Похищение столицы

— Вот они, разорители России. Хорошо бы учинить над ними суд.

Олег покачал головой:

— Не думал, что они владеют такими суммами. Тут я вижу цифру: восемнадцать миллиардов долларов. Да и не наш он, этот мешок денежный, иностранец какой-то!

— Да, представьте! Такой суммой можно было бы все население России целый год кормить. У нас учителя на уроках в голодный обморок падают.

— Но где же власть? Куда же вы-то смотрите? Ваши ребята, как я понимаю, за безопасность страны отвечают.

— Отвечаем, конечно, но мы должны действовать в рамках системы и Конституции. А Конституцию ельцинские молодцы под них вот, наших новых хозяев, подгоняли.

— И что же вы хотите от моего друга Васи с Кергелена?

— А чтобы все эти громадные суммы он ополовинил и перебросил в Россию на счета министерств и предприятий. И с обязательной припиской: «Использовать для развития отрасли». Или: «На зарплату рабочим, помощь бедным, строительство дорог, жилья для населения». При наличии такой приписки можно будет наладить контроль за тратой денег.

— Ну, а если Вася все денежки подчистую станет смахивать? Он ведь такой, олигархов зело как не любит.

— Подчистую не надо. Будем их узить исподволь, а там посмотрим, как поступать с ними.

Олег поднялся с дивана и стал в возбуждении ходить по комнате. Затем подошел к генералу, взял его за локоть, сказал:

— Жаль, что вы старше меня и звание у вас вон какое! А то бы дружбу свою вам предложил.

— Лет мне не так уж и много, и погоны мои пусть вас не смущают,— так что дружбу свою предлагайте. Мы русские, а русские теперь сплотиться должны и единой колонной на врага пойти. Время такое пришло, Америка в колонию нас превратить вознамерилась.

Они обнялись, как братья, которые давно не видались. Уходя, генерал обернулся, подмигнул Олегу, сказал:

— А Василию привет передайте,— от всех нас,— ну, тех, которые за безопасность страны отвечать должны.

Г енерал ушел, а Олег положил ладонь на корпус компьютера. Никогда еще Каратаев не испытывал такой решительности и желания посчитаться со всеми богатеями мира. Он вдруг почувствовал за спиной всю мощь своей родной державы, вышел из окопа и устремился в атаку.

Катя ему не мешала; отпустила Машу домой и звонила Старроку, Автандилу, на фабрику и адвокату Петрунину. Ему приказала срочно создать адвокатскую контору,— и только из юристов русских, надежных. Повелела снять в аренду хорошее помещение в центре Москвы и держать своих людей в постоянной готовности выполнять ее распоряжения.

Звонила до самой ночи и всем давала подробные инструкции, предлагала развить бурную деятельность, набрать много помощников, обеспечить всех машинами, квартирами. Абоненты ее удивлялись: «Где возьмем деньги?», но Катя говорила: «Фабрика дает хороший доход, денег хватит».

А Каратаев работал; впервые лихо, без опаски, без страха, что его, все-таки, могут вычислить.

И не ждал междубанковских операций, «взламывал» счета и выдергивал половинную сумму. И, заделав подпись «Вася с Кергелена», оставлял две приписки: банкиру и хозяину счета. Первому, у которого смахнул девять миллиардов и отправил их на счет российского оборонного ведомства, написал:

«Папаша! Тебе персональный привет от Василия. Как видишь, я действую по заповеди Бога, который велел все делить пополам с ближним. А будешь метать из глаз искры и призывать кого-то на помощь, сделаю бомжом. И банкиру передай: пусть сидит тихо, как маленькая мышка. Кот не дремлет и может учинить второй погром, а там и третий. Ну, будь здоров, Папочка! До встречи на Кергелене. К нам близко подошел айсберг, и на его вершине мы попьем с тобой чаю. Твой внучатый племянничек Вася, который живет в глубоком ледяном гроте на острове Кергелен».

Затем половинил счета поменьше, но тоже миллиардные. Одному хозяину, который был советским гражданином, а затем купил в Испании замок и переехал туда на жительство, написал:

«Привет тебе, мой дорогой корешок! Если ты меня забыл, напомню: мы с тобой вместе ходили в баню и ты там тер спину жирному дяде. Это он помог тебе во время смены власти зацепить миллиарды и махнуть с ними за кордон. Я тебя немного пощипал и, если ты будешь вести себя тихо, оставлю в покое, но если станешь вопить — обдеру до нитки. Я вас никого не боюсь, потому что живу на Кергелене, куда не летают самолеты, не ходят теплоходы, и телефона, электричества у нас нет. Я тебе пишу письмо, а ко входу в грот, в котором я живу, подплыл кит и смотрит: что это я тут делаю? А с другой стороны грота стоит айсберг величиной с твой замок, который, по слухам, ты купил за сто восемьдесят миллионов долларов. Вот такая тут флора и фауна. Если хочешь — приезжай. Сюда за большие деньги тебя доставят на вертолете и высадят на вершину айсберга, ну, а с него, если я тебя увижу, мы уж как-нибудь снимем. Ну, бывай здоров и не обижайся. Писал бы еще, но пальцы закоченели и весь я посинел от холода. Ты можешь представить, что такое семьдесят градусов мороза и в гроте нет никакого отопления. Вот так я и живу тут все двенадцать лет с начала перестройки. Все-таки тут лучше, чем та жизнь, которую вы нам устроили в России. Обнимаю, целую крепко — твой Вася, который живет на острове Кергелен».

Но, пожалуй, самую веселую приписку он сделал бывшему зятю бывшего президента Мойше Шляппентоху, со счета которого сдернул три миллиарда.

«Мойша, извини, пожалуйста, ты славный парень и тебя сильно обидел пьяный буйвол, бывший у нас президентом: дал тебе под зад и ты очутился на западном берегу Америки. Твой бывший дружок Миша Кахарский катит на тебя бочку, как будто ты уже ничего не значишь и тебя можно пинать ногой. Он всем говорит, что ты слишком не похож на русского и тебя нельзя было никому показывать. Дали тебе отступную и купили виллу на американском западе. Тебя все тут ругают и говорят: пусть он там живет и забудет, что был зятем президента. Мне бы твои заботы! Я бы с твоими деньгами и такой виллой, как та, на которой ты сидишь, нашел бы такую бабочку, что они бы все попадали от зависти. Ну, ладно, я тебя заговорил, а мне надо сказать тебе маленькую неприятность, от которой ты не станешь много смеяться. Мне нужны деньги, и я тебя постриг: впрочем, оставил тебе два миллиона на покрытие налогов и выплаты по страховке. Если не хватит, пиши мне на Кергелен, и я пришлю тебе немного денег. Только вот долларов у меня нет, а водятся кое-какие рублишки. Я тебе и пришлю мешочек; в нем будет тысяч сорок. А теперь прости и прощай. До встречи на моем острове. Тут дачный сезон в разгаре: термометр показывает шестьдесят градусов мороза. Холода наши, кергеленские, еще впереди. Твой Вася».

И так вот резвился наш герой всю ночь и затем утром обскоблил последний полуторамиллиардный счет и перевел его половину Московскому радиоэлектронному заводу, где начальниками были его дружки Вялов и Малютин. И только уж затем пошел к себе в спальню.

Катерина встала в пять часов; Олег еще работал, и она, бесшумно выскользнув за дверь и не вызывая лифта, спустилась вниз. Тут увидела Степана. Кивнув наверх, сказала:

— Он спит.

— Не беспокойся. Бойцы мои берегут его пуще глаза.

Катерина дала «ребятам» по тысяче долларов на брата, а Степану помогла купить хороший автомобиль и квартиру тут, поблизости; и они, не зная подобных щедрот от своих хозяев, берегли Каратаева больше, чем кавказцев.

Сидя в углу заднего салона своего автомобиля, дремал подполковник Тихий. Он только что проверял посты и теперь на заре крепко заснул. Ему было неудобно перед майором, и он, выйдя из машины, таращил глаза и что-то бормотал в свое оправдание.

— Посты на месте, я только что проверял. И вообще: мы тут все изучили и разработали схему охраны подъезда.

Катя подумала: «Надо весь дом и всю окрестность наблюдать», но ничего не сказала. Решила в другой раз проверить и уточнить схему расстановки людей. Сейчас же сказала:

— Поеду в отделение. Что-то мне тревожно на душе. Теперь- то и Старрок, и Автандил выпустили из рук нашего мальчика,— впервые назвала она так Каратаева, — прощупаю их настроение. Вдруг что замыслили? Мафии-то теперь посильнее государства.