Чужая жизнь

— А ты говорил об этом кому-нибудь? — продолжал допытываться Гарри.

— Ну, я ни с кем это не обсуждал, но большинство ребят знали, что я остался на выходные у Пита. Они даже шутили по этому поводу в понедельник, потому что я неважно выглядел. Почему вы меня об этом спрашиваете? Неужели исчезновение Фифи как-то связано с нашей ссорой?

— Ну, — сказал Гарри и замолчал. — Намного легче убедить женщину сесть в машину к незнакомцу, чтобы поехать к мужу, если она с этим самым мужем некоторое время не виделась. Я хочу сказать, что если бы я шел на работу и кто-то сказал мне, что Клара заболела или попала в аварию, — я бы задумался: «Постойте-ка, ведь с ней было все в порядке несколько минут назад, когда я уходил». Ты понимаешь, что я имею в виду?

Дэн кивнул.

— Значит, они точно знали, что мы поссорились и что Фифи снова вышла на работу?

— Вот я и спрашиваю: ты говорил кому-нибудь об этом на работе?

— Да, говорил, — признался Дэн. — Во время обеденного перерыва в понедельник. У меня не было с собой бутербродов, и Оуен, столяр, сказал, что мне следует сбегать домой, помириться с Фифи и захватить с собой чего-нибудь съедобного.

— А ты ответил, что она сейчас на работе? — спросил Гарри.

Дэн кивнул.

— Сколько людей это слышало?

— Оуен, Пит, Роджер и Чес. — Дэн загибал пальцы и морщил лоб, пытаясь припомнить, кто еще там был. — А, еще Оззи, всего пять человек.

— Так почему бы нам сейчас не пойти в полицию и не сообщить их имена, чтобы их проверили на предмет бывших судимостей?

Дэн ужаснулся.

— Я не могу так поступить! В любом случае это не мог быть кто-то из них, во вторник они все работали на стройке.

— Да, но они могли рассказать об этом кому-нибудь другому, — сказал Гарри.

— Гарри, не будь глупцом, — произнесла Клара. — Зачем, спрашивается, напарникам Дэна понадобилось рассказывать кому-то о Фифи?

— Ну, при обычных обстоятельствах они не стали бы этого делать, но это вполне возможно, если кто-то из них связан с людьми, которые убили Джона Болтона. — Гарри встал со стула и подошел к окну. Какое-то время он задумчиво смотрел на улицу, затем снова повернулся к Дэну: — Я знаю, это всего лишь предположение, но, по-моему, нам следует рассказать об этом полиции. Мы сейчас отправимся туда, и я буду настаивать, чтобы они напечатали объявление об исчезновении Фифи и Иветты в газетах.

Клара со страхом посмотрела на мужа.

— А это не подвергнет Фифи еще большей опасности? — дрожащим голосом спросила она.

— Фотография Фифи в газетах только освежит память тех, кто ее видел, — твердо сказал он. — Мы просто будем искать иголку в стоге сена, если нам никто не поможет.

Нора Даймонд слышала, как Дэн вместе с родителями Фифи спустился по лестнице, и подошла к окну, чтобы посмотреть, как они выходят из дома. Она пожалела, что не пошла сегодня на работу. Она прекрасно знала, что плохое самочувствие объяснялось угрызениями совести, а дома ей сделалось еще хуже, особенно когда Нора услышала, что к Дэну пришли.

Она догадалась, кто они такие, из их разговора. И Нора сомневалась, что родители Фифи приехали бы повидаться с Дэном, если бы не сходили с ума от тревоги за дочку.

Когда Дэн зашел к ней в среду вечером и спросил, когда она последний раз виделась или разговаривала с Фифи, мисс Даймонд немного удивилась, но затем решила, что Фифи уехала к кому-то из подруг, потому что они с Дэном повздорили. Однако вчера вечером Нора услышала, как Дэн рассказывал Фрэнку, где он искал Фифи, и вдруг поняла, что девушка в самом деле оказалась в опасности.

Сейчас Дэн вместе с тестем и тещей шел по Дейл-стрит. Сходство Фифи с матерью было поразительным. Дело было не только в белокурых волосах, высоком росте и стройной фигуре. У них обоих была одинаковая грациозная скользящая походка. Женщина взяла мужа под руку, когда они переходили улицу, и от этого жеста у Норы почему-то выступили слезы.

— Прекрати думать только о себе, пойди в полицию и расскажи о Джеке Трумене, — приказала она самой себе.

Но внутренний голос сказал ей, что это плохая идея. Она не могла так рисковать, ведь тогда всплывет наружу ее прошлое, тем более что Трумен мог не иметь к похищению Фифи никакого отношения.

— Иветта, поговори со мной, — прошептала Фифи в темноте. Она была так измучена холодом, голодом и жаждой, что даже не знала точно, воскресенье сегодня или понедельник. А Иветта не двигалась и не произносила ни слова уже несколько часов.

— О чем тут говорить, Фифи? — спросила Иветта. Ее бесцветный голос свидетельствовал об отсутствии всякой надежды. — Разве что мы решим, сколько еще мы можем подождать, прежде чем сделаем это.

Фифи испугалась, когда Иветта предложила ей повеситься. Хотя она и понимала, что такая быстрая смерть намного лучше медленной смерти от голода, но в глубине души надеялась, что до этого не дойдет. Ее также обеспокоило то, что Иветта предложила помочь ей сделать это первой. Хотя Фифи понимала, что француженка сказала это из лучших побуждений, чтобы Фифи не пришлось видеть, как умирает она, но сама идея внушала девушке отвращение.

— Я никогда не смогу это сделать, — твердо сказала Фифи. — Кто-то уже, должно быть, сообщил в полицию о нашем исчезновении. Наверное, наши фотографии уже напечатали во всех газетах, и кто-нибудь мог заметить, как сюда подъезжала машина.

— Как там звучит это любимое англичанами выражение? «Бывает, что и свинья летает!» — с горькой издевкой сказала Иветта. — Ты же говорила мне, что это место находится у черта на куличках и ты никого не видела поблизости!

— Я знаю, но все-таки еще остается надежда.

— У меня нет надежды. Ты знаешь, как умирают от голода? Мы ослабеем настолько, что не сможем подняться по прутьям клетки, и будем лежать, глядя на них и сожалеть, что не сделали этого раньше, пока у нас еще были силы.

Фифи уже чувствовала себя слишком слабой, чтобы лазить по прутьям, но даже спустя сутки после того как Иветта впервые предложила повеситься, когда Фифи еще больше страдала от холода и голода, эта идея вызвала у нее отвращение. У нее оставалась какая-то необъяснимая уверенность в том, что Дэн ее найдет.

Странно, но теперь, думая о Дэне и о семье, Фифи вспоминала только самое хорошее. Она видела, как Дэн приходит с работы и доверчиво отдает ей конверт с зарплатой. Ему было достаточно иметь при себе немного денег на сигареты и на ленч. Он никогда не интересовался, куда девается остальная зарплата. Она вспоминала, как он обнимал ее по ночам, как улыбался, просыпаясь. Он никогда не злился, не жаловался и не завидовал другим людям. Он действительно был счастлив.

Фифи вспомнила, каким чувствительным был ее отец, как прекрасно у него была развита интуиция. Он становился самой лучшей нянькой на свете, когда кто-то из детей болел. Он всегда видел суть проблемы и знал, как ее решить. Он был кротким и спокойным, никогда не кричал и не суетился. Отец обладал безграничным терпением и был очень покладистым.

Робин отличался любвеобильностью, а Питер был более надежным. Они оба были очень неприхотливыми и радостно соглашались с мнением большинства в семье.

А милая Патти! Фифи отдала бы все на свете за возможность рассказать сестре о том, как она ее любит. Она вспомнила все те ночи, проведенные вместе с сестрой за хихиканьем и рассказами. Патти всегда выручала Фифи, даже когда они были еще детьми. Она была прирожденным дипломатом и воспринимала как должное, что не все люди такие простые и деликатные, как она.

Но самые сильные метаморфозы претерпело мнение Фифи о матери. Чем слабее от голода она становилась, тем больше хорошего вспоминала о Кларе. Фифи также думала обо всех своих поступках, которыми часто намеренно хотела ее расстроить.

Разве она когда-либо слушалась свою маму? Она умышленно не подчинялась ей, даже когда речь шла о необходимости, приходя домой, ставить обувь в шкаф. Если бы все члены их семьи оставляли обувь где попало, в прихожей просто невозможно было бы пройти! Если ее мать готовила курицу, Фифи непременно хотелось свинины или баранины. Она всегда опаздывала на обед, никогда не мыла после себя ванну, а когда мать просила ее аккуратно сложить выглаженную одежду, Фифи просто сваливала ее на стул в спальне.