Страница 38 из 86
— Мне звонил Старрок. Сказал, что о вас знают наверху и велели организовать охрану по первому разряду. Что будем делать?
— Делайте такую охрану,— неожиданно спокойно заговорил Олег.— Но при одном условии: начальником пусть назначают вас.
— Вы хотели жить в тишине и от них подальше.
— Я и буду жить в тишине. А охрана?.. Все равно: мне от нее никуда не деться. Я только не думал, что они так скоро меня захомутают. Значит, грачи мои прилетели.
— Какие грачи?
— А-а.. Миша Кахарский и Сеня Фихштейн. Мои американские приятели. Они и раззвонили по Москве. Я им, конечно, обязан, но общаться с ними мне бы не хотелось. Э-э, да ладно: может, и лучше, когда наладят охрану.
— Тогда я буду звонить Старроку.
— Звоните хоть черту!..
Катя позвонила, назвала адрес. И Старрок сказал:
— О-о, это совсем рядом. Мы выезжаем.
Странно было то, что генерал назвал Катю товарищем. Он ее никогда так не называл. А еще Катя сразу же различила характерную для Старрока одесскую интонацию, которая появлялась у него, когда он волновался. Несомненно, случилось что-то важное.
Старрок продолжал:
— Эти два его дружка из Америки,— они прилетели сегодня утром, были в министерстве, а потом ходили в Кремль,— у них же везде свои люди! — и все разболтали.
И почти трагическим голосом заключил:
— Нам важно удержать его в своих руках. Он, говорят, немного ненормальный, но старик Диоген разве был нормальный? Он сидел в бочке и что-то там думал. А Г омер? Он был слепой, а вон какие написал поэмы! А Фарадей?.. Я слышал, он не знал грамоты, а изобрел электрический двигатель. Мы грамотные, да и то не можем знать, как это он так работает, электрический мотор? Автомобильный мотор я еще знаю, а электрический не очень. Они все, которые что-то изобретают, немножко ненормальные. Но вы ему ничего этого не говорите. Вы знаете, какой финансовый голод испытывает наша милиция. Пусть он и нас не забудет. Ну, ладно, я вас заговорил, а нам надо выезжать. Вы там выходите на дорогу и ждите нас.
Немного более чем через час Катя увидела, как у недавно построенной церкви показалась кавалькада машин. Впереди бронированный с тонированными стеклами «Мерседес» Старрока, за ним неуклюже катит черный железный фургон на манер передвижных мастерских, в которых выезжает бригада рабочих для устранения каких-то больших аварий. И замыкает колонну длинный автобус. И вот они выкатываются на мост через пруд — и тут им преграждает дорогу Екатерина. Ей навстречу из машины выходят Старрок и Артур. Генерал подскакивает к ней, как мячик, подобострастно кланяется, жмет ее руку и всячески дает знать, что рад встрече, что любит, ценит, обожает майора Екатерину Михайловну. И первые его слова:
— Пусть сам ничего не знает, и чтобы хозяин дачи, где он остановился — ни-ни! Ни гу-гу! Как жили спокойно, так и живут. В этом главная задача охраны. Мы — невидимки! Мы духи! Мы даже и не тени! — нет, мы воздух, эфир, всех видим, но никто не видит нас. Эти два парня, что прилетели из Америки, там, наверху, сказали: херкер тогда только что-нибудь может, когда он спокоен. Говорят, он любит дамочек — и только молодых, и красивых. Нет, вы слышите? Молодых и красивых! А кто их не любит?.. Я не люблю? Или вот он, Артур?.. А что же вы нам прикажете — любить старых?.. Хорошенькое дело! Если рядом молодая, а я буду искать старую и жевать... эту варежку. А?.. Ну, скажите вы что-нибудь, майор Катя?.. Он любит молодых — и пусть любит. Нет под руками, мы ему найдем. Там, на панели, где вы дурили кавказцев, их много. Пусть он любит кого угодно — лишь бы шевелил заморские банки и тянул оттуда зеленые. Говорят, есть банки, которые сами печатают эти зеленые. И что?.. Им разве жалко?..
Катя знала: если Старрок взволнован, он будет говорить и говорить. И поток его красноречия можно остановить каким- нибудь неожиданным словом. И она сказала:
— Он женат! Не надо ему ни молодых, ни старых!
— Женат? А разве такие чокнутые бывают женатыми? Какая же дура станет жить с таким сумасшедшим?..
— Ну, ладно! — воскликнула Катя.— Мы — невидимки. Но как же сделать, чтобы нас не видели?
Катя кивнула на стоявшие сзади машины.
Старрок поднял над головой два пальца:
— И машин, и людей никто не должен видеть. Покажите нам лес, а я скажу, как, где и кого расположить...
Катя села за руль «Мерседеса» и повела машины в дубовую рощу,— она находилась на краю поселка в ста метрах от дачи Трофимыча. Тут они остановились. Катя увидела подполковника Тихого и с ним несколько знакомых офицеров. Заглянула в раскрытую дверь машины: там было много ребят в штатском. Некоторых из них она узнала. Это были рядовые милиционеры. Различила двух кавказцев из отряда «Эдельвейс».
Отвела в сторонку генерала, сказала:
— Кавказцев отошлите обратно. Они — доверенные лица Автандила, а я бы не хотела, чтобы полковник имел информацию о нашем объекте.
— Понял! Я все понял. Жалею, что не подумал об этом сразу. Тихий мне говорил, но я... не хотел ссориться с Автандилом. Ошибку исправим.
Поманил пальцем кавказцев и приказал им идти на электричку и ехать в отделение.
— Для вас будет особое задание.
Один было стал возражать:
— Нас послал сюда полковник Автандил...
— Молчать! — закричал генерал.— Марш на станцию!
Кавказцы нехотя вылезали из машины.
Затем генерал позвал с собой офицеров и попросил Артура показать им дачу, в которой будет жить Объект. Отныне Олег стал для них Объектом. Неспешным шагом проходили они тупичок поселка, в котором насчитывалось домов двадцать. Старрок тщательно оглядывал дачу Трофимыча. Артур сказал:
— Г осподин генерал! Зайдемте в дом, я вас познакомлю с моим дедушкой.
Это была оплошность. Катя укоризненно на него посмотрела. Зачем было об этом говорить; ведь генерал не знал, что писатель и есть дедушка Артура. А генерал остановился, подумал. Ему очень бы хотелось познакомиться с писателем и взглянуть на хакера, посмотреть, как он устроился, но он постоял с минуту и сказал:
— Сегодня времени нет. Потом, как-нибудь...
Осмотрели соседние дачи и всю округу. Возле трехэтажного замка, что недавно воздвиг тут один из «новых русских», остановились, генерал подозвал рабочего, который у ворот разгребал кучу гравия.
— Приятель, что за человек живет в этом теремке?
— А вам что за дело? — огрызнулся рабочий.
Генерал набычился, толстые малиновые губы дрогнули, но заговорил он тихо и ласково:
— Хорошо, хорошо. Если это уж такая тайна, то не надо ничего говорить. Я ведь так... я просто любопытный.
Рабочий смягчился:
— Секрета тут нет: наш хозяин — московский человек, он заместитель директора института по хозяйственной части.
— Какого института?
— Вроде бы химического,— ну того, что на Миусах.
— А-а... Мне все понятно. Знаем мы этот институт, большой он, очень большой. Там много помещений и в главном здании и в подсобных. Их теперь сдают в аренду. Берут дорого. Ведь институт-то в центре города. Очень богатый человек, ваш хозяин. Очень. Все понятно. А скажи, любезный, ваш хозяин не продает этот теремок? А-а?..
— Пока нет, но скоро будет продавать. У него такой же дом в Мытищах, да вроде бы он и в Хотьково что-то строит. По этой же дороге, недалеко отсюда.
— Ну, ну,— пусть он строит.
Вежливо простился с рабочим, и они пошли дальше. Генерал, оглядывая другие дома, говорил майору:
— В этом домике, что мы смотрели, он и жить будет, наш Объект.
— А хозяин? Захочет ли он продавать свой дом?
— Хозяину мы найдем жилье. Для начала в Бутырку его, в сизо закатаем, а там и подальше спрячем. Если уж Гусинского к Ибрагиму пихнули, то этого-то... как-нибудь.
— Да за что? — изумилась Екатерина.
— Как за что? За все хорошее, что он делает в институте. Институт-то в центре Москвы стоит, охотников снять в аренду помещение там много. И все больше иностранцы рыскают, а у них долларов куры не клюют. Вот он и пухнет, как клоп, этот завхоз института. С ним заодно и директор трудится, а там и чиновников из министерства с десяток подкармливают. А институт тем временем сокращают, сокращают. Закрывают лаборатории,— не нужны им лаборатории,— и студентов все меньше. Площадь-то у них и высвобождается. Денежки рекой текут. Система! Мы теперь такую систему наладили: кто был завхоз, тот стал совхоз. Мы и в этом Америке нос утрем. Ничего, ничего, как говорил Островский, на всякого мудреца хватит по милиционеру. Мы у него вежливенько спросим: что да как, да на какие шиши этакие теремки воздвигаешь? Он и скукожится. Если уж Гусинскому местечко показали,— на пару денечков, а показали! — то этому-то уж... как-нибудь. Он нам эти домики-то и сам подарит. Пусть в нем и сидит наш золоторукий хрекер. Нам за ним полегче будет приглядывать.