Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 27

— Ага, — всхлипнула она. — В порядке.

Троттер подняла край своей пижамной кофты и осторожно вытерла глаза и нос Гилли.

— Я не имею права показывать свои чувства, детка, — сказала она. — Я тебе не родная мать, но, видит Бог, девочка, я так хочу, чтобы тебе хорошо жилось с твоими родными. И все равно… — тут ее зычный голос сорвался, — я просто не переживу, что ты уезжаешь от нас. — Громадное тело содрогнулось от громких рыданий.

Гилли поднялась и, как могла, обхватила громадину Троттер.

— Никуда я от тебя не уеду, — пробормотала она сквозь слезы, — ничего у них не выйдет. Они не могут увезти меня силком. — Троттер мгновенно затихла.

— Нет, детка. Ты должна ехать. Прости, что я ничем не могу помочь тебе.

— Я буду часто приезжать к вам.

Троттер засунула свою большую теплую руку под пижаму Гилли и стала гладить ее по спине, как Уильяма Эрнеста.

— Нет, малышка. Так не получится. Я уж говорила тебе сегодня в ужин. Доставила кого шлюпка на пароход, значит, уж там ему и быть. На двух палубах сразу жить нельзя.

— Я могла бы…

Большая рука, ласково скользившая вверх и вниз по ее спине, остановилась, и Троттер тихо сказала:

— Ты уж, детка, не делай нам всем еще больней.

Может, Гилли и не должна была успокаиваться, но она поддалась власти ласкового ритмичного движения большой руки, под которой хотелось свернуться в комочек, стать крохотным слепым котенком и забыть про весь этот вонючий мир.

Здесь, в тишине, в тепле большой ласковой руки, что снимала всю эту боль, можно было и забыть. И ею наконец овладела дремота. Она легла.

Троттер подвернула одеяло, бережно подоткнула простыню вокруг ее подбородка и ласково погладила.

— Я горжусь тобой, детка, слышишь?

— Ага, — шепнула Гилли и погрузилась в сон.

ДЖЕКСОН, ШТАТ ВИРДЖИНИЯ

Дорога до поселка Джексон в штате Вирджиния на большом старомодном автомобиле миссис Хопкинс заняла немногим больше часа. Но Гилли казалось, будто они ехали сто лет. Раньше каждый переезд на новое место она считала короткой остановкой по дороге, теперь — это был конец пути. До этого она готова была вытерпеть что угодно, ведь она верила: скоро приедет Кортни и заберет ее домой. Теперь пришлось примириться с тем, что Кортни не приедет. Она прислала вместо себя другого человека. Может, Кортни никогда не приедет. Может, она и не хочет приезжать.

Тяжесть придавила Гилли. Почему она должна сидеть в этой старой машине, с этой странной женщиной, которой она ни капельки не нужна, которая взяла ее только из нелепого чувства долга — ведь она могла бы остаться дома с Троттер, Уильямом Эрнестом и мистером Рэндолфом, которым она была по-настоящему нужна, которые, она не смела признаться в этом даже самой себе, любили ее.

И она их любила. Черт побери. Всю жизнь, по крайней мере, с тех пор, как Диксоны уехали во Флориду и бросили ее, она не хотела привязываться ни к кому — кроме Кортни. Она поняла — глупо привязываться к чему-то, что может исчезнуть в любую минуту. Но в Томпсон-Парке она потеряла голову. Она полюбила этих дурацких людей.

— Хочешь, я включу радио?

— Не беспокойтесь.

— Я в современной музыке не разбираюсь, но если это не очень громко, я не против.

«Да отцепись же ты от меня, наконец!»

Некоторое время они ехали молча, потом женщина снова попыталась заговорить с ней.

— Мисс Эллис, кажется, хороший человек.

Гилли пожала плечами:

— Вроде ничего.

— Она думает, я несправедливо отношусь к дому, в который она отдала тебя.

Что-то мрачное и горячее забурлило у Гилли внутри.

— На прошлой неделе они все болели, — сказала она.

— Понимаю.

«Откуда, черт возьми, тебе понять?»

— Мисс Эллис уверяла, что несмотря ни на что, тебе нравилось в этом доме. Но судя по твоему письму…

«Опять это проклятое письмо!»

— Я часто вру, — натянуто сказала Гилли.





— А! — женщина быстро взглянула на нее и снова отвернулась к ветровому стеклу. Она была такая маленькая, казалось, чуть выше баранки руля. Гилли увидела, как маленькие руки вцепились в него.

— А я надеялась, ты так обрадуешься, что я забираю тебя. Жаль…

«Если тебе жаль, разверни эту старую рухлядь и отвези меня обратно».

Но женщина, конечно, этого не сделала.

Дом стоял на окраине поселка. Был он немного больше, чуть старее и заметно чище дома Троттер. Никаких лошадей для Уильяма Эрнеста. Честно говоря, она на это и не надеялась.

— Может, ты хочешь жить в комнате Кортни?

— Все равно. — Но, подойдя к открытой двери, Гилли отшатнулась. В комнате все вокруг было розовым. На кровати под балдахином расставлено множество кукол и игрушечных зверей. Она не могла заставить себя переступить порог этой комнаты.

— Не смущайся, дорогая, дом у нас просторный. Можешь выбирать.

Больше всего ей понравилась комната с койкой под коричневым вельветовым покрывалом, с моделями самолетов, свисавшими с потолка на тонкой проволоке. В металлической корзинке для мусора валялись перчатки для баскетбола и бейсбола; в бейсбольной перчатке был зажат грязный искореженный мяч. Не дожидаясь вопроса, бабушка тихо сказала, что это комната Чедвелла, старшего брата Кортни, летчика, погибшего в дымящихся джунглях Вьетнама. Но, несмотря на это, в комнате Чедвелла было меньше привидений, чем в комнате его сестры.

— Хочешь, я помогу тебе распаковаться?

«Не нужна мне ничья помощь!» — мысленно завопила Гилли. Но ради Троттер она сказала:

— Я справлюсь сама.

Они завтракали в столовой — серебряные приборы с монограммами, сервиз с позолотой, кружевные салфетки.

Хозяйка заметила, что Гилли рассматривает, как накрыт стол.

— Надеюсь, ты не против, если мы немного отпразднуем твой приезд, — сказала она, как бы оправдываясь. — С тех пор как я осталась одна, я обычно обедаю на кухне.

Слово «одна» застряло у Гилли в голове. Она-то знала, что это такое. Но только в Томпсон-Парке она поняла, что значит найти людей и потом потерять их. Она смотрела на застенчиво улыбающуюся женщину, которая потеряла мужа, сына, дочь. Это и есть одиночество.

Во время еды женщина неожиданно разговорилась, будто преодолела робость или заставила себя сделать это.

— Наверно, глупо просить человека рассказать о себе, но мне хотелось, чтоб ты рассказала. Хочу поближе узнать тебя.

«Разве так узнают человека? Неужели ты не понимаешь? Разговор мало чем поможет, надо жить вместе, одной жизнью, общим горем и радостью. Скоро ты узнаешь меня. Узнаешь только то, что я захочу».

— Мисс Эллис говорит, ты очень способная.

— Может быть.

— Ты сразу пойдешь в школу или хочешь сначала как следует устроиться?

— Не знаю. Все равно.

— Боюсь, тебе будет скучно сидеть со мной целый день. Тебе надо подружиться со своими сверстниками. Поблизости здесь наверняка живут хорошие девочки.

"Среди моих друзей никогда не было «хороших девочек».

— Ты чем увлекаешься?

«Да заткнись ты, сделай милость. Твоя доброта доконает меня».

— Не знаю. Чем угодно.

— Если любишь читать, у меня сохранились книги Чедвелла и Кортни. В сарае, кажется, стоит велосипед. Поглядеть, можно ли еще на нем кататься? Хочешь велосипед? Если захочешь, мы найдем деньги и купим тебе новый.

«Да замолчи же ты наконец. Тошнит».

После обеда они перемыли посуду. Гилли вытирала ее, а бабушка продолжала задавать свои бесконечные вопросы. Казалось, не обязательно было отвечать ей. Она продолжала спрашивать, не дожидаясь ответов. Что случилось с этой тихой маленькой леди? Будто кто-то открыл давно бездействующий кран. Надо придумать, как закрыть его. Гилли громко зевнула и потянулась.

— Ты устала, дорогая?

Гилли кивнула.

— В последние дни я не высыпалась. Почти все время на ногах — все болели.

— Прости, дорогая, тебе бы надо отдохнуть, а я так разболталась.