Страница 10 из 32
Гуманистический взгляд на риторику как на практическое искусство и одновременно философию, воздействующие на социальную практику, имеет вполне определенную связь с античной традицией, идущей от Исократа, Цицерона, Квинтилиана. Этот взгляд отстаивался уже на заре гуманизма Петраркой и Салютати (см. 25). С точки зрения Эразма и Мора, риторика приносит больше пользы, нежели диалектика, и в процессе познания, ибо правильно мыслить и хорошо говорить для гуманиста — понятия идентичные. Подчеркивая приоритет филологии по отношению к схоластической философии, гуманисты отстаивали определенную гносеологическую позицию. Окружающий мир воплощает в себе истину. Но обнаженную истину человек не видит. Риторика облекает истину в словесные одежды и дает возможность увидеть и познать ее. Для гуманиста, поклонника филологии, процесс познания истины через словесные искусства — это еще и наслаждение[16]. И роль риторики здесь также велика. Принося наслаждение, риторика побуждает людей к более активной мудрости, она дает особый стимул к добру и к просвещению человечества. Идея красоты и совершенства риторического искусства как источника познания и просвещения для общества, как средства укрепления и распространения этических ценностей составляет важнейший принцип гуманистической эстетики. Гуманистическая эстетика и сама филология гуманистов воплощали в себе новую форму идеологии, изнутри взрывавшей освященные веками традиционные схоластические представления о «царице наук» — теологии, которую эти деятели раннего буржуазного просвещения стремились использовать для пропаганды реформы общества.
Указанные идеологические принципы гуманизма были положены в основу известнейших литературных произведений, созданных накануне Реформации. М. Флейшер убедительно показал, как гуманистическая концепция риторического искусства реализуется в «Утопии», во многом объясняя литературную структуру этого шедевра (см. 80, 151). Мор как бы продолжает дело Эразма, который в «Похвале Глупости» столь же блестяще и оригинально использовал просветительские функции гуманистической риторики.
Оспаривая традиционный взгляд на диалектику и ее роль в тогдашней системе наук, Мор высказывал мысль, что сами по себе элементы диалектического искусства — тонкость анализа, строгость аргументации при доказательстве ни хороши, ни плохи. Они плохи тогда, когда превращаются в самоцель — «чистую логистику». В схоластической логике умозрительные определения слов не сообразуются с их общим употреблением и формальные правила часто оказываются не в ладах со здравым смыслом. Гуманист считал абсурдным стремление схоластов абсолютизировать диалектическое искусство, оторвать его от сферы позитивного знания, фиксируемого словесным искусством риторики. Для Мора диалектика была неотделима от риторики, так же как филология неотделима от конкретных наук. В своем понимании связи между риторикой и диалектикой он исходил из учения Аристотеля, заложившего основы риторики как науки.
Мор с горечью признавал, что по вине схоластов «в диалектику просочился вздор похуже, чем у софистов». Подлинного Аристотеля, который якобы «писал грубо», «усовершенствовали» с помощью «Малой логики» Петра Испанца. «Я совершенно уверен, — пишет гуманист, — что если бы Аристотель встал из могилы и поспорил с ними (схоластами. — И.О.), они бы его прекрасно завалили не только на софистике, но и на его собственной логике» (13, 38). В послании к Дорпу Мор приводит распространенный в то время набор схоластических нелепостей, которые служили в качестве примеров построения силлогизма при обучении диалектическому искусству в университетах. Варварская диалектика схоластов при помощи искусственных, нелепых силлогизмов уводит разум от понимания истинной природы вещей. Между тем «всякое правило надо выводить из самого смысла слова. Ибо если толкование правильно, то оно необходимо должно вытекать из самого предмета высказывания или из значения, присущего словам. Софисты своими хитростями в употреблении слов и своими обманами довели нас до того, что мы сами удивляемся, куда это мы забрели» (13, 40–41). Критикуя схоластическую логику, в частности известный учебник Петра Испанца «Summulae Logicales», известный также как «Малая логика», Мор ратовал за восстановление логики Аристотеля.
В противопоставлении схоластической диалектике риторики и грамматики проявилось важное своеобразие гуманистической концепции, всего гуманистического мировоззрения. Возражая против уничижительного отношения к понятию «грамматик», Эразм писал: «Нельзя отрицать, что Иероним, Амвросий и Августин, на чьем авторитете главным образом основана наша теологическая система, принадлежат к разряду грамматиков» (78, 2, 325). Эту же мысль повторял и Мор в полемике с Дорпом. В послании к Дорпу Мор приводит веские аргументы, обосновывая приоритет филологического знания для изучения теологии. По его мнению, такой тонкий филолог, как Эразм, только и достоин называться истинным теологом, так как он превосходно владеет древними языками и может квалифицированно судить об источниках христианской веры. Зато Альберт Великий или же современный Мору теолог Фома Каэтан для гуманиста не являются подлинными авторитетами. Ни тот, ни другой не знали греческого языка. Основываясь на одном диалектическом искусстве, они пытались толковать Аристотеля, не прочитав его в оригинале.
Подчеркивая решающее значение филологии для изучения «благородных наук», Мор утверждал, что без филологии, без знания древних языков нельзя успешно заниматься ни медициной, ни юриспруденцией. При этом он приводил в качестве примера своего друга и учителя Томаса Линакра. Именно будучи «грамматиком», т. е. в совершенстве владея греческим языком, этот ученый-медик смог правильно интерпретировать наследие великого Галена. По мнению гуманиста, филология не может быть отделена от логики, права, теологии, так как без нее невозможно говорить о серьезном изучении наследия древних. Изучать логику для Мора — это значит изучать подлинного Аристотеля, изучать право — это значит штудировать «Corpus Juris civilis», изучать риторику — значит читать Демосфена, Цицерона, Квинтилиана.
Гуманистам было свойственно критическое отношение не только к средневековой схоластике, но и к сочинениям отцов церкви, к философскому наследию античности. Из идейного наследия своих предшественников они брали только то, что представлялось им полезным для дела реформы общества. Даже тогда, когда Колет, Мор и Эразм ратуют за восстановление в обществе христианской справедливости и призывают жить по Евангелию, они вкладывают в это свой, особый смысл, допуская отступление от средневековой христианской традиции, санкционировавшей существующие социальные отношения и призывавшей праведников уйти от мира. Для гуманистов проповедь ухода от мира была неприемлема.
Критический подход проявляется и в гуманистической оценке этических концепций эпикурейцев и стоиков. Для Мора и его друзей-гуманистов, в частности, были совершенно чужды такие черты стоической философии, как приверженность к созерцательной жизни и равнодушие к мирским заботам. Подтверждение тому мы находим и в «Утопии», и в сочинениях Эразма — «Похвала Глупости», «Жалоба мира», «Кинжал христианского воина», «Наставление христианскому государю» и др. Мор и Эразм, как и их наставник Колет, отдавали явное предпочтение активной гражданской жизни перед созерцательной жизнью мудрецов-отшельников. Мудрость ради нее самой, не приносящая пользы обществу, — такая мудрость в понимании гуманиста сродни глупости.
Таким образом, полемика гуманистов против схоластики, отрицание значения схоластической диалектики и противопоставление ей риторики были одушевлены гуманистической программой реформы. Путь к исправлению социальной несправедливости гуманисты видели прежде всего в изменении традиционной схоластической системы образования и воспитания.
Существенная особенность мировоззрения Мора — гражданственность, провозглашение идеала служения общему благу. Таков, в частности, смысл «Утопии». Равенство прав всех на материальные блага сочетается с обязанностью каждого трудиться ради всего общества. Подобная постановка вопроса полностью исключала социально-индифферентное благочестие ради личного спасения. Однако в полном противоречии с гуманистическим идеалом справедливого общества был предлагаемый ими метод достижения этой цели. Ибо носителями предполагаемой реформы, по мысли гуманистов, должны были стать наиболее просвещенные представители правящей элиты. Ведь именно к сильным мира сего в первую очередь взывает гуманистическая риторика. Отчасти этим объясняется, что и «Похвала Глупости» и «Утопия» были написаны по-латыни и не предназначались для простого народа. В этом противоречии сказывался неизбежный разрыв между радикальной критикой общественных пороков, гуманистическим идеалом и реальной политической позицией мыслителей, отнюдь не предполагавших апеллировать к народным массам. Социально-политическая ограниченность гуманизма как ранней формы буржуазного просвещения проявилась здесь со всей определенностью.
16
На Эразма и его окружение несомненно повлияли труды Лоренцо Валлы, сыгравшего важную роль в борьбе против формализма схоластической науки.