать животное с раздвоенными копытами?

— На каждую половинку прибивают отдельную подковку. Джонс, наверное, заготовил такие подковки заранее, и ему не надо разводить огонь и их выковывать.

Макси поднялась на ноги.

— Пойду посмотрю, как это делается.

С Дафидом Джонсом, одним из немногих валлийцев-гуртовщиков, которые свободно говорили по-английски, Макси иногда беседовала в пути или на отдыхе. Он говорил с очень сильным валлийским акцентом, и иногда она его не понимала, но все равно любила слушать его мелодичный баритон.

Когда она подошла к Дафиду, он спросил:

— Может, поможешь мне, парень? Макси с сомнением посмотрела на группу бычков, которые мирно паслись поблизости.

— Не знаю, какая вам от меня будет подмога, сэр. Я никогда не работал в кузне и не подковывал бычков. Вам, наверное, нужен помощник покрупнее.

— От тебя только и потребуется, что подавать мне подковки и инструменты, — сказал Джонс, показывая на заготовки. Потом он раскрутил над головой аркан и накинул петлю на бычка, которого пастушьи коротконогие собаки отделили от стада. Когда петля почти опустилась до земли, Джонс резко затянул ее на ногах бычка и дернул. Тяжелое животное рухнуло на землю со скорее удивленным, чем негодующим ревом.

Макси подала гуртовщику подковку, и он быстро прибил ее на место, загибая шляпки гвоздей за край копыта и при этом еще удерживая бьющееся животное. У этого бычка требовалось заменить только одну подковку, и его быстро отпустили. Он вскочил на ноги и побежал на пастбище, негодующе размахивая хвостом с кисточкой. Так же легко Джонс разделался и с остальными бычками. Из трактира доносилось пение, которое как бы сопровождало опускавшееся за горизонт солнце. Макси подавала Джонсу то подковки, то гвозди, то молоток, удивляясь, как долго в Англии длится день. Странно подумать, что она сейчас находится значительно севернее, чем в Америке, хотя зимы в Англии гораздо мягче американских.

Покончив с ужином, Робин тоже подошел посмотреть, как Джонс подковывает бычков. Хотя он стоял позади Макси, она кожей чувствовала его близость. Да, нелегко ей будет с ним расстаться, совсем нелегко.

Последний, тринадцатый бычок оправдал суеверия, связанные с этим числом. Он испуганно таращился на людей, сверкая белками глаз, и обязательно бросился бы наутек, если бы не покусывающие его за ноги собаки. Джонс бросил аркан. Когда бычок с возмущенным ревом упал на землю, гуртовщик подошел к нему и приготовился прибивать подковку.

Вдруг бычок каким-то образом высвободился из пут — никто даже не понял, как ему это удалось — вскочил на ноги, и, размахивая массивной головой с бешеным ревом бросился на Джонса. Острый рог, разорвав одежду, вонзился в ребра валлийца, и тот упал прямо под вооруженные железными подковками копыта бычка.

Макси в ужасе замерла, не зная, как помочь Дафиду, Гуртовщики самозабвенно распевают в трактире и не услышат ее криков. Если она попытается оттащить Дафида, бык просто втопчет ее в землю.

Но она забыла про Робина. Он выскочил у нее из-за спины, ухватил бычка за рога и, навалившись на него со всей силой, принялся выкручивать ему голову, стараясь свалить на землю.

Когда животное пошатнулось, он крикнул Макси:

— Оттащите Джонса подальше!

Макси наклонилась и схватила валлийца под мышки. И тут копыто отчаянно сопротивлявшегося бычка сбило с нее шляпу и ударило ее в плечо. Но, хотя Макси была вполовину меньше Дафида, страх придал ей силы, и она оттащила его.

Подняв голову, она увидела пугающую картину. Вцепившись в рога, Робин ценой огромных усилий прижимал бычка к земле, а тот непрерывно ревел и пытался вырваться.

Макси была потрясена силой, скрывавшейся в напряженном теле Робина, и его самообладанием. Однако, хотя он пока удерживал бычка, положение его было похоже на положение человека, ухватившего за хвост тигра. Как он из него выберется? Макси хотела уже бежать в трактир, но тут Робин издал пронзительный свист. На свист примчались пастушьи собаки. Дождавшись, когда они окажутся рядом, он отпустил бычка.

Человек и животное одновременно вскочили на ноги. Разъяренный бык хотел одного — поднять на рога этого человечишку, который причинил ему такие неприятности. Он ринулся вперед, наклонив голову, и Робин едва успел увернуться от острых рогов.

Бык развернулся, но вокруг него уже сомкнулось кольцо пастушьих собак, которые стелились так низко к земле, что умудрялись проскальзывать под копытами быка. Покусывая его за ноги, они погнали его обратно в стадо, где он вдруг забыл все свое раздражение и принялся спокойно щипать травку.

Тяжело дыша, Робин подошел к Макси, которая стояла около гуртовщика на коленях.

— Как он?

Прежде чем Макси успела ответить, Дафид сел, Бормоча про себя непонятные слова, которые, надо полагать, были отборными валлийскими ругательствами. На его брюках отпечатались следы копыт. Перейдя на английский, Дафид мстительно сказал:

— Вот уж не пожалею, когда из этой скотины сделают бифштекс. Впредь буду подковывать одних гусей.

С, помощью Робина и Макси он поднялся на ноги, морщась от боли, пощупал ребра и сказал: