Расплата

Он повел Билла по узкому коридору, образованному букетами цветов, туда, где в центре комнаты, освещенной двумя лампами под колпаками, стоял на козлах открытый гроб. Приблизившись к нему, Билл увидел, что это был простой ящик, сбитый из грубо оструганных досок, ничем не отличавшийся от упаковочного. Внутри не было никакой обивки — ни стеганого атласа, ни даже жалкого подобия постельного полотна, употребляемого провинциальными гробовщиками. Тело Ахмеда было обернуто в пелены из простого белого хлопчатобумажного материала, так, что были хорошо видны его очертания.

Билл молча стоял, поддерживая Сиди Бея. Господи, как же не соответствует этот простой гроб великолепию венков, ошеломленно думал Билл, как много их пышность говорит о тех, кто их прислал, и как мало о покойном. Проведенные во Вьетнаме годы выветрили из его сознания само понятие о таинстве смерти. Мучительная и преждевременная или безболезненная и своевременная, она была будничным и неизбежным событием. Горе и печаль несла она с собой, и это было естественно. Но при чем здесь цветы? Возможно, мусульманский обычай ближе к истине. Покойников обертывают в пелены и погребают. Просто и быстро. Три дня их оплакивают, а потом живые возвращаются к своим обязанностям.

Сиди Бей мягко, но настойчиво подталкивал его к гробу, стоявшему под углом к двери, а изголовье было сориентировано через угол комнаты на Мекку, лежащую, как было известно Биллу, в трех тысячах миль отсюда.

Он увидел темные влажные пятна под гробом, испугался и отпрянул, но потом понял, что это была простая вода, и успокоился. Лишь совсем недавно тело отдали семье. Исламский обычай требует, чтобы покойников обмывали мужчины, но Сиди Бей болен и немощен, и поэтому печальный обряд выполнили профессиональные обмывальщики, те самые мрачного вида мужчины, с которыми Билл столкнулся на лестнице.

И снова Сиди Бей, подталкивая Билла к гробу, заставил его вернуться мыслями к усопшему. Тяжело опираясь на Билла, старик наклонился над закрытым пеленой лицом Ахмеда и, взявшись за угол, медленно, осторожно отвернул ткань.

Билл снова отпрянул, из его груди невольно вырвался стон. Старик разжал руку и, опираясь на угол гроба, внимательно вглядывался в искаженное лицо Билла. Слезы текли по его костлявым скулам.

— Посмотрите на него, Уильям. Пожалуйста.

Сжав зубы, Билл сделал полшага вперед, наклонился, его глаза не отрываясь смотрели на Ахмеда, а рука легла на плечи Сиди Бея.

— Ох, Господи, Сиди Бей, — прошептал он, прижимая к себе старика.

Он не узнавал это знакомое ему до последней черточки лицо. Там, где когда-то был изящный нос, осталось гладкое пустое место, которому не было названия. Брови тоже обезображены. В полумраке он видел тени, отбрасываемые расщепленными и снова соединенными под углом костями. Это напоминало зубья плохо разведенной пилы. Лицо и голова утратили свою прижизненную красоту, черты было невозможно рассмотреть, их будто присыпали опилками. И тут его пронзила одна мысль, от нее бросило в дрожь, он заскрипел зубами. Не исключено, что голова чем-то набита. Когда, упав с такой ужасной высоты, Ахмед ударился о землю, череп раскололся и из него во все стороны брызнул мозг. Лицо Билла как-то сразу осунулось, он взглянул на Сиди Бея. Старик, беззвучно плача, пристально смотрел на него. И так, погруженные каждый в свои переживания, они какое-то мгновение глядели друг на друга. В глазах Билла снова вспыхнул огонь, он судорожно сглотнул.

— Пойдемте, Сиди Бей.

Наклонился, высвободил край пелены из руки Сиди Бея, с нежностью, но поспешно прикрыл лицо покойника, повернулся и буквально вынес умирающего старика из комнаты.

Кельтум стремительно бросилась им навстречу. Глаза ее сверкнули, она вырвала отца из рук Билла. Он не противился и, освободившись от ноши, плотно закрыл дверь спальни и долго смотрел, как Кельтум, ласково уговаривая старика, вела его к дивану. Неизъяснимая нежность сквозила в каждом ее движении, любовь слышалась в словах, которые она шептала отцу. Когда она укрывала пледом ноги старика, Билл нерешительно приблизился к ним.

— Сиди Бей, я думаю, мне лучше уйти. Вам нужно отдохнуть. — Он бросил быстрый взгляд на Кельтум и печально улыбнулся. — Кельтум лучше позаботится о вас, чем я.

Девушка взглянула на него, какое-то замешательство мелькнуло в ее взоре, но затем быстро отвернулась, похоже, на мгновение она вдруг почувствовала себя виноватой.

Сиди Бей приподнялся на локте, мягко отстранив встревоженную Кельтум.

— Нет, Уильям. Подойдите ко мне, пожалуйста, — прошептал он, задыхаясь от нахлынувшего приступа боли.

Билл взглянул на Кельтум. Она сжала губы, но не хотела противоречить отцу. Билл пожал плечами и совсем близко подошел к Сиди Бею. Старик пошевелил пальцами, прося его нагнуться, и долгим взглядом посмотрел на дочь. Недовольно надув губы, девушка повернулась и вышла на кухню.

— Уильям. — Голос звучал так слабо, что Биллу пришлось присесть на корточки, его лицо было в нескольких сантиметрах от губ Сиди Бея. — Уильям, у меня к вам просьба. Окажите мне одну услугу.

Билл кивнул головой, внимательно глядя на измученное лицо старика.

— Говорите, Сиди Бей.

— Уильям, сделайте это для меня. Я хочу знать, почему умер мой сын.

— Вы не верите, что он покончил жизнь самоубийством? — нахмурился Билл.

— Верю, — с неожиданной энергией покачал головой Сиди Бей. — Люди все это видели. Но я хочу знать почему. Вы меня понимаете? — Его пальцы вцепились в рукав Билла. — Ох, Билл, — продолжал он, слезы опять потекли по его щекам. — Я умру через пару недель, а может быть, и раньше, но я непременно хочу это узнать. Он был моим единственным сыном, Уильям. Я желаю знать, почему он наложил на себя руки. Я желаю, мне необходимо знать, что привело его к этому. Вы понимаете меня?

— Я понимаю вас, старина, — кивнул Билл, закусив нижнюю губу. — Но что я могу сделать? Это дело должна расследовать полиция. Они ведь не сомневаются, что произошло самоубийство?

Сиди Бей снова энергично покачал головой и, держась за рукав Билла, приподнялся еще выше. Его лицо теперь почти касалось лица Билла…

— Нет, разумеется, нет. И я тоже. Но если в деле нет преступления, полиция теряет к нему всякий интерес. А я не полиция, Уильям, я отец. Мне необходимо знать, почему он это сделал. — Невыразимо печальная улыбка тронула губы старика. — Я только хочу понять. Вот и все.

Боль застыла в его глазах. Билл помог ему опуститься на подушки. Старик лежал неподвижно, его прекрасные глаза умоляюще смотрели на Билла.

И Билл пристально вглядывался в старика, голова его шла кругом. Пронзительный, полный смертельной муки голос Ахмеда, услышанный им с ленты, звучал в ушах, усиливался, оглушал, забивал все другие звуки. Билл на мгновение зажмурился, пытаясь избавиться от этого голоса.

— Послушайте, Сиди Бей, — прошептал он, — мне и в самом деле лучше уйти. Вам нужно отдохнуть. Поговорим об этом завтра.

Сиди Бей кивнул и, не открывая глаз, вздохнул. Его пальцы чуть разжались, Билл высвободил свой рукав и поднялся. Он не заметил, как приблизилась взволнованная мадам Бенгана. Билл обнял ее и крепко прижал к себе.

— Простите, я утомил его. Он уснул. Я приду к вам завтра.

Она прильнула к нему, словно боялась выпустить, словно душа ее мужа могла покинуть дом вместе с Биллом.

— Да, до свидания. До завтра, — наконец проговорила она застенчиво, с заметным усилием эти несколько французских слов. На прощание он коснулся губами ее гладкой, мокрой от слез щеки и пошел к двери. В прихожей, держась рукой за замок, его ждала Кельтум.

— Что вам говорил отец?

Задетый резким тоном, он раздраженно посмотрел на нее.

— А вы разве не слышали?

Лицо девушки вспыхнуло, и это подтвердило его догадку, что она подслушивала.

Поколебавшись, он вздохнул и тихо сказал:

— Кельтум, ваш отец не приемлет и мысли, что Ахмед покончил с собой, потому что сам захотел этого. Вполне естественно. Он никак не может поверить, что такой преуспевающий человек, как ваш брат, был чем-то угнетен.