Гаяна

- Черт его знает, почему… - вежливо помог Хоутон.

- Благодарю, я не ошибся в вас. Так вот, пространство тоже несется со страшной силой и в ту же сторону, что и мы. Понятно?

- Подобно тому как самолет в попутном струйном течении высоких слоев атмосферы летит по отношению к Земле со скоростью, намного превышающей его собственную, воздушную скорость? - подхватил я.

- Вот, вот. Вероятно, и мы попали в какое-то необыкновенное по размаху и силе, но уже космическое струйное течение! - согласился Глебов. - Мы столкнулись с загадкой космоса.

- Туго же придется на обратном пути, - задумался Хоутон. - Сейчас оно помогает. Но когда мы полетим домой, оно станет встречным. Не скоро мы доберемся до Земли.

- А что помешает нам возвращаться другим маршрутом? - возразил Шелест. - Ведь когда гаянцы летели к нам, они не встречались с этим явлением! Если оно, как предполагает Глебов, узкое течение пространства, то мы можем возвращаться обходным путем, не попадая в него!

Разговор закончился на палубе звездолета: нам захотелось еще раз встретиться с космосом, будто он мог подсказать разгадку тайны нашей скорости.

Шелест и Хоутон сидели в креслах, думая каждый о своем, а я наблюдал за Глебовым.

Евгений Николаевич стоял на носу звездолета, скрестив руки на груди, и сосредоточенно всматривался в чрево Галактики.

«Почему мое мышление, - подумал я, - не выходит из круга аксиом, не отрывается от уже изученного и открытого другими, а он устремляется в первобытный лес фактов, прокладывает свои тропинки?»

Почему?

Таким вот - стоящим на носу звездолета, с руками, скрещенными на груди, смело смотрящим в лицо Вселенной - я запомнил Евгения Николаевича Глебова на всю жизнь…

Глава четвертая

ГАЯНА!

1

Мы приближаемся к планетной системе звезды № 13 созвездия Ориона, которую сами гаянцы называют Фело. Вокруг нее вращается Гаяна.

Связь установлена…

Мне трудно описать эффект, вызванный нашим появлением в космосе. Читатель, наделенный даже сотой долей хоутоновского воображения, как-то сможет представить себе, что творилось на планете, когда гаянские радиостанции космического наблюдения поймали наши позывные и первые слова гостей с неизвестной им планеты… говоривших на чистейшем гаянском языке!

- Все равно, - уверял Боб, - что познакомиться с осьминогом, сочиняющим трактат о теории относительности на японском языке!

Поскольку в нашем экипаже лучше всех освоил гаянский язык Боб Хоутон, прирожденный полиглот, командир поручил ему вести связь с планетой, пока дело не коснется вопросов космонавтики.

Боб взялся горячо: он успевал рассказывать о Земле и печальном исходе гаянской экспедиции, достигшей острова Пито-Као, о нашем полете и каждом из нас.

Сильнейшее впечатление и на гаянцев и… на нас (как это ни удивительно!) произвела весть о космических струйных течениях. На них - понятно почему; оказывается, космические струйные течения совсем недавно были предсказаны кем-то из ученых Гаяны! А вот то, что и мы взволновались, требует пояснения.

Таким образом, не успели мы еще долететь до места, как уже началось взаимодействие опыта и науки наших двух планет!

Гаянцы временно запретили межпланетные полеты, чтобы не помешать нам, и запросили подробные сведения о звездолете. «Юрий Гагарин». К микрофону все чаще подходил Шелест.

Сперва они хотели сами завести нас на свой центральный космодром на Уэле, острове на Торо, - так назывался один из гаянских океанов, - но Шелест решил иначе.

- Мы выведем наш звездолет на орбиту, пересядем сами в шеер (маленький реактивный разведчик, самолетного типа), - объяснил он, - и войдем в вашу атмосферу аэродром вы нам укажете. А после вы заведете звездолет на Уэл, но уже без нас.

Гаянцы согласились: так меньше риска.

Шелест наладил телевизионную связь, и на центральном телеэкране появилось изображение молодой женщины…

Здесь я стану писать несколько медленнее, с большей тщательностью подбирая слова Напомню, что Гаяна очень походит на нашу Землю. И обликом, и своим климатом, и магнитным полем, но главное - там такие же люди.

Мы увидели на экране подвижную, веселую женщину с удлиненным лицом, медноволосую и белокожую. Высокий гладкий лоб. Густые брови изломлены посередине и будто удивленно приподняты к вискам. Золотистые глаза - таких я никогда не видел на Земле! - искрящиеся и умные. Тонкий ровный нос. Уши у нее раза вполтора длиннее, чем у землян, но общего приятного впечатления не портят.

Она понравилась нам с первого взгляда.

Наш бедный штурман, добровольно променявший любовь на звезды и ранее умудрявшийся с увлечением рассказывать о свойствах материи и возникновении миров первым красавицам Москвы, сейчас, на подходе к Гаяне, был, что называется, сражен волшебным видением, ионизирован, как, без сомнения, он охарактеризовал бы сам свое состояние, если бы мог глянуть на себя со стороны и сохранить объективность.

- Меня зовут Юль, - мягко произнесла женщина. - Мне поручено руководить приземлением шеера и посадкой звездолета. Давайте знакомиться…

Шелест включил телевизионный передатчик и представился, получив в награду серьезный, изучающий взгляд Юль.

Рыжая шевелюра Хоутона и его задорное, веснушчатое лицо воспринялись Юль как нечто весьма прозаическое.

Увидев мои почтенные седины, Юль сделала мне комплимент, заметив, что приятно видеть долгожителя в возрасте за 400-500 лет, запросто путешествующего в космосе.

Когда же я объяснил, что мне, по крайней мере, раз в десять меньше, Юль пробормотала извинение.

Потом мы объединенными усилиями подтащили к объективу телевизионного передатчика нашего штурмана.

- Это наш Звездолюб, - скороговоркой отрекомендовал командир, - штурман корабля Евгений Николаевич Глебов…

- Звездолюб? - отчетливо повторила Юль. - Красивое прозвище… Так это ты открыл «парадокс Глебова»?

Евгений Николаевич виновато кивнул.

- Поздравляю, - продолжала Юль, почему-то улыбаясь. - А кто ты по профессии?

- Астрофизик, - вынужден был ответить за товарища Боб.

- О, я тоже, - обрадовалась Юль. - Мы будем с тобой дружить… Я предсказала возможность космических струйных течений, а ты, ани, открыл их. Я верно сказала?

- Даже очень! - торопливо ответил Боб.

- Принимай условия посадки, Звездолюб, - сказала Юль.

- Разреши, Юль, мне самому заняться сейчас делом, - решительно произнес Шелест, выступив вперед.

- Хорошо, - одобрила Юль, видимо, оценив состояние штурмана. - Командир, ты будешь садиться на аэродроме Тиунэлы. Вот как он выглядит…

2

Выстреленный катапультой, наш шеер отделился от корпуса звездолета и под углом градусов пятьдесят устремился к Гаяне. Шелест сидел на левом пилотском кресле, я - на правом.

Над нами уже голубел космос с яркими звездами и жгучим солнцем, а внизу сквозь вуаль атмосферы и дырявое и пухлое одеяло облаков виднелась поверхность планеты.

Постепенно гася скорость, мы с Шелестом уменьшили угол планирования и стали погружаться в атмосферу Гаяны. Раскаленный трением воздух казался светящимся, особенно на ночной, теневой стороне планеты. На высоте двадцать километров мы сбавили скорость всего до тысячи километров в час и, в точности выполняя команды, подаваемые Юль, направились к главному аэродрому Тиунэлы…

Шеер вел себя послушно в незнакомом воздухе, как бы сразу привыкнув к нему. В районе, где находилась столица планеты - Тиунэла, нас встретил грозовой фронт.

Мы прошли его верхом, а когда до аэропорта осталось не более двухсот километров и нам разрешили снижение до тысячи метров - такова высота малого круга для скоростных самолетов на всех аэродромах Гаяны, мы пробились сквозь 6-7-балльную кучевую облачность и испытали болтанку, какую не раз встречали летом в районе Ставрополя, Астрахани или на участке Актюбинск-Джусалы-Ташкент, у нас на Земле.