Инстинкт убийцы

— Давайте звоните своему декану, — кивнул ей Уилл.

Пока Уилл высвобождал свое тело из машины, Фейт успела поговорить с секретаршей декана. Закончив разговор, она тоже вышла из автомобиля и заперла дверцы.

— Декан Мартинес все еще совещается с юристом по телефону. Он хочет, чтобы мы обождали его здесь. Он присоединится к нам, как только закончит разговор. — Фейт указала на большое кирпичное четырехэтажное здание. — Это Гленн-холл. Тауэрс сразу за ним.

— Ведите, — кивнул Уилл и зашагал за ней, но шаги Фейт оказались значительно короче, и вскоре они уже шли рядом.

Со своими пятью футами восемью дюймами[6] Фейт никогда не считала себя коротышкой, но рядом с ним ощутила себя карлицей.

Занятия еще не закончились, и повсюду небольшими группками бродили студенты. Хотя Уилл оставался в жилете, она не скрывала его кобуру и пистолет. Фейт была одета в хлопчатобумажную блузку с короткими рукавами и легкие брюки, что с учетом более чем стоградусной жары было вполне разумно, но не могло скрыть золотой щит на ее левом бедре и пистолет на правом. Таким образом, появившись на аллее между Гленном и Тауэрс-холлом, они устроили настоящий переполох.

Тем не менее, шагая по университетскому городку и глядя на юные лица вокруг, Фейт вдруг поняла, как сильно ей хочется заниматься этим расследованием. Даже если не принимать во внимание то, что такой напарник, как Лео Доннелли, был очень и очень далек от ее идеала, Фейт не могла даже представить себя на месте матери, потерявшей ребенка. Беседа с Абигайль Кампано стала одним из самых трудных событий в ее жизни. Все, что могла припомнить несчастная мать, — это то, как она ссорилась с дочерью, и те ужасные вещи, которые они друг другу говорили. Тот факт, что ее дочь пропала, а не погибла, не делал ситуацию менее страшной. Фейт хотела сделать все от нее зависящее, чтобы помочь вернуть Эмму домой. Она испытывала необъяснимое желание дать Уиллу Тренту понять, что, несмотря на сегодняшние промахи, может быть ему полезна.

Для начала она рассказала ему то немногое, что ей было известно об этой части территории Теха.

— Это общежития первокурсников. Отдельно для девушек, отдельно для юношей. В них живет около шестисот человек. Они расположены ближе других общаг к стадиону, и тут всегда шумно. Мест для парковки первокурсникам отводится крайне мало, поэтому машины есть лишь у немногих. По крайней мере, на территории университетского городка.

Провалившись в скрытую в глубокой траве ямку, она стала смотреть под ноги, чтобы ненароком не получить травму.

— Что ты здесь делаешь?

Сначала она узнала кроссовки. Они были той же фирмы и того же цвета, что и обувь, которую она всего несколько часов назад видела на ногах Адама Хамфри. Из кроссовок торчали две тонкие, похожие на волосатые палки ноги. Шорты мешком висели на узких бедрах, открывая взгляду верхнюю часть трусов. Юноша был одет в порванную вылинявшую футболку, которую терпеть не мог его дядя, капитан Воздушных сил, с надписью «Нет крови в обмен на нефть!».

Задним числом Фейт ничуть не удивило то, что она столкнулась с Джереми, который жил в Гленн-холле на протяжении последних полутора недель. Хотя она совершенно точно знала, что сейчас ее сын должен находиться на занятиях. Она помогла ему составить расписание еще несколько недель назад.

Она так ему и сказала.

— Что случилось с введением в биомеханику?

— Нас отпустили, — огрызнулся он и повторил свой вопрос: — Что ты здесь делаешь?

Фейт покосилась на Уилла Трента, который с невозмутимым видом стоял рядом, и подумала, что у расследования, в ходе которого пострадала ее мать, были и свои плюсы. К примеру, для него не явилось неожиданностью то, что у тридцатитрехлетней женщины есть восемнадцатилетний сын.

— С одним из твоих сокурсников произошел несчастный случай, — ответил за нее Уилл.

Джереми был воспитан двумя поколениями полицейских. Он отлично знал их язык.

— Вы хотите сказать, что он умер?

Фейт никогда не лгала сыну.

— Да. Но пока это должно остаться между нами. Его звали Адам Хамфри. Ты его знал?

Джереми покачал головой.

— Он козлятник?

По какой-то загадочной причине обитатели Гленн-холла именовали себя этим титулом.

— Нет, — ответила она. — Он жил в Тауэрсе.

— Занятия только начались. Я еще никого не знаю, кроме пердунли. — Еще одно прозвище, на этот раз обозначающее его соседа по комнате. — Я могу о нем поспрашивать.

— Не стоит, — ответила Фейт, борясь с желанием протянуть руку и заправить ему прядь волос за ухо. Он перерос ее, когда ему исполнилось тринадцать. В тех немногих случаях, когда Джереми разрешал матери проявлять свои чувства в присутствии других людей, она была вынуждена приподниматься на цыпочки, чтобы поцеловать его в лоб. — Я загляну к тебе позже.

— Не надо. Тут и так все пускают слюни. МКХТ — это полное дерьмо.

— Не говори «дерьмо».

— Мам!

Она кивнула, соглашаясь и понимая причину его дискомфорта. Джереми поплелся дальше, волоча по траве новенький шестидесятидолларовый рюкзак.

Когда Фейт было шестнадцать, она повсюду таскала с собой годовалого сына, и люди часто принимали его за ее младшего братишку, чем неизменно вгоняли Фейт в краску. Когда ей было двадцать пять, она злобно ощетинивалась всякий раз, когда мужчины полагали, что возраст ее сына является точным мерилом ее распущенности. К тридцати годам она достаточно примирилась со своим прошлым, чтобы принимать его таким, как есть. Все совершают ошибки, и самым главным было то, что она любила своего сына. Ей пришлось нелегко, но присутствие Джереми позволяло ей спокойно сносить пристальные взгляды и явное неодобрение окружающих. К сожалению, их мир разлетелся вдребезги, когда в прошлом месяце на ознакомительной лекции для первокурсников один из соседей Джереми по общежитию заявил, едва увидев Фейт: «Слышь, мужик, сексуальная у тебя подружка!»

— Это Тауэрс? — поинтересовался Уилл, показывая на красное кирпичное здание напротив Гленн-холла.

— Да, — кивнула она, ведя его через пустой двор. — Когда я разговаривала с Мартинесом, деканом по делам студентов, он сказал, что соседа Адама по комнате зовут Харольд Нестор, но на занятиях он еще не появлялся. Мартинес говорит, что у него возникли какие-то семейные проблемы. Видимо, заболел кто-то из родителей. Очень сомнительно, что парнишка приступит к учебе.

— У Нестора есть ключ от комнаты?

— Нет. Насколько известно Мартинесу, Нестор ни разу не видел Адама.

— Надо будет это уточнить. У кого еще есть ключ от их комнаты?

— Если не ошибаюсь, общий ключ есть у охранников городка. Здесь нет комендантов, все держится на студенческом самоуправлении, но выборов еще не было.

Уилл дернул входную дверь. Она не поддалась.

Фейт указала на большую красную табличку, запрещающую впускать в общежитие незнакомых людей. Она напрочь забыла об этой детали.

— Без пропуска не войти.

— Ясно. — Уилл прижался лицом к стеклу, осматривая вестибюль. — Пусто.

— В бумажнике Адама пропуска не было.

Она оглядела двор, надеясь, что их выручит кто-нибудь из слоняющихся без дела студентов, но поблизости никого не было.

— Похоже, все же придется ждать Мартинеса и его юристов.

Уилл сунул руки в карманы и принялся изучать многочисленные объявления на двери. В дополнение к красной табличке была еще синяя, инструктирующая инвалидов о том, что следует нажать на кнопку на стене, чтобы получить доступ в здание, а также заламинированная зеленая страничка из блокнота, рекомендующая студентам в экстренных случаях звонить по указанным на ней номерам.

Уилл смотрел перед собой, сосредоточенно нахмурив лоб, как будто пытался открыть дверь посредством силы мысли.

После инцидента с мочой Фейт уже не пыталась его просчитать. Она подошла к переговорному устройству системы внутренней связи, рядом с которым висел указатель имен всех живущих в общежитии студентов. На кнопки кто-то наклеил листок с надписью «СЛОМАНО! НЕ ПРИКАСАТЬСЯ!». Она пробежала взглядом по списку. «Хамфри А.» значилось рядом с номером триста десять.

6

Около 170 см.