Расплата

— Благодарю вас за содержательную речь, Вадон. — Полуулыбка появилась на здоровой стороне лица президента. — Мы уяснили себе ваши взгляды на арабов. И на гомосексуалистов тоже, если на то пошло. А теперь давайте подумаем, что следует предпринять, чтобы двадцать пятого числа не повторились вчерашние безобразия. А то получится нехорошо. Пригласили израильского премьер-министра праздновать пятидесятилетие освобождения Франции от германского фашизма, а покажем ему уличные разборки наших собственных, доморощенных нацистов. Вы со мной согласны?

Яростью вспыхнуло лицо Вадона в ответ на высказанную президентом спокойным голосом язвительную иронию, но он сдержался и взял протянутое ему Фабром досье.

— Все подготовлено.

Вынул из папки лист бумаги с машинописным текстом, встал и начал читать:

— В течение последних пяти дней весь район Елисейских полей закрыт для проезда всех без исключения транспортных средств. Это было сделано без предупреждения.

— Кому вы это рассказываете! — проворчал кто-то из присутствующих. — Нам-то вы могли сообщить. Чтобы добраться до своего управления, я потерял целых два с половиной часа.

— Никого не предупреждали, — снисходительно усмехнулся Вадон. — Чтобы террористы не опередили нас и не натворили дел.

— Уж не думаете ли вы, что кто-то из нас является членом шайки террористов? — насмешливо поинтересовался тот же чиновник.

— Вы личный секретарь министра, — пристально посмотрел на него Вадон. — Но с точки зрения органов безопасности вы можете быть таким же террористом, как и всякий другой гражданин. Вы удовлетворены ответом? — Он снова заглянул в свои записи. — С тех пор пересекать заграждение разрешается только лицам, исполняющим служебные обязанности, по выданным мною или Фабром пропускам. И больше никому. Трибуны для зрителей строят небольшие бригады рабочих из провинции. Все они французы, среди них нет ни португальцев, ни испанцев, ни, разумеется, североафриканцев! Непарижане, прилежные рабочие, никогда не состоявшие ни в каких политических партиях. Я думаю, господа, мы можем доверять человеку, двадцать лет проработавшему на одном и том же строительном предприятии где-нибудь в предместье Бреста. Вряд ли он окажется скрытым фундаменталистом. Вы со мной согласны? — Вадон самодовольно улыбнулся слушателям, рассчитывая на их одобрение, он снова был на коне. — Каждый отсек трибун для официальных гостей будет иметь один-единственный пропускной пункт. Установим строжайший контроль, по принципу «пропуск на ладони». Трибуна для высокопоставленных гостей и членов правительства будет находиться в центре Елисейских полей, ее полностью закроют стеклом «зенит».

— А что это такое? — спросил кто-то из слушателей.

— Новый многослойный материал. — Лицо Вадона снова расцвело самодовольной улыбкой. — Разработан в военных лабораториях. Состоит из слоев стекла и специальной резины. Не буду утомлять вас техническими подробностями, скажу только, что нет на свете снаряда, который пробьет его, даже если стрелять из полевой артиллерии. Поистине, чего только не придумает человек…

В этот момент он чувствовал себя хозяином положения. Непринужденно подошел к украшенному резьбой мраморному камину и, помахивая досье, повернулся, положил согнутые в локтях руки на каминную доску, а каблуком оперся на решетку.

Президент бесстрастно наблюдал, как Вадон, словно заправский актер, тихим вибрирующим голосом распространяется о разработанных им мерах безопасности. Тщеславный, слабый, он быстро терял самообладание под напором оппонентов, но был непревзойденным краснобаем. Умница Потра проигрывал ему в обаянии и рядом с ним в самом деле казался неотесанным провинциалом, какового любил из себя разыгрывать.

— Ну а что вы скажете о нашем главном госте?

В то же мгновение Вадон запнулся и помрачнел.

— Мы сейчас ведем переговоры с израильтянами, но они не очень-то идут на уступки в этом вопросе. — Его большой рот скривился в горькой усмешке. — Вы же знаете, какие они несговорчивые, когда речь заходит о безопасности. Они даже настаивают, чтобы его охраняли их собственные агенты до самой последней минуты пребывания у нас. — Он отошел от камина и важно прошествовал по кабинету. — Мне абсолютно непонятно, каким образом мы, на их взгляд, должны организовать безопасность подобного мероприятия, если мы не знаем, когда и как прибудет гость. Сегодня днем я приму у себя посла и постараюсь внушить ему здравый взгляд на вещи.

— Желаю вам удачи, — прошептал президент, улыбаясь подвижной стороной лица. — Какова реакция населения? — спросил он, повернувшись к Потра. — Вряд ли кому понравится такой бедлам в течение целой недели.

— Хорошо, что немцы убрались из Парижа в августе! — пожал плечами премьер-министр. — В остальное время года даже перекрытие улиц на большей территории вряд ли помогло бы. Как бы то ни было, я уверен, что Вадону крепко достанется! — Он хрипло хохотнул и сразу же посерьезнел. — Таксисты, конечно, честят его на все корки, угрожают объявить «черепашью» забастовку. Но он, по-моему, принял правильное решение. В создавшихся условиях у него действительно не было выбора. И решение не допускать публику на Елисейские поля глазеть на военный парад тоже правильное. Не хватало еще, чтобы из толпы гусиным шагом вышли две сотни психов — членов Лиги национального спасения — и намалевали свастику на могиле Неизвестного солдата. — Он покачал головой и снова хохотнул. — Следующее. Ребята Бухилы, возможно, выйдут из трущоб и постараются, на нашу голову, взять реванш за Экс. Только на этот раз на глазах у сотни миллионов семей своих приспешников, рассеянных по всему свету! — Он тряхнул головой, а потом скорчил зверскую рожу Вадону и объявил: — Пусть они сидят по домам и смотрят телевизоры! В конце концов, разве мы живем не в таком веке, когда отражение ценится гораздо дороже реальности?

4

Билл ощупью нашел телефонный аппарат, поднял трубку, бессвязно поблагодарил разбудившую его дежурную и рывком встал с постели. Три часа дня. Он направился в ванную, с трудом переставляя ноги, чувствуя себя словно мертвец, чье тело после глубокой заморозки вновь возвращено к жизни стараниями врачей.

Полчаса спустя продолжительный душ, омлет и солидная порция кофе освежили его утомленный мозг. Он надел свежую рубашку и светло-коричневый летний костюм. После недолгого размышления порылся в ящике комода и извлек строгий темно-синий вязаный шелковый галстук. Было бы как-то легкомысленно явиться в гости к семейству Бенгана, опечаленному потерей Ахмеда и болезнью Сиди Бея, вырядившись, как на бал. Билл слегка ослабил узел галстука и вышел из квартиры.

В вестибюле сидело множество людей, в основном парочки в дорогих спортивных костюмах — богатые бездельники, не знавшие, как убить время. Группа бизнесменов трудилась над низкими столами, они жали на клавиши калькуляторов, обменивались короткими репликами. Несколько человек сидели в одиночестве. Три молодые привлекательные женщины, приняв скромные изящные позы, курили и разглядывали публику сквозь сигаретный дым. Билл улыбнулся в ответ на их вопрошающие улыбки, покачал головой, бросил ключ портье, который, по слухам, утраивал свое жалованье, обложив данью местных проституток, открыл стеклянную дверь и шагнул в гнетущую духоту парижской улицы. И в тот же момент из-за тропических растений вышел приземистый седовласый мужчина. Он бросил газету, которой прикрывался, и устремился вслед за Биллом.

Билл повернул на юг, в сторону от Елисейских полей и полицейских, бездельничавших возле ограждения, которым был перекрыт конец улицы. Через пару кварталов он остановил свободное такси и сел в него.

Не сводя глаз с такси, седовласый поднял руку и сделал кому-то знак. И тотчас же стоявший в отдалении бронзовый БМВ тронулся с места, подъехал к нему и остановился. Человек неторопливо открыл переднюю дверцу и сел рядом с водителем. Под ноги покатились, разбрызгивая по коврику остатки кока-колы, пустые жестяные банки, что весьма позабавило шофера. Седовласый с омерзением отшвырнул их ногой и повернулся к ухмылявшемуся водителю.