Страница 56 из 86
Сразу их в дом не пустили; предварительно зашли подполковник Тихий и Степан, начальник охраны соседа Малика Вартаняна. Он несколько дней где-то пропадал, и Катя его не видела, а увидев на пороге квартиры, воскликнула:
— Степан? Какими судьбами?..
Степан рассказал, что охраняет соседа, очень богатого армянина, и что с Олегом Г аврилычем он уже знаком, а теперь вот...— кивнул на Тихого,— познакомился и с ним.
— Сколько же мы с тобой не виделись?
Рассказала Каратаеву, что они со Степаном учились в одной школе и некоторое время служили вместе в милиции.
— К вам два сомнительных субъекта,— сообщил он не то Каратаеву, не то Катерине.— Я бы не хотел с ними иметь дело.
— Почему? — спросил Олег.
Степан пожал плечами. Ответил уклончиво:
— Есть категория людей, которые несут информацию туда, наверх. А у меня инструкция: не запускать в подъезд шпионов.
— Но в подъезде живет не один ваш хозяин,— недовольно проговорил Каратаев.— Эти люди — мои друзья.
— Другой ваш сосед, нефтяной магнат, боится этих людей еще больше, чем мой хозяин. Если я их пущу, меня уволят с работы. Но дело и не только во мне: у вас тоже могут быть неприятности. Оба ваши соседа — очень влиятельные люди, они почти олигархи, и возможности у них большие.
— Что же они могут нам сделать? — спросила Катя.
Степан пожал плечами: этого он предусмотреть не мог, а лишь только сказал: люди они восточные, а восток, как известно, дело тонкое.
Олег, обращаясь к Кате, сказал:
— Не хочу усложнять вашей задачи. Решайте: что будем делать?
— Поедемте ко мне в милицию. У меня там большой кабинет, а мы возьмем Машу, захватим вина, провизии и там устроим им угощение.
Олег давно хотел посмотреть, как живет на службе Катя, и охотно согласился.
Вышли на улицу, и тут их встретили Фихштейн и Кахарский. Первый выглядел больным, уставшим, худ и бледен,— он был таким и в Америке, второй, наоборот: походил на хорошо откормленного кабанчика или на Г айдара. Кстати, он так же смачно шлепал толстыми мокрыми губами, но только в отличие от Гайдара, сучившего по сторонам маленькими испуганными глазками, имел глаза большие, выпуклые и не сучил ими, а смотрел прямо, пристально, и так, будто сильно тебе обрадовался и вот-вот бросится на шею.
Сеня Фихштейн говорил мало и смотрел себе под ноги, но зато Миша Кахарский не умолкал:
— Старик! — обращался он к Олегу.— Тебя и здесь закрыли, как там, в лаборатории?.. Нас встретил медведеподобный амбал и не пускает. Представляешь?.. Я ему сую под нос удостоверение сотрудника Федеральной службы,— ты же знаешь, я немножко там работаю,— а он и усом не ведет. Ты дал ему такие инструкции?.. Не хочешь уже нас пускать?.. Нам это не нравится.
— Меня тоже едва пустили в мою квартиру. Что же делать? Надо мириться.
Едва заслышав речь с еврейским акцентом, Олег автоматически, помимо своей воли, и сам переходил на такой же акцент, чем смущал своих слушателей. Они зорко в него всматривались: нет ли в чертах его лица еврейских примет?
— Но почему надо мириться? Ты разве и тут не свободен? Скажи нам, и мы тебе все устроим. Если ты хочешь, будет тебе охрана. Если не хочешь — не будет охраны. Живи так, как ты хочешь.
Повернулся к Катерине:
— А это твоя жена, невеста или так?.. Я сразу заметил: очень красивая. Ты всегда умел выбирать.
Поклонился Кате, представился:
— Михаил Кахарский. Можно звать Мишей, я молодой. А это...— повернулся к Фихштейну: — Сеня, мой друг. Он не любит называть свою фамилию, она у него шипит, точно он наступил на змею. Важно другое: он мой друг. Хороший друг. Если вы не возражаете, он будет с вами дружить. У него нюх на хорошеньких женщин. Он их очень любит.
— Надо полагать, они его тоже любят? — съязвила Катя и слегка поклонилась, назвала себя:
— Екатерина Михайловна.
Пригласила всех к машине, но Кахарский повернулся к Олегу:
— Куда вы? Мы же приехали к вам в гости.
Олег отвел его в сторону и стал объяснять свое щекотливое положение. Миша запел:
— Чи-во-о?.. Какой Малик Вартанян? Никакой он не Вартанян, а Маркус. Гриша Маркус, Григорий Моисеевич. Вот он...— кивнул он на Фихштейна,— имеет тетю, которая жена газового министра Чернохарина, через него эта тетя посадила Гришу на трубу. И он качает деньги. Много денег! А другой твой сосед Чихвиашвили, он просто Чихман! И на нефть посадил его я. Нашли кого опасаться. А если нас не пустит охрана, я их выкину на улицу и они будут подыхать с голоду. Пошли, пошли к тебе на квартиру, и ты мне дашь ветчину или рыбу, потому что я хочу есть. Ты знаешь, я всегда хочу есть, потому что так устроен и ничего тут нельзя изменить.
Он махнул рукой и все за ним потянулись. В коридоре их никто не остановил и Степан куда-то исчез. А уже в лифте Миша спросил:
— Вы смотрели телевизор? Кто-то взорвал бомбу на Пушкинской площади и там гора трупов. Но не это главное. Самое важное, что произошло в мире — Обращение высших интеллектуалов к народу. Они предупредили, что идет диктатура. Могут послать на телевидение черт знает кого, и тот будет проверять, что можно сказать, а что уже и нельзя. Если я люблю смотреть хорошеньких женщин и как они одеваются и раздеваются, и Сеня тоже любит смотреть; он даже мне говорит, что лучше, если показывают подростков и даже детей. Что поделать: он любит девочек, если они еще не совсем созрели. И что же? Вы запретите ему это любить?.. Но тогда какая же будет демократия? Будет произвол, как был Сталин. Так вот эти интеллектуалы обратились к народу. И там есть подписи: Василий Аксенов, Фильман или Шильман и с ними Г оворухин.
— Все они, как я понимаю, из ваших — фильманы и шильманы. К какому народу они обратились? К вашему или нашему?.. Но об этом после, а ты расскажи, что произошло на Пушкинской площади и много ли там жертв?
— Я же сказал: гора трупов! Но ты меня перебил. Есть Обращение: диктатура не пройдет! Мы должны все подняться и ты тоже. Дай деньги этим ребятам — много денег! Им надо печатать газеты, листовки и даже книги. Они президента поставят на место. Он уже сейчас большую власть забрал, а что будет потом?.. Сделал семь наместников и хочет всем нам зажать рты.
— Президента вы нам навязали, он из кармана Ельцина выпрыгнул. Но, видно, он подумал, подумал и решил так: зачем ему дальше разваливать Россию? Ему-то слава предателя Горбачева и пьянчуги Ельцина не нужна. Уж лучше он со Сталина возьмет пример, чем с этих недоумков. А со Сталиным шутки плохи; он-то вас всех на Колыму хотел послать. Не сумел, правда, вы его быстро на тот свет отправили, а этот, может, и сумеет. Нет, нет, вы как хотите, а мне этот наш новый президент нравится. Пока нравится, а там посмотрим.
— Ты, Олег, что-то разговорился, когда в эту страну приехал. В Америке потише был. Сидел там в своей лаборатории и помалкивал. А как в эту страну...
— Это для вас она — эта страна, а для меня Родина, Россия.
— И хорошо, если Родина, но на этой Родине тебе нужны семь наместников, которых делает ваш президент? Нужны?..
— А как же? Нужны, конечно, чтобы удержать Россию от распада. Но вы-то зря задергались, наместники-то из ваших, они вам рты не закроют и деньги у олигархов не отберут. Нам, русским, придется подождать немного. Наши лидеры еще не созрели. Они на печах лежат, как Илья Муромец, и бока почесывают. А вот когда слезут с печки и возьмут булаву... Они тогда вас на Крайний Север отошлют, в Сибирь-матушку.
— Кого это вас?.. Ты, Олег, что буровишь: мы, вы, Сибирь!.. Я говорю о диктатуре, а ты — вы, мы. Диктатура придет — и не будет ни вас и ни нас. И в Сибирь никого не отправят. Дадут выстрел в живот и еще два контрольных в голову. А кому не дадут пулю, того отправят на пароход и скажут: поезжай в Израиль.
— Ну, меня в Израиль не пошлют, я мордой не вышел. К тому ж Россия — моя Родина, а если вас хочет подприжать наш новый президент — я его одобряю. Он молодой, у него есть силы, почему вас и не тиснуть как следует. Гусинского тиснули — и ничего, и все русские смеялись.