Страница 32 из 53
– Конечно же, неправильная, господа научные горемыки! – топнул рефлектором по земле Елпидифор, нечаянно наступив на тщательно замаскированную колдуньей окрест яблони магическую ловушку. В ту же минуту невероятной толщины дубина сорвалась с соседней сосны, за считаные доли мгновенья набрала бешеную скорость, взяв курс на голову Елпидифора, но вместо того, чтобы всей своей торцовой частью размозжить храброму охотнику смекалистый котелок, так ощутимо ухнула оказавшегося на ее пути, раздухарившегося в экстазе Копушу по лбу, что бедняга от этого богатырского потрясения моментально ослеп на только было начавший приоткрываться третий глаз и потом еще долго не мог понять, в какую сторону надо смотреть двумя оставшимися глазами.
– Ой! – уважительно выказал сочувствие повредившемуся в зрении людоеду сердобольный лесник. – Как ваше плохое самочувствие?
– Спасибо, ничего, – промямлил в ответ Копуша, обратив свой взор вовнутрь, на черепно-мозговое затемнение, – теперь уже намного хуже.
– Эй, Копуша, – боязливо поинтересовался у приятеля Мелево, – ты еще живой или уже того?..
– А какая разница? – нащупав бельмами источник лунного света, иронично подытожил свои впечатления о сравнении двух миров продвинутый спирит и осторожно вернул заблудившиеся в глазницах зрачки на прежнее место между веками.
– Ага, значит, все в порядке, – успокоился Мелево.
– Замечательно, – порадовался за выздоровление собеседника оптимистичный Елпидифор. – Тогда я продолжу. На чем я, бишь, застопорился?
– На концептуальности, – напомнил Мелево.
– О, точно, концептуальность! Конечно же, она у вас неверная! И кто только нафаршировал вам затылки этакой схоластической пропагандой? Не иначе как ведьма Ягиня вас околпачила, на службе у которой вы – контрактники. Познайте, дорогие братья по разуму, что философия ваша, как и общая ваша действительность жизни, солипсическая и милитаристическая.
От подобных буквенных сочетаний злобные охранники ощутили в себе большое желудочно-кишечное расположение к жертве и изумленно сели в ряд послушать ее сообщение перед едой, а лесничий Елпидифор, словно горячий и бдительный борец с басмачами, давай им лечить вывих в мозгах.
– Вот вы вроде бы не чумородные бестолочи, а вполне эрудированные слои общества, – начал он их отесывать, – а той простой очевидности не разумеете, что вместе с продолжительностью человеческой участи вы глотаете и пережевываете и саму оную участь, заложенную в ген, то есть, по-другому сказать, – смерть. Сколько вы, говорите, употребили в пищу электоратных единиц, – 586 штук? Вот столько на вашу долю и выпадет смертельных неожиданностей. Притом учтите: не всем из проглоченных вами прохожих суждено было умереть в покойном горизонтальном одряхлении. Кому-то недоброхоты должны были засунуть паяльник в прямую кишку, кому-то заказано болтаться на виселице, кому-то – тонуть в болотной дряни, кому-то – нечаянно выпасть с самолета на неудобное дерево кактус, – постигаете, какое эксклюзивное начнется зрелище в час Страшного Суда с вашим главным участием? Да по сравнению с изложенной картиной знаменитое творение Уолта Диснея «Том и Джерри» с его утонченно-осатанелым содержанием для неуравновешенных архаровцев – тьфу! Я свою контрамарку на этот ваш цирк ни за какие пироги не променяю!
«Мама», – единовременно возникла схожая мысль у вурдалаков, однако критическая привычка взяла верх над кратким помешательством.
– Да, но до Страшного-то Суда с нами ничего некрологического не случится, – однобоко понимая идеологическую суть проблемы, пробубнил Копуша, – если только мы тобой сейчас закусим. Нам твоего числа как раз не хватает для полного счета. Авось переварим твои жилы и как-нибудь на Судилище откувыркаемся.
– Мы субъекты не особо-то и кровожадные, – утешительно поддакнул Мелево. – Ты думаешь, нам по вкусу человечье мясо? Как бы не так! Знаешь, в какой коллективно-бессознательный нокаут мы впадаем после того, как через силу напитаемся очередным гражданином! Но что поделать, уж больно хочется посмотреть земными глазами, когда накроется бордовой шляпой американский империализм, а это произойдет не раньше, чем наступит конец времен.
– Опять вы не внемлете ясным положениям, – толерантно сокрушился Елпидифор. – Как-нибудь откувыркаться на этом свете у вас не получится. Снова вы не учли тот неотъемлемый фактор, что съеденная вами демографическая порция в 586 душ переболела в детстве, болела в зрелости и должна будет заболеть к старости такими муками и казнями египетскими, какие вам в самых безнравственных мечтах не привидятся. Ну, допустим, что по отдельности вы не боитесь таких мелочей, как гепатит С, СПИД, икота, шизофрения, рак шейки матки, сибирская язва, хронический насморк, коровье бешенство и малоупотребительная слоновая болезнь, когда детородное устройство раздувается до масштабов орбитального комплекса, но если хотя бы половина перечисленного мной списка разом начнет в ваших организмах свое действие а капеллой в 586 ртов, целой лавиной голосов, представляете, какие танцы народов мира вы, корчась, напоследок изобразите, спасаясь от каторжных терзаний? И потом, кроме этих недомоганий прозорливые врачи третьего и последующих тысячелетий скоро изобретут еще десятка три дорогостоящих хворей, сыворотки от которых под силу будет купить только верховному главнокомандующему коммунистической республики Кубы, и то если он сдаст всю свою страну вместе с Карибским бассейном и Бермудским треугольником в руки иностранного капитала. Да с таким подбором наследственности, какой отложился в ваших печенках, вы не то что до Страшного Суда, вы и до шабашного праздника хеллоуина не дотянете.
«Мама», – вдругорядь екнуло у вурдалаков в мозгах, и на этот раз даже критическая привычка не выручила их от судорожного озноба, и аппетит полез наружу вслед за рефлексом тошноты.
– Что же нам делать, громила? – обернулся к приятелю по несчастью Копуша. – Ведьма-то нам ничего не объяснила про туберкулез и триппер.
– Неужто мы не затянем народно-освободительные гимны на закате Соединенных Штатов? – очертил проблему осунувшийся Мелево. – Егерь, научи, как же нам теперь дальше жить? Ощущаю я в своем желудке перемену экзистенциальной задачи. Не могу больше поглощать человечью ткань.
– Правильно, – откликнулся Копуша, – пошли блевать.
– Подожди, Копуша, – заметил Мелево, становясь в партер, – дай серьезность сформулировать. Егерь, покажи наглядно, как бы эдак перекроить наше житие, чтобы оно наполнилось смыслом, как акватория – жижей?
– Я тебе сейчас покажу, как, – забулькал полным ртом осовелый его друг, – тащи меня в кусты.
– Отодвинься от меня, пьянь возмутительная, – продолжил идеалист Мелево. – Учитель, – так окликнул лесника Елпидифора новообращенный вурдалак, слыша, что Копуша не может больше сдерживать свои духовные позывы, – гуру, равви лама савахфани, нищи, сиры и убоги стоим мы пред тобою в позе раков, захлебываясь в заблуждениях.
Учитель Елпидифор огляделся по сторонам, выискивая, к кому это с иноземной бранью обратился несчастный Мелево, но никого не встретил, а оратор тем временем развивал аргументацию:
– Поставь идеал, на какой теперь пристало нам с Копушей медитировать. Сомнение душит нам гортани, слезы радости изливаются из наших сердец. Направь реки нашего философского покаяния в верное русло, – провозгласил Мелево и вслед за Копушей открыл выход источнику своей души, бьющему из самых глубин его живота.
Страшные рык и смрад огласили притихшую ночную округу. Лесничему Елпидифору заложило нос и уши, и не дошло до его чувств пение механической птицы геликоптера, на которой ведьма Ягиня летела к себе в огород на прополку. Еще сверху увидала она скрещенные над опушкой лучи дигов, предъявляющие храброго лесничего Елпидифора в выразительном свете, услыхала нестерпимый вой своих стражей, отважных воителей со скукой и скепсисом, почуяла, что дело пахнет посягательством на собственность, и потому спикировала на своем недобитом аппарате прямо чуть ли не на танкистский шлем нашему герою.