Расплата

Он неторопливо шел мимо расположившихся бок о бок лавок оптовых торговцев одеждой, обходя вешалки с товаром, которые катили субтильные нелегалы-бангладешцы, в поте лица зарабатывавшие себе на жизнь в подвалах фирм-кровососов. Сами же владельцы этих фирм дышали свежим воздухом у входов в демонстрационные залы, с гордостью поглядывая на пояса из крокодиловой кожи, стягивавшие их жирные животы, и на свои золотые медальоны и плоские наручные часы, сверкавшие на солнце.

Рядом, на лестницах и в подворотнях, толпились, весело болтая, проститутки-африканки в шортах и теннисках, открывавших всем взорам их роскошные груди и бедра, медоволицые арабки и француженки, одни бесстыжие и веселые, другие унылые и раздражительные. Зорко скользнув глазами по фигуре Билла, девицы быстро поняли, что не интересуют его, и без всякой обиды отвернулись в поисках следующего возможного клиента. А Билл даже и не заметил их, он напряженно смотрел вперед — не маячит ли где полицейский или местный осведомитель, весело болтающий с девками.

В нижней части улицы, вблизи от дома, адрес которого дал ему Лантье, не было видно ни одной проститутки, словно какой-то невидимый барьер, отделявший верхнюю часть Сен-Дени от нижней, не пускал их сюда. Здесь секс не выпирал наружу, но стоил дешевле, и это устраивало клиентуру, терявшую голову при виде женской юбки. Билл повернул на юг, прошел мимо видеосалонов, нескольких ресторанов и сомнительных баров, завсегдатаям которых нравился порядок, поддерживаемый на улице картелями сутенеров.

Вот наконец и этот дом — украшенный белыми изразцами мексиканский ресторан, в котором он некогда часто обедал. Держал этот ресторан знаменитый, но уже давно не снимавшийся киноактер. Билл остановился перед ярко освещенной витриной, словно от нечего делать, изучил фотографии и написанную по трафарету зазывную рекламу. Минуту или две он помешкал, будто в нерешительности, потом заплатил тридцать франков кассирше, отодвинул грязную плюшевую штору и вошел в помещение.

Постоял, пока глаза не привыкли к полумраку, осмотрелся. Прямо перед ним тянулся ряд кабинок размером с телефонную будку, двери открыты, в каждой к стенке привинчено деревянное сиденье, в глубине — заслонка, закрывающая двадцатисантиметровое отверстие, рядом — счетчик с предварительной оплатой. Слева стоял, прислонившись к стене, мускулистый парень в тенниске и наблюдал за ним с презрительным равнодушием. Билл кивнул ему, ухмыльнулся, вошел в кабинку и закрыл за собой дверь. Вверху зажглась маленькая, как в детском ночничке, лампочка, света она давала ровно столько, чтобы различить пятна на выщербленном полу. Билл сморщился, достал из кармана двадцать франков и бросил монеты в щель счетчика. Свет погас, и он остался в кромешной тьме. Мгновение спустя с шумом распахнулась заслонка, и из прямоугольного отверстия полился свет. За грязным стеклом медленно вращалась маленькая круглая платформа. На нее взошла крупная женщина с обесцвеченными волосами и черными точками угрей вокруг носа и начала медленно, словно в летаргическом сне, танцевать под какую-то скрипучую музыку. Через несколько секунд она, видимо, решила, что зритель уже достаточно воспламенился, расстегнула лифчик, и он упал к ее ногам. Женщина неуклюже повернулась на каблуке, показав свои маленькие дряблые груди, в следующий момент появился мужчина в костюме, пониже ее ростом, и начался парный танец. Это была вялая пародия на чувственность. Его руки гладили тело женщины, стискивали ее маленькие груди с такой силой, словно он выжимал белье. Билл отвернулся и смотрел в темноту, пока не закрылась заслонка и не загорелся верхний свет. Он изобразил на лице удовлетворение, будто бы полученное от зрелища, и вышел из кабинки.

Миновав стоявшего у стены юнца и раздвинув на своем пути несколько штор, он оказался в длинном узком зале. Вдоль стен стояли невысокие, по пояс, стеллажи, а в глубине виднелась застекленная витрина. Еще один мускулистый юнец с гладкой прической «лошадиный хвост», примостившись у витрины на высоком табурете, разглядывал выставленные перед ним под стеклом муляжи мужских и женских половых органов, противозачаточные таблетки. За его спиной виднелась полускрытая красными потертыми шторами дверь с табличкой, на которой от руки было написано: «Уединение».

Два других посетителя, поглощенные своими собственными ощущениями, сосредоточенно перелистывали журналы. Правила этикета здесь, наверное, такие же, как в общественных уборных, подумал Билл, стал между ними и взял с полки тонкий журнал. Уныло переворачивая страницы, захватанные чужими грязными руками, он прошел вдоль стеллажа, направляясь к сидевшему у витрины служителю. За это время он с отвращением ознакомился с самыми мерзкими проявлениями мужских страстей. На фотографиях он видел женщин, завернутых в пленку, женщин в латексовых и кожаных оболочках, связанных и усмиренных женщин, женщин, которых оскорбляют, обижают, мучают все, начиная от тайно злорадствующих мужчин и кончая рогатым скотом. Для полного удовольствия посетителей целая полка была забита журналами с фотографиями, на которых было представлено скотоложство во всех видах. Билл узнал одного из совокупляющихся со скотом мужчин: на фотографии в другом журнале он же избивал обнаженную женщину отрезком колючей проволоки. Такая универсальность исполнителей способствовала, видно, сокращению расходов издателей.

Когда он приблизился к концу стеллажа, его пальцы были грязными от типографской краски, а на душе черным-черно. Вдруг послышались громкие голоса, и он машинально повернул голову к витрине. Штора отдернулась, и в зал вошел широкогрудый коротышка. Одет он был в дорогой костюм свободного покроя с двубортным пиджаком, который отлично смотрелся бы на высоком стройном мужчине, на которого модельер, видно, и шил его, коренастая же фигура в дверях выглядела как наспех упакованная подарочная коробка. Он повернулся к служителю и что-то сказал ему на французском сленге, тот хихикнул. Билл спрятался за стеллажами, он узнал это лицо. Ошибки быть не могло, эти мерзкие, злобные черты он видел на фотографии, которую дал ему Лантье, она лежала в кармане его рубашки.

За спиной снова послышался смех служителя. Билл оглянулся: коротышка держал служителя за горло и тряс его. Казалось, они весело играли в удушение. Потом он отвел руку и, оскалившись, изо всех сил треснул служителя по щеке. Голова парня дернулась в сторону, и в этот короткий момент Билл увидел, как в его глазах сверкнула обида, а коротышка повернулся и, нагло ухмыляясь, вальяжной походкой направился к выходу.

Билл не спеша подошел к помрачневшему служителю и протянул ему пачку порнухи. Парень сказал ему, сколько все это стоит, и он расплатился, даже не выразив своего изумления, как много с него слупили. Сумку для покупок и не подумали предложить, и он вдруг понял, что покупатели такой дряни уже ничего не стыдятся.

Любители детской порнографии или люди, совокупляющиеся с собаками, не считают себя извращенцами. Это тех, других, следует наказывать, а они — вполне нормальные люди, правда, любят кровавые зрелища, крутые диверсии, особенно если при этом вываливаются кишки… Билл засунул журналы в карман куртки и вышел из магазина.

Коротышки нигде не было видно. Билл оглянулся. Нет, скучающая кассирша даже и не посмотрела в его сторону, и он побежал к ближнему углу. БМВ цвета металлической бронзы как раз выезжал с находившейся в нескольких метрах от него стоянки, на ветру развевались квитанции уплаты за парковку, прижатые дворниками к ветровому стеклу. Билл отвернулся и в стекле витрины закусочной увидел, как машина проехала мимо него, продвигаясь очень осторожно, чтобы не задеть туристов, заполонивших мостовую.

Билл шел за машиной, пока она не свернула на Севастопольский бульвар. Там машина набрала скорость, но загорелся красный свет светофора, и она, проехав метров сорок, остановилась на перекрестке. Когда загорелся зеленый свет, Билл уже сидел в такси, благодаря Бога, что на дворе август и светит солнце: вот если бы шел дождь, БМВ успел бы выехать из Парижа и уже мчался бы на Ривьеру, а он бы все ловил и ловил такси.