Страница 12 из 64
Я не делился этим с моей супругой. Хоть она и знала, за кого выходит замуж, интерес, возникший в её примитивном мозгу, ограничивался рядом тупых, узких вопросов, касающихся лишь внешней стороны всего произошедшего со мной, и моё внутреннее состояние никогда не являлось предметом её размышлений, если она вообще была на них способна. Но я не винил её за это, ведь сам, целенаправленно выбрал себе в спутницы женщину, которая не станет задавать лишних вопросов о моём прошлом. Дети же мои вообще мною не интересовались, и мы с ними были чужды друг другу, как дальние родственники. Весь груз своих проблем я всё время нёс в одиночку и давно к этому привык.
Я остался один, и теперь моё горе было очевидным до неприличия. Мне почему-то резко захотелось, чтобы рядом появилась какая-нибудь заблудшая на этой вымершей планете душа, которой бы я мог доверить своё несчастье, высказаться и выплакаться о своей судьбе. Я отдал бы сейчас всё, чтобы вернуть жизнь того последнего человека и продлить её ещё хотя-бы на несколько часов.
Когда вокруг меня ещё жили люди, я пытался убежать от их общения и остаться наедине с собой, чтобы не впускать никого в свой мир. Сейчас же я остро почувствовал, как мне недостает подобного себе.
Сидя на растрескавшемся дне высохшей с годами Волги, я смотрел в пустоту, и эта пустота давила мне на перепонки своим зловещим звоном. Я чувствовал, что нигде вокруг нет ни единого живого звука, способного разорвать пустоту. Звучание же своего голоса я панически боялся услышать. Мне еще хотелось верить, что я умер вместе со всем живым на планете и больше не существую. Я надеялся, что сдохну с голоду, но вокруг моей сгнившей хижины продолжала расти трава, и это было насмешкой со стороны Всевышнего, когда все люди на земле умерли от истощения организма.
Я схватил в руки выцарапанные окровавленными пальцами комья земли и побежал навстречу пустынному горизонту, выгравированному на фоне серо-синего неба. Я не знал, куда хочу попасть, но страх, поселившийся в душе, нарастал всё сильнее с каждой секундой и гнал меня прочь от себя самого, страх заставлял действовать. Боязнь взглянуть внутрь себя и осознать всю серьёзность ситуации не давала мне стоять на месте в бездействии. Я уже не мог слушать это дикое молчание умершего мира, и топот собственных шагов давал мне призрачную надежду на то, что я разбужу что-то живое вокруг себя. Мой крик, в котором я выразил всю накопившуюся в душе за годы мучительной жизни боль, разорвал небо на клочки маленьких самостоятельных небес, сложившихся в моих глазах причудливой, отупляющей разум мозаикой.
Я ненавидел это проклятое небо за то, что под ним никого не осталось. Я бежал и поднимал вверх руки и грязно ругался в высоту, пытаясь увидеть в пустоте этой синевы хоть какой-то признак жизни. Я рыдал, глаза мои застилали слёзы невыразимого отчаяния, страха, беспомощности и горя. За что? Почему именно я? Почему именно мне было суждено пережить всех смертных на земле? Почему я не умер и со мной ни разу за всю мою жизнь ничего не случилось? За что я наказан этим безумным здоровьем? Это как пожизненное заключение, на которое тебя обрекла рука правосудия!
В какой-то момент я почувствовал, что под моей ногой ничего нет, и увидел глубокий ров под собой. Скорость, с которой я бежал, и слезы, застилавшие мои глаза, помешали мне увидеть впереди себя опасность. Я не был в здешних местах много лет, хотя они и находились недалеко от моей хижины, и не знал особенностей этой местности. Глубокое пустое ущелье позвало меня к себе звенящим гулом своих окаменевших стен… Черная безликая дыра, как конечная станция, к которой я всегда стремился, была очень близко от моего приближающегося тела.
Ничто не нарушило торжественную картину моей смерти. И только маленький сухой пучок торчавшей из треснувшей скалы травы упал вслед за мной навстречу долгожданному избавлению и завершил печальную историю моей земной жизни. В свой последний момент, умирая на камнях от обильной кровопотери, я понял, как страшны и нелепы эксперименты людей, пытающихся заглянуть в Вечность. Ведь эти вопросы не в их компетенции…
Кейс
Это желание созрело не в один миг. Оно сформировалось за годы моей жизни. Неосознанное стремление к чему-то, чего я никогда не имел, постепенно обрело чёткие формы: я решил, что должен стать богатым. В начале я представлял себя непременно в шикарной квартире, имеющим пару дорогих иномарок, счета в нескольких банках, на проценты от которых я безбедно живу. Целыми днями я мог сидеть на расшатанном стуле у окна и, придерживая его от падения одной ногой, строить свои воздушные замки, в которых я – очень влиятельный человек, незадумывающийся о том, где что-либо достать и на что это приобрести. Я чётко решил, что должен иметь столько денег, чтобы они не убывали в кошельке, на счёте в банке, и на них можно было бы приобрести всё, что душе угодно. Я думал об этом последние несколько лет, с тех пор, как остался один в коммунальной квартире после смерти своей матери, до этого содержавшей меня на свою пенсию. Мне было уже 30 лет, но я так и не мог найти подходящую для себя работу и жил на государственном обеспечении. Труд для меня никогда не представлял интереса, и любые активные действия только раздражали и вводили в депрессию. А работы, где не надо было ничего делать, я так и не нашёл, хотя представлял, что кто-то живёт именно так, имея большие деньги и ничего при этом не делая.
Целыми днями я ходил по городу, разглядывая цветные витрины с вещами и представляя, что все эти вещи принадлежат мне. Я мысленно расставлял их по своей квартире, пользовался ими, складывал у себя в шкафу. Вечерами я сидел на скамье возле своего дома и разглядывал проходящих людей, размышляя о том, сколько наличных лежит в их барсетке или сумочке и откуда они взялись. Потом все приобрело гораздо более серьёзные формы, когда все мои мысли сводились к представлению картин моей будущей сытой жизни. Я мечтал, в каких одеждах буду ходить, на каких машинах ездить, каких иметь женщин, какую недвижимость, и недвижимость в виде квартир и домов уже мало тешила мой требовательный мозг. Я решил, что создан для того, чтобы подчинить себе целые земли, где люди будут работать только на меня. Каждый раз предыдущие мысли уступали место вновь созревающим в моей голове, и мне казалось, что личный остров – это очень мало для такого честолюбивого человека, и тогда я приходил к выводу, что для удовлетворения своих амбиций мне нужен мир со всеми его бесчисленными богатствами. Я мысленно выстраивал улицы, города, государства, хозяином которых я непременно стану в ближайшем будущем; в своих фантазиях я разговаривал с подчинёнными мне людьми и перебирал гору камней, за которыми стояли космические суммы.
Я думал об этом настолько часто, что, можно сказать, других мыслей в моей голове и не было. Даже во сне я летал на собственных самолётах, плавал на личных кораблях, делал какие-то распоряжения своим подчинённым. В последствии навязчивая идея иметь всё переросла в такое состояние, когда мне стало противно входить в свою коммунальную квартиру, держаться за эти бедняцкие дверные ручки, вытирать ноги на драном коврике, есть из старой посуды, не менявшейся ещё со времён моей бабушки. Я брезгливо оглядывался вслед проходившим мимо меня бедно одетым людям, презирая их за то, что они не пытаются устроить себе состоятельную жизнь и тупо довольствуются тем, что имеют. Меня стали раздражать богатые люди, которые ездили мимо меня на своих дорогих машинах с толстыми лицами, заплывшими сытостью. Потом я начал презирать и их за то, что в недалеком будущем они так же станут ниже меня по своему социальному положению и не смогут достичь тех же высот.
Я был уверен, что непременно завладею тем, о чем мечтаю, однако ещё не знал, каким образом это ко мне придёт. Вариант работы исключался напрочь, вариант выиграть в лотерею отпал после того, как я распечатал последний приобретённый билет, но и он оказался несчастливым. Находясь в тяжелейшей депрессии, в один из дней я листал еженедельную газету с объявлениями, когда наткнулся на фото с изображением потомственной колдуньи, обещающей любому обратившемуся к ней человеку всё, что он пожелает: от безбедного существования до приворота любимых. И даже не дожидаясь утра, я с газетой в руках прибежал к стоящему в зарослях домику в дачном массиве, в котором жила колдунья и, припав к стене, стал покорно дожидаться рассвета. Через некоторое время, когда утро ещё не намекало о своём ближайшем приходе, я услышал скрип двери и увидел женщину, вышедшую из дома, к стене которого я стоял, прижавшись. Я был удивлен, ведь свет в доме не горел. Женщина позвала меня внутрь, и я, оглядываясь, вошёл в комнату, освещенную лампой, опять-таки с удивлением отметив, что с улицы данного света не было видно.