Профессор Желания

Вижу, мой собеседник раздухарился: орет во весь голос, размахивает руками, не обращая внимания на посетителей ресторана, изливает желчь — и откровенно упивается этим; теперь он разглагольствует о невероятной похотливости (известной, по его словам, всему Манхэттену) некоего «глубокоуважаемого профессора», который буквально раздраконил второй сборник Баумгартена в литературном приложении к «Таймс».

— Он утверждает, будто у меня нет души, нет культуры и, что хуже всего, отсутствует историческая перспектива. Как будто, вставляя очередной аспирантке, глубокоуважаемый профессор обретает тем самым историческую перспективу! Потому что таким, как он, мало просто-напросто ткнуться огромным носом в воняющую рыбой шизду, а потом отряхнуться и пойти прочь. Нет, ни за что, если ты культурный человек, воспитанный в общегуманистической традиции, то и в куннилингусе тебе подавай историческую перспективу!

До тех пор пока мы не успеваем управиться с подаваемым к чаю штруделем, он не прекращает (а когда прекращает-таки, то всего лишь на нынешний вечер) своих нападок на лицемерное, приторно-добродетельное и чрезвычайно утомительное племя литературных людей, воспитанных в общегуманистической традиции (а состоит это племя по преимуществу из критиков, обругавших его книги, и университетских коллег по кафедре литературного креатива), и, только покончив с чаем и резко сменив тон, приступает ко второй и последней из двух тем, занимающих его, я бы сказал, до одержимости. И многие из его «охотничьих рассказов» (а звучат они за десертом) не только находят в моей душе живой отклик, но и вызывают живые воспоминания о собственных успехах и неудачах на любовном поприще. Честно говоря, порой, заслушавшись очередным совершенно бесстыдным повествованием Баумгартена об утехах во всем их безграничном диапазоне, я думаю, что внимаю своему — пусть и несколько шаржированному — двойнику. Шаржированному, но более чем узнаваемому. Может быть, и сам Баумгартен смотрит на меня точно так же и этим объясняется его любопытство ко мне. Но если я и Баумгартен, то Баумгартен Прикованный, Баумгартен, Запертый в Собачью Конуру, Клингеризованный и Шёнбруннированный до полного подчинения; тогда как он Кипеш… о господи, что он за Кипеш! Радостно Скалящийся, Лязгающий Клыками, Бешено Ворочающий Языком, Сорвавшийся с Поводка и Убежавший в Ночь.

Ради чего я сижу здесь с ним? Убивая время, да, конечно же, убивая время и, может быть, время от времени убивая кое-что в себе самом? В присутствии жизнелюбивого и ненасытного Баумгартена не выгляжу ли я несколько фрустрированным, чтобы не сказать кастрированным, но если и кастрированным, то для моего же блага? Или я втайне надеюсь на то, что мой теперешний иммунитет иссякнет и мне вновь удастся подцепить ту же самую заразу? Взял ли я дело собственного исцеления целиком и полностью в свои руки или на смену ремиссии уже спешит рецидив и я готов плести нити заговора против всемогущего доктора Клингера и его у-томительных предписаний?

— Однажды вечером нынешней зимой, — начинает Бумгартен, краем глаза провожая круглую задницу рослой венгерской официантки, откомандированной нами на кухню за свежим чаем (ее туфли в прямо-таки больничных бахилах скользят по ковру), — пасся я в книжном магазине Марборо…

Я так и вижу его — наблюдал это десятки раз. Баумгартен: Есть у вас Гарди? П р о д а в щ и — ц а: Что? А, да. Баумгартен: «Тэсс из рода д’Эрбервиллей»? Продавщица (взглянув на обложку книги): Да, это она…

— …И разговорился с одной симпатичной краснощекой девицей, только что с поезда, из Вустера, где она навещала родителей. И вот, говорит она, в вагоне через два ряда от нее сидел парень, в костюме и галстуке, в плаще, сидел впереди через проход, но то и дело оглядывался на нее через плечо и под полой плаща дрочил. Я спрашиваю: «Ну и что ты сделала?» «А что мне было делать? — отвечает. — Поглядела ему прямо в глаза, а когда мы были уже на вокзале, подошла к нему и сказала: „Послушай, давай познакомимся, я не против"». Ну а он возьми да и припусти от нее как угорелый. А девица не отстает: шагает рядом и все пытается втолковать ему, что она отнюдь не шутит: ей понравилось, как он на нее поглядывал, ей пришлась по вкусу его смелость. Она была явно польщена реакцией парня на ее чары, однако тот поймал такси и умчался, прежде чем она успела втолковать ему, какую удачу он упускает. Так или иначе, мы с этой девицей, как говорится, поладили и отправились к ней домой через Ист-Ривер в одно из тамошних многоэтажных зданий. Едва мы очутились на квартире, она предложила мне полюбоваться видом на другой берег реки, показала, сколько у нее поваренных книг на кухне, а потом потребовала, чтобы я раздел ее и привязал к кровати. Ну ладно, я не имел дела с веревками, с тех пор как был бойскаутом, но как-то разобрался по ходу дела. У нее нашелся моток вощеной нитки для чистки зубов, Кипеш, метров десять, и я привязал ее к углам кровати за руки и за ноги, точь-в-точь, как ей хотелось, затратив на это в общей сложности сорок пять минут. И послушал бы ты только, как она визжала. И поглядел бы, как выглядела, войдя в самый раж. Смешанное, доложу я тебе, ощущение. Начинаешь понимать, почему таких, как она, боятся. Так или иначе, велит она мне достать из аптечки попперсы.[32] А там пусто, она их все уже израсходовала. Или, как она мне объяснила, кто-то из ее дружков всё стащил. Ну а я и говорю, что дома у меня есть немного кокса и, если ей хочется, я могу за ним слетать. Валяй, говорит, лети. Ну я и полетел. Но когда я уже вышел из дому и поймал такси мне вдруг пришло в голову, что я не знаю, как ее зовут, и, хоть убей, не помню, в какой из этих чертовых многоэтажек она живет… Парень, я почувствовал, что меня загнали в угол.

Он тянется двумя пальцами, большим и указательным, через весь столик за остатками штруделя у меня на тарелке и опрокидывает мне на колени стакан с водой рукавом своей армейской шинели. По какой-то загадочной причине Баумгартен всему предпочитает эту одежку и, принимая пищу, никогда ее не снимает. Должно быть, Джесси Джеймс[33] ее тоже не снимал.

— Ёбс! — весело восклицает он, заметив свою промашку, но, разумеется, это далеко не первый случай такого рода; строго говоря, из всех трехбуквенных слов именно «ёбс» вечно матерящийся Баумгартен и употребляет чаще всего, причем, как правило, именно при таких оказиях. — Прости, я нечаянно, — говорит он. — Как ты, нормально?

— Высохнет, — отвечаю я. — Рано или поздно все высыхает. Но продолжай. Как же ты все — таки поступил?

— А что мне было делать? Ровным счетом ничего. Я принялся бродить от одного дома к другому, читать таблички с фамилиями жильцов. Девицу звали Джейн, так она, во всяком случае, мне сказала, поэтому, едва завидев имя, начинающееся на «Дж», я начинал отчаянно названивать в домофон. Ее так и не разыскал, хотя кое-какие ответы показались мне многообещающими. И тут подошел охранник и спросил, а чего мне, собственно говоря, надо. Я сказал ему, что, должно быть, ошибся домом, но он препроводил меня на площадку между домами, чтобы посмотреть, куда я отправлюсь дальше, и я простоял там минуту — другую, делая вид, будто любуюсь луной, а потом просто-напросто убрался восвояси. И долго еще по дороге в университет ежедневно покупал «Дэйли ньюс». Несколько недель. Все искал заметку о том, что копы обнаружили женский труп, привязанный к кровати вощеной ниткой для чистки зубов, и что произошло это в пришедшем в упадок Ист-Сайде. Но в конце концов сдался. И вот, уже летом, выхожу я из кинотеатра на Восьмой и глядь! — в очереди за билетами на следующий сеанс стоит эта самая девица. Джейн — или как там ее на самом деле. И знаешь, чем она меня встречает? Насмешкой! Смотрит на меня, ухмыляется и говорит: «Ну ты и ездун!»

Скептически настроенный, я, пусть и посмеиваясь, вопрошаю:

— Неужели это правда?

— Знаешь, Дэйв, просто выйди на улицу и начни говорить «привет» незнакомым женщинам и сам поймешь: всё правда!

32

Попперсы — фармакологические секс-стимуляторы.

33

Джеймс, Джесси (Вудсон, 1847–1882) — знаменитый бандит, герой вестернов, баллад и преданий. Подростком воевал на стороне конфедератов. В 1866–1879 годах вместе с братом возглавлял банду, грабил банки и поезда. Застрелен бывшим сообщником, который стал полицейским агентом. (В 2007 году об этом сняли фильм «Как трусливый Роберт Форд убил Джесси Джеймса».)