Заключительный аккорд

— Ну и как же ты такую обстановку оцениваешь?

— А очень просто: в Венгрии группа армий «Юг» вот-вот будет полностью разгромлена. Командование вермахта само своими скверно завуалированными сообщениями признает поражение.

— Ну а затишье на других участках Восточного фронта?

— Тут трудно сказать что-нибудь определённое: или русские готовят что-то серьёзное, или Адольф задумал что-то нехорошее.

— А почему бы ему и не использовать это затишье для неожиданного нападения? В Италии англичане не продвинулись ни на метр, на участке Западного вала янки наносят гитлеровцам удары.

— Неужели такие люди, как Кейтель или Гудериан, не понимают значения плацдарма на Висле и у Нарева?

Бендер покачал головой и сказал:

— Наш плацдарм под Барановой сам по себе является, можно сказать, идеальным исходным рубежом для большого наступления.

В этот момент в землянку вошёл Фриц Фаренкрог. Последние слова Бендера он услышал и, как бы продолжая его мысль, проговорил:

— Пора наконец взять курс на Берлин! Я мысленно уже вижу, как мы туда двигаемся.

— За это давайте и выпьем!

Хельгерт шёл очень медленно, однако ни на что не опирался даже тогда, когда спускался по ступенькам в командирскую землянку. Позади него шли Бендер и Фаренкрог.

Майор Тарасенко поднялся из-за стола.

Поднеся руку к козырьку, Хельгерт доложил:

— Товарищ командир, докладываю о возвращении. Задание, к сожалению, выполнить не удалось. Григорьев и Шнелингер погибли. — Голос у него был глухой.

Майор осторожно обнял Хельгерта.

— Вам было тяжело. С трудом, но могу представить, что вам за эти две недели пришлось пережить. — Эти слова были сказаны с участием, но без особого воодушевления.

Хельгерт поймал на себе внимательный взгляд май-ора.

— Расскажите всё подробно, чтобы мы могли извлечь из этого уроки. Скажите, что, по-вашему, помешало вам выполнить задание, товарищ Хельгерт?

— Во-первых, пилот несколько отклонился от курса. Во-вторых, правый мотор был повреждён осколком зенитного снаряда.

— По этой причине вы вынуждены были прыгнуть с парашютом, и Шнелингер получил серьёзную травму, — прервал Хельгерта майор. — Об этом мне уже докладывал Бендер.

— Я допустил ошибку, — продолжал Хельгерт, — когда повёл всю группу в госпиталь. К тому же я минут на десять отлучился от ребят. Если бы в госпиталь был направлен один Шнелингер, задание, возможно, удалось бы выполнить.

— Скажите, вы случайно не задумывались над тем, почему в госпиталь неожиданно нагрянули жандармы? — спросил майор.

— Об этом я как-то по думал.

Майор немного помолчал, а затем тихо сказал:

— Вы же получили распоряжение побеспокоиться перед отправкой о том, чтобы у всех участников операции на руке были сделаны татуировки, свидетельствующие о группе крови.

Бендер и Фаренкрог быстро переглянулись.

— Получил.

— Тогда почему же вы не выполнили этого распоряжения?

— А потому, что с татуировкой нас первый же советский патруль поставил бы к стенке.

— Прежде всего они доставили бы вас в штаб.

— Возможно.

— Я не знаю, товарищ Хельгерт, как вы могли такое подумать! Наши так не поступают. — На виске Тарасенко билась жилка.

«Наши, — подумал Хельгерт. — Между нами и ими большая разница».

Бендер и Фаренкрог молчали.

— Я у вас не спрашивал совета, а вы сами не подумали, что это упущение может привести к роковой ошибке, — продолжал Тарасенко.

— Вы имели возможность направить нас, возразить, внести свои предложения. Мне эта мысль пришла в голову только в последний момент. Чтобы никого не беспокоить, я решил всю ответственность взять на себя.

— Чем всё это кончилось, вам известно. В чём ваша основная ошибка, товарищ Хельгерт? Я вам сейчас скажу: ошибка ваша состоит в том, что вы боялись попасть в неприятность на нашей стороне и недооценили опасность на стороне противника.

В землянке стало тихо-тихо.

Хельгерт понимал, что ему, как старшему, доверили людей, пусть небольшую группу. Двоих из этой группы он потерял. Неужели все неудачи действительно посыпа-лись на его голову оттого, что он больше опасался русских, чем немцев? Он допустил просчёт и потому сам должен нести ответственность.

— И ещё я кое-что хочу спросить у вас, товарищ Хельгерт. — Тарасенко на миг замолчал, разглядывая повязку на голове Хельгерта и его забинтованную руку. Раны на лице заклеены пластырем. Левый глаз всё ещё в фиолетовом обрамлении. — Когда они расстреляли товарища Шнелингера?

— Двадцать третьего ноября.

— А вас когда допрашивали?

— Ежедневно.

— А последний раз?

— Пятого декабря часов в девять утра, — ответил вместо Хельгерта Фаренкрог. — Товарищ Хельгерт не знал, что этот допрос полковник Зальц проводил в последний раз.

— Следовательно, это было на девятый день после смерти Шнелингера? — Эту фразу Тарасенко проговорил совсем тихо. — Чем вы это объясните?

«Вот это вопрос! — подумал Хельгерт. — Шпелингера расстреляли за то, что он молчал. Меня же оставили в живых, поскольку я представлял интерес для гитлеровцев с точки зрения получения информации. По крайней мере так может показаться людям со стороны».

«С тридцать пятого года он служил в фашистской армии, четыре года был в ней офицером, — думал в это время Тарасенко. — В конце сорок третьего года он с остатками своей батареи перебежал на сторону Советской Армии и вот уже целый год как служит у нас. Григорьев пожертвовал своей жизнью ради спасения Хельгерта. Можно ли ждать от Хельгерта такого же поведения? Разве так уж легко может перековаться человек? С перешедшими на нашу сторону товарищами нужно много и терпеливо работать».

— Я убил одного штурмбанфюрера, который должен был передать меня в управление имперской безопасности.

Все трое удивлённо переглянулись.

— Они, конечно, надеялись, что в моём сообщении важные сведения. — Хельгерт бросил беглый взгляд на майора, но тот не собирался перебивать его. — Товарищ майор, я был твёрдо убеждён в том, что поступаю правильно.

— В этом никто не сомневается.

— Фашистов я знаю и думал, что смогу справиться с ними.

— Скажите, а вы обсуждали план проведения операции в своём коллективе? Поняли ли ваши люди приказ, который они должны были выполнить? Я допустил ошибку, что не проверил этого лично сам, так как…

«…Полностью положился на вас и теперь должен отвечать за неудачу в штабе армии», — хотел было сказать майор, по промолчал, дав жестом понять Хельгерту, что слушает его.

— Я считаю, что если вы доверите нам, то мы обязательно выполним ваш приказ и привезём вам фон Зальца.

Другого ответа Тарасенко, собственно говоря, ж не ожидал от Хельгерта.

— Я из вас здесь самый старший по возрасту и больше всех знаю товарища Хельгерта: служил в его батарее, — заговорил Руди Бендер, слегка улыбаясь. — Разумеется, нам следовало бы сделать эту татуировку группы крови, как это принято у эсэсовцев. Мы просто об этом не подумали. Этот вопрос в труппе не обсуждался и потому выпал из поля нашего зрения. Сейчас нет никакого смысла искать виновного в этом упущении. Любой приказ должен быть выполнен, тут не может быть никакого оправдания. Но, мне кажется, в этом деле есть и другой вопрос, более сложный. Нас учили, что в борьбе с врагом подчас могут возникнуть ситуации, которые заранее невозможно предусмотреть никакими указаниями. Нас учили, что порой бывают неизбежными противоречия. В данном случае мы имеем дело именно с таким противоречием…

— Человек, прежде чем действовать, должен решить, как он будет действовать. Новое понять не так-то легко, особенно нам, немцам. Мелкобуржуазная идеология всё ещё сильна в нас. Хельгерт пытался избавиться от неё, Мы, члены Коммунистической партии Германии, за годы работы кое-чего достигли в этом отношении. Хельгерту, конечно, намного тяжелее, чем нам, — сказал Фаренкрог.

— Товарищи, многое из сказанного здесь не подлежит обсуждению, — с убеждённостью заговорил Тарасенко. — Да, мы воюем для того, чтобы уничтожить фашизм, но не дать уничтожить себя. Мы научились нести ответственность за выполнение порученного нам задания, приказа, за участок обороняемой нами земли, за жизнь вверенных нам людей. Однако часто мы ещё не умеем по-настоящему беречь наших людей, забываем о том, что самое дорогое — это человеческая жизнь. Мы научились преодолевать собственный страх. Однако товарищу Хельгерту нужно было больше думать о людях, командовать которыми ему доверили. Он не выполнил отданного ему приказа и тем самым подверг группу излишней опасности. Решая вопрос, как вести себя на допросах, давать или не давать какие-то показания, Хельгерт также в первую очередь должен был подумать о том, не нанесёт ли он этим ущерба нашему общему делу и своим товарищам. — Майор Тарасенко взял в руки карандаш и обвёл кружком город Насельск, а затем уже другим, более мягким голосом продолжал: — Характер у товарища Хельгерта стойкий. Я надеюсь, что он ещё раз обдумает собственное поведение и сделает для себя правильный вывод.