Страница 25 из 33
Я в испуге посмотрел на нее.
— Извини.— Это все, что я смог сказать.— Мне очень жаль.
Я обнял ее. Гайдэ вздрогнула, взглянула на меня и подошла к двери.
— Я должна идти,— сдержанно произнесла она.
— Завтра...— спросил я.— Я увижу тебя?
— Ты знаешь в деревне развалины старой церкви?
— Большой базилики?
— Да Пусть снаряжение принесут туда, а я присоединюсь к тебе в полдень. Мы должны бежать до заката
Она поднесла мою руку к своим губам.
— И тогда, дорогой Байрон, мы должны молиться Свободе в надежде, что она улыбнется нам.
Она вновь поцеловала мою руку и отвернулась; прежде чем я успел обнять ее, она исчезла Я не последовал за ней — что я мог сказать ей, чем помочь? Вся моя усталость прошла. Над восточной грядой гор первые розовые лучи рассвета окрасили снежные вершины. Все трое ворот были открыты, и никто не пытался остановить меня, я достиг деревни незамеченным. Я привязал свою лошадь у дома Горгиу и вошел внутрь, зовя Петро. Маленький мальчик таращился на меня, сидя в углу комнаты. Его лицо выглядело бледным и изможденным от голода. Я предложил ему монетку, но он не пошевелился, даже не моргнул.
— Твой отец здесь? — спросил я.
Я подбрасывал монетку на ладони, и вдруг мальчишка метнулся через всю комнату и выхватил ее у меня. При этом он сильно поцарапал мне руку. Он мгновенно замер, глядя, как тоненькая струйка крови выступила из царапины. Я лизнул ее языком.>
— Так где твой отец? — вновь спросил я его.
Паренек продолжал смотреть на меня, затем попытался схватить меня за руку; я слегка шлепнул его по голове, но он, как мне показалось, готов был перегрызть мне горло, однако тут вошел Петро, закричал на мальчика, и тот убежал в глубину соседней комнаты.
Петро проводил его взглядом, затем повернулся ко мне.
— Мой господин? — обратился он ко мне.
Его голос звучал странно, почти отчужденно, но глаза горели прежним огнем. Я объяснил ему, зачем пришел. Петро кивнул и пообещал, что все будет готово.
— В старой базилике? — уточнил я.
Петро кивнул:
— В старой базилике. В дальнем углу, у разрушенной башни.
Я поблагодарил его за хлопоты, Петро холодно кивнул, что было несвойственно ему. Я спросил его, хорошо ли чувствует себя его отец.
— Очень хорошо,— пробормотал он.
Я видел, что он хочет остаться один.
— Ладно,— произнес я, поворачиваясь к двери.— Передавай ему привет от меня.
Петро снова кивнул, но не проронил ни слова, даже когда я сел на лошадь и поскакал по дороге. Петро наблюдал за мной, я почти чувствовал на себе его взгляд.
Я вспомнил, что Янакос был его братом. Узнал ли Петро правду? Я надеялся, что нет. Что может быть ужаснее, подумал я, чем видеть свою собственную плоть и кровь, превратившуюся в подобное существо? Лучше думать, что он умер. Но Гайдэ знала, жила рядом с этим созданием изо дня в день, она — женщина, гречанка, рабыня. Да, подумал я, в темнице пламя свободы горит ярче и свободный дух воспаряет ввысь, несмотря на тяжесть оков. Я молился Свободе, как Гайдэ просила меня, но образ этого божества имел лик моей возлюбленной.
Я проехал вниз по горной тропинке, чтобы увериться, что ничто не помешает нашему побегу. Все было чисто, далеко впереди виднелось небольшое темное облачко, но, кроме него, ничто не нарушало светлой небесной голубизны. Я взглянул на солнце. Оно было высоко над головой. Вот и полдень, подумал я. Я вернулся в деревню и подъехал к базилике. Я въехал через главный вход, внутри ничего не было, пустая оболочка; стук копыт моей лошади эхом отдавался среди развалин. Я сразу же увидел башню: пятнадцать—двадцать ступеней позади голого пустыря, усеянного галькой и заросшего сорняками, вели к тому месту, где раньше стоял алтарь. Но там не было ни души. Я достал свои часы. Двенадцати еще не было... Я подождал в тени башни, но так никто и не пришел; по мере того как проходили минуты, во мне начало нарастать беспокойство, и тишина, казалось, мерцала подобно зною перед моими глазами.
— Черт побери,— выругался я.— Даже снаряжения нет.
Я снова взобрался в седло и поскакал к дому Петро. Я постучал в дверь. Никто не отозвался. Я вошел внутрь и позвал Петро — ответа не было. Я в отчаянии посмотрел по сторонам. Неужели паша узнал про наши планы? Неужели Петро и его семья арестованы? Снаружи я нашел лошадь, привязанную к столбу, прекрасное животное, которое Петро, очевидно, купил на мои деньги. Я отвязал ее и отвел к башне базилики. Привязав лошадь в тени ступеней, я достал часы. Было почти два. Я быстро вскочил на своего коня и помчался вверх по дороге, ведущей к замку.
Там тоже было пусто. Все замерли, жара стала невыносимой-, она повисла в воздухе и над белыми вершинами гор. Перед тем как войти в замок, я обернулся: горизонт стал лиловым, и вдоль границ надвигающейся бури сверкали молнии. Нам нужно спешить, подумал я. Тьма, подобно крадущемуся хищнику, медленно надвигалась, чтобы поглотить солнце.
Я побежал по бесконечным пустым коридорам.
— Гайдэ! — кричал я.— Гайдэ!
Но я знал, что, сколько бы я ни кричал, никто не отзовется и каждая комната, каждый коридор так же пусты, как и остальные. Я понял, что я в лабиринте.
Я остановился, чтобы проверить пистолеты, и побежал дальше, выкрикивая имя Гайдэ до тех пор, пока отчаяние не схватило меня за горло и страх не парализовал меня, страх, которым, казалось, был пропитан воздух лабиринта, отравляя любого, кто отваживался войти в него. В сгущающихся вокруг тенях я по-прежнему не заметил ни шороха, ни какого-либо движения, как и в первое мое посещение лабиринта. Я обнаружил, что стою у мозаики с изображением дьявольской Мадонны с ребенком Христом. Пытаясь не смотреть на нее, я пробрался на ощупь в зал. Надо мной простирался гигантский купол, вокруг возвышались колонны и массивные стены подземелья. Я посмотрел на лестницы — они были пусты. Согбенных существ, которых я увидел тогда, на каменном полу тоже не было.
— Гайдэ! — прокричал я.— Гайдэ!
В отчаянии я смотрел на пирамиду огня, наблюдая, как огненные языки поднимаются к ее вершине. Мои плечи поникли, и я опустил взор. Взгляд мой приковала беседка в центре зала.
Я медленно взвел курок пистолета и, посмотрев в который раз по сторонам, медленно подошел к входу. Я вошел внутрь, остановился, подождал. Ничего не произошло, там не было тех ужасных тварей, не было никого, кто мог бы меня остановить. Я посмотрел вперед: ступени по-прежнему исчезали в темноте. Я начал спускаться вниз, с каждым шагом все крепче и крепче сжимая рукоять пистолета. Тьма была плотной, как затхлый воздух могилы. Я остановился, чтобы дать глазам привыкнуть, но у меня не было выбора, и в конце концов я вынужден был пробираться на ощупь.
— Подземный мир, милорд, только для мертвых.
Слова паши эхом отдавались в моих ушах. В этот самый момент я почувствовал что-то перед собой, поднял пистолет, глубоко вздохнул и снова опустил его. Я находился у двери; отомкнув задвижку, я открыл ее. За дверью была винтовая лестница, здесь было не так темно, мерцающий рубиново-красный свет освещал стены, расписанные фресками в арабском стиле на сюжеты библейской истории Адама и Евы. Но Ева, бледная, словно обескровленная, почему-то стояла в стороне, в то время как Адам лежал на руках другой женщины, которая пожирала его, а сама она, как заметил я, была похожа на женщину, чье изображение венчало купол беседки. Я прошел дальше, дрожащие тени на каменной кладке пола выросли и стали темно-красными, и я подумал, что если древние были правы, то я сейчас и вправду спускался в ад. Наконец я увидел, что ступени закончились, они привели меня к каменному склепу, и я осознал, что нахожусь так глубоко, куда не забредала еще ни одна живая душа, и что здесь покоятся только мертвые. Держа пистолет наготове, я вошел в склеп.
Лорд Байрон замолчал. Ребекка не проронила ни слова, не решаясь задать вопрос и нарушить тишину. Поэтому она сидела неподвижно, наблюдая за вампиром, который, казалось, отрешенно смотрел на что-то, что нашел много лет назад в склепе. Он в задумчивости поглаживал подбородок кончиками пальцев, и только в его глазах мелькали загадочные огоньки.