Страница 16 из 16
Анжелика, не удержавшись, обернулась, потому что по его виду можно было подумать, что за ней появился сам дьявол. Но увидела лишь шаткую створку двери, на которой один из квартирмейстеров в голубом вывел мелом имя маркиза.
— Вот чем я вам обязан! — неожиданно взорвался Филипп и несколько раз стукнул кулаком по двери. — Из-за вас мне нанесено оскорбление… Неуважение, забвение короля… НЕМИЛОСТЬ!
— О чем вы говорите? — спросила Анжелика, испугавшись, что ее муж сошел с ума.
— Разве вы не видите, что написано на этой двери?
— Вижу… ваше имя.
— Да, мое имя! В самом деле, — горько усмехнулся дю Плес-си, — мое имя. И все!
— Вы бы хотели, чтобы там было написано чье-то иное имя?
— Я хотел бы видеть то, что видел на протяжении долгих лет во всех резиденциях, где я останавливался, следуя за королем! То, что из-за вашей глупости, вашей наглости, вашего… слабоумия я сегодня не вижу. ДЛЯ… ДЛЯ!
— Для? Что вы хотите сказать?
— ДЛЯ господина маркиза дю Плесси-Бельера, — процедил Филипп сквозь зубы. От бешенства и горя он сделался мертвенно-бледен. — «ДЛЯ…» — это равносильно специальному приглашению Его Величества. Именно таким способом король выражает свою дружбу, свое расположение, как если бы он лично встречал вас на пороге этой комнаты.
Жест, которым маркиз обвел узенькую, заваленную вещами мансарду, вернул Анжелике ее чувство юмора:
— Мне кажется, что вы придаете слишком много внимания этому вашему «ДЛЯ», — заявила она, еле сдерживая смех. — Скорее всего, обыкновенная забывчивость одного из квартирмейстеров. Давайте рассуждать здраво, Филипп. Его Величество по-прежнему испытывает к вам глубокое уважение. Разве не вам оказана честь держать «подсвечник» во время вечерней королевской аудиенции, когда наш государь будет отходить ко сну?
— Отнюдь нет, — возразил дю Плесси, — и это лишнее доказательство недовольства короля. Этой чести меня лишили всего несколько минут тому назад!
Крики маркиза привлекли в коридор постояльцев соседних комнат.
— Ваша супруга права, маркиз, — вмешался герцог де Грамон, — вы напрасно огорчаетесь. Ведь Его Величество лично сообщил вам, что просит отказаться сегодня вечером от «подсвечника», потому что ОН желает удостоить этой чести герцога Бульонского, которому пришлось во время ужина уступить свои почетные обязанности монсеньору принцу.
— Но «ДЛЯ»? Почему здесь не написано «ДЛЯ»? — закричал Филипп, снова принимаясь отчаянно колотить по двери. — Из-за какой-то бабы я могу лишиться королевской милости!
— Разве это я виновата, что тут не написали вашего проклятого «ДЛЯ»? — в свою очередь вспылила Анжелика, в которой поднялась ответная волна злости.
— Вы прогневили короля тем, что игнорировали его приглашения и вывели Его Величество из себя своими несвоевременными появлениями…
Анжелика чуть не задохнулась от возмущения.
— И вы еще осмеливаетесь попрекать меня! Да ведь именно вы… Где мои кареты, где мои лошади? Я ничего не нашла…
— Достаточно, — холодно произнес Филипп.
Он занес руку. Анжелика почувствовала, как что-то взорвалось у нее в голове, пламя свечей на секунду померкло. Она поднесла руку к щеке.
— Ну-ну! Маркиз, — вновь вступился герцог де Грамон, — не будьте таким жестоким.
Анжелика никогда не подвергалась подобному унижению. Пощечина! На глазах у слуг и придворных, пощечина, полученная во время отвратительной, непристойной семейной сцены.
Краска стыда залила ее лицо, в голове вертелась лишь одна мысль: исчезнуть, оставить Версаль — да что там Версаль, покинуть Париж! Анжелика позвала Жавотту и Флипо. Слуги вышли из комнаты как прибитые. Флипо нес сундучок со всякими мелочами хозяйки, Жавотта держала плащ.
— Правильно, — сказал Филипп, — идите и ложитесь спать, где хотите и с кем хотите.
— Маркиз! Маркиз! Не будьте таким грубым, — еще раз вмешался герцог де Грамон.
— Монсеньор, «всяк хозяин в своем доме», — возразил вспыльчивый маркиз, захлопывая дверь перед носом придворных.
Анжелика пошла сквозь разношерстную толпу под фальшивые вздохи сожаления и иронические улыбки. Внезапно ее остановила чья-то рука, высунувшаяся из-за двери соседней комнаты.
— Мадам, — сказал маркиз де Лавальер, — в Версале не сыскать дамы, которая бы не мечтала получить от супруга разрешение, данное вам. Поэтому ловите грубияна на слове и воспользуйтесь моим гостеприимством.
Анжелика резко отстранилась.
— Прошу вас, месье…
Маркиза дю Плесси хотела скрыться, и как можно скорее. Спускаясь по просторным мраморным лестницам, она вытирала слезы досады, выступавшие на глазах.
«Он просто мелочный дурак, который строит из себя вельможу… Дурак! Дурак!»
Но Филипп был опасным дураком, и она собственноручно выковала те цепи, что связали ее с ним, сама предоставила ему грозное право супруга распоряжаться своей женой. Ожесточенный, он жаждал отомстить и не ведал жалости. Анжелика чувствовала, с какой скрытой настойчивостью и с каким наслаждением муж стремится подчинить ее, унизить. Она видела только одну брешь в его доспехах: удивительное чувство, которое Филипп испытывал к королю: не страх и не любовь, но чувство исключительной верности, непоколебимой преданности. Только на этом чувстве и остается сыграть. Нужно превратить короля в союзника, получить от него должность, которая заставит Филиппа смириться с тем, что у нее при дворе есть обязанности. Поставить Филиппа перед выбором: либо вызвать недовольство короля, либо перестать мучить жену. Но найдет ли она свое счастье? То счастье, о котором, несмотря ни на что, она робко грезила в тишине Ньельского леса, когда над белыми башенками ренессансного замка поднималась полная луна… Грезила в их первую брачную ночь… Горькое разочарование! Горькие воспоминания! Она обречена на неудачи.
Анжелика начала даже сомневаться в своей привлекательности и красоте. Когда женщина не чувствует себя любимой, она сама себе не мила. Найдутся ли у нее силы, чтобы продолжить бой, в который она ввязалась? Бывшая Маркиза Ангелов отлично знала собственные слабости и недостатки. Она могла полюбить, но могла и причинить боль. Ослепленная жаждой успеха, одержимая неистовым желанием победить свалившиеся на нее несчастья, она вынудила Филиппа уступить. Она не оставила ему выбора: ему пришлось жениться, чтобы не втоптать в грязь собственное имя и имя отца, вызвав гнев короля. Он предпочел сочетаться с ней браком, но не простил. Анжелика совершила ошибку, когда осквернила источник, из которого они оба могли утолить жажду, и теперь ее протянутая рука вызывала у Филиппа ужас.
Анжелика в унынии смотрела на свои белые руки.
— Какое пятно вы не можете смыть, о очаровательная леди Макбет? — раздался у нее над ухом голос графа де Лозена.
Пегилен склонился к ее ладоням.
— Где кровь ваших преступлений?.. Какие у вас ледяные ручки, красавица моя! Что вы делаете здесь на лестнице, на сквозняке?
— Сама не знаю.
— Вы чувствуете себя одинокой? С такими восхитительными глазами? Это непростительно. Пойдемте ко мне.
Их окружила стайка дам, среди которых находилась и мадам де Монтеспан.
— Мессир де Лозен, мы вас искали. Сжальтесь над нами.
— О, в мое сердце легко заронить зерна жалости. Чем могу быть полезен вам, милые дамы?
— Устройте нас на ночлег. Говорят, король позволил вам построить где-то неподалеку особняк. Для нас не нашлось места во дворце, мы не имеем права даже на каморку в прихожей королевы.
— Но разве вы не фрейлина королевы, как мадам де Рур и мадам д'Артини?
— Так оно и есть, но наши комнаты заняли художники, которые будут расписывать плафоны[18] изображениями Юпитера и Меркурия. Так что нас выгнали вон боги…
— Ну что же, не стоит огорчаться. Я провожу вас в мой особняк.
Они вышли на улицу. Туман становился все плотнее, принося с собой запахи близкого леса.
Лозен позвал лакея с фонарем и повел дам к подножию холма.
18
Плафон — расписной или лепной потолок. — Примеч. ред.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте